Разогнать кровь. Трое майдановцев об избиении в ночь на 30 ноября

Утро 30 ноября 2013 года. За последние девять дней ты привык смотреть ленту новостей сразу после пробуждения. Ты открываешь Facebook и не сразу понимаешь, что происходит. Вся твоя лента - в фотографиях луж крови на Майдане. Ты судорожно переходишь по первой попавшейся ссылке и читаешь: "Несколько сотен бойцов спецподразделения "Беркут" избили 30 студентов-активистов Евромайдана". Ищешь свитер и едешь в центр. То же самое сделают десятки тысяч людей в разных концах Киева.

30 ноября 2013 года. Именно этот момент многие считают точкой невозврата. Событием, после которого уже невозможно было делать вид, что в стране ничего не происходит. Три человека, которые были на Майдане той ночью, рассказали Фокусу, как разгон изменил не только страну, но и их жизни.

Владимир Дудок

54 года, Львов

- Я участвовал во всех революциях, которые были в Украине, кроме Налогового Майдана. Не потому, что я революционер. Просто мы все живем в болоте и периодически пытаемся из него выбраться. Революции всегда казались мне шансом выбраться из этого болота.

Я приехал из Львова на Евромайдан в первые дни вместе с двумя сыновьями. Одному тогда было почти 20, второму - почти 18. Днем мы проводили время на площади, а ночью ходили греться в кафе рядом. Потом это кафе стало штабом "титушек".

29 ноября я, как обычно, утром пришел на Майдан. Сразу заметил, что настроение там изменилось. Появились люди в балаклавах, они кричали: "Досить співати, пора воювати!". Мне это не понравилось. Было неспокойно, я почувствовал, что сегодня что-то может случиться. Я подумал, что власть явно ищет повод для разгона Майдана. А балаклавы и воинственные лозунги - чем не повод?

Когда днем к нам начали подходить медики и говорить, что им дали указание освобождать места в больницах для раненых, я понял, что дело - труба, и надо выгонять с Майдана сыновей и их друзей. Они сопротивлялись, как могли, но я сказал: вам здесь не место. Пусть бороться за правду приезжают ваши родители. Мы поскандалили, но я все же посадил их на поезд до Львова и вернулся на Майдан. Уже потом, ночью, когда меня бил по голове и спине какой-то беркутовец, несмотря на боль и страх, я радовался, что моих детей здесь нет.

Почему я не ушел сам, хотя знал, что будет разгон? Потому что я приехал в Киев, чтобы быть на этой революции до конца. Тем более, кто тогда мог подумать, что разгонять Майдан будут так жестко?

В 3:55 ночи я сидел в палатке для обогрева возле стелы на Майдане и разговаривал с какой-то женщиной. Все было тихо и даже сонно, но тут в палатку забежал парень. Он кричал: "На нас идет "Беркут"!" Помню, в тот момент я подумал: "Ну вот и началось".

Я выбежал из палатки, смотрю - со стороны Институтской очень много людей в черных касках. Помните, у них были такие блестящие каски? В темноте это выглядело очень страшно, они даже не были похожи на людей. От страха казалось, что их невозможно посчитать. Я посмотрел в другую сторону - а там под стелой стоят дети примерно такого же возраста, как мои. И рядом с ними - никого. Ни организаторов, ни депутатов.

Я не знал, что делать. Да и что там вообще можно было сделать? Подумал, что буду защищать детей, как смогу. Побежал к ним, встал на третью ступеньку под стелой. Помню, рядом со мной стоял парень из Винницы, его звали Иисус. Я надел медицинскую маску, а вторую дал ему. Вот и вся защита.

Не сговариваясь, мы взялись за руки и начали петь гимн. Пели и смотрели, как "Беркут" подходит все ближе. В такие моменты в тебе нет даже страха. Ты весь - одно сплошное напряженное ожидание неизбежного.

Помню, как беркутовцы подошли вплотную и начали бить всех подряд дубинками. Это было какое-то месиво. Я даже не думал просить их остановиться, потому что просить можно людей. Разве они были людьми?

Передо мной упал какой-то мальчик. Такой худой, маленький. Я пытался оттащить его в сторону, чтобы не затоптали, но меня скрутили и поволокли в автозак.

Я не собираюсь никому ничего прощать даже теперь, спустя два года. Если вы думаете, что хоть что-то может оправдать людей, которые били до полусмерти безоружных детей, вы ошибаетесь. Все они - подонки. Сейчас они прикрываются тем, что воюют в зоне АТО. Но разве это искупает их вину? Там, в Донбассе, они могут делать то же, что и на Майдане. Я считаю, что этим людям вообще нельзя давать в руки оружие. Если они все осознали и хотят измениться, пусть занимаются работой, на которой им не нужно оружие, где у них нет власти над людьми.

За эти два года очень много всего изменилось. Раньше я работал литературным редактором в университете. Редактировал учебники, монографии, научные статьи. А потом подумал: зачем тратить время на то, что не принесет пользы людям, а мне – удовольствия? Люди давно уже не пишут монографии, ради науки. Я уволился и теперь живу в частном доме, веду хозяйство. Когда были бои под Дебальцево, я помогал вывозить оттуда мирных жителей, принимал их у себя дома во Львове. Считаю, что если хоть немного помогу солдатам или беженцам, это будет намного лучше, чем редактировать непонятно что за мизерную зарплату.

Андрей Яремов

21 год, студент инженерно-строительного факультета Национального транспортного университета

- 29 ноября я в первый раз решил остаться на Майдане на ночь. Наверное, потому что впереди были выходные, и я знал, что потом смогу отдохнуть.

Я пришел с друзьями часов в 10 вечера, и почти сразу Руслана сделала заявление, о котором почему-то никто не говорит. Она сказала: "Майдан простоял неделю, но результата нет. Мерзнуть здесь дальше не имеет смысла. Сегодня стоим до 12 ночи, а потом расходимся по домам. В следующий раз собираемся на вече в воскресенье, а потом – аж в январе". Тогда я не воспринял ее слова всерьез, а теперь мне кажется, что так она предупредила людей.

Мы с друзьями решили не уходить, потому что считали, раз Майдан уже начался, нужно добиваться результатов. И если мы не добились их за неделю, значит, надо было идти дальше.

Где-то до часа-двух ночи мы пели под гитару с вокалистом группы "Скай", а потом он ушел, и никого из политиков и организаторов на Майдане вообще не осталось. Постепенно люди расходились, нас становилось все меньше и меньше. К трем часам ночи нас было человек 200-300. Все были сонные, очень долго ничего не происходило.

А в четыре утра вдруг началось какое-то резкое движение, все стали кричать: "Беркут" идет! Давайте бежать под стелу". Бежать собирались именно туда, потому что рядом со стелой была сцена. Нам нужно было защищать это место, оно было нашей единственной точкой опоры.

Сейчас я думаю, что еще можно было убежать, когда мы увидели "Беркут". Но тогда все происходило так быстро, что я не успел ничего сообразить. С момента, когда мы их заметили, до того, как нас начали бить, прошло минуты полторы.

Мы встали под стелой, а недалеко от нее на ступеньках спали люди. "Беркут" начал бить их дубинками, мы кричали: "Милиция с народом", а потом бить стали и нас.

Милиция, которая стояла сзади, пропускала через оцепление только девушек. Нас били, мы падали, нас били снова, опускали лицом на землю.

Тогда я понял, что в этой стране ни у кого нет прав, и милиция никого не защищает. Любого можно убить, спрятать за решетку, подбросить наркотики. Если у тебя есть власть, тебе за это ничего не будет. Я начал считать так тогда, и мое мнение до сих пор не изменилось.

Нас посадили в автозак и везли в Шевченковское РОВД минут 40, хотя от Майдана туда ехать минут пять. Не знаю, зачем нужно было ехать так долго. Мы думали, что нас везут за город, в лес, и там закопают. Может, для этого нас и катали – чтобы мы боялись.

За эти два года вы первый человек, который мне позвонил и спросил, как все происходило. Ни в прокуратуру, ни к следователю меня не вызывали. Как я могу после этого верить, что проводится расследование, что новая власть хочет докопаться до истины?

Я не держу зла на беркутовцев, которые тогда били нас на Майдане, но считаю, что они должны понести наказание по закону. Они давали присягу украинскому народу, и что они сделали с этой присягой? Не нужно прикрываться приказами, против которых они якобы не могли пойти. Все всегда все могут. Это дело совести.

Если бы снова повторился Майдан, я не остался бы в стороне. Но я не хочу, чтобы повторилось то же, что и в первый раз. Ценой Небесной сотни Майдан нам не нужен.

Николай Колинько

19 лет, студент 3 курса механико-математического факультета КНУ им. Шевченко

- В тот день я пришел на Майдан около пяти вечера с друзьями, которые приехали из Львова. Они хотели остаться на площади на ночь, и я решил быть с ними. До этого я приходил на Майдан, но только днем.

Настроение в тот вечер было странное. Как будто никто не знал, что делать и стоит ли что-то делать вообще.

Часа в три ночи мы с друзьями решили все-таки поехать к кому-то домой поспать. Пока решали, что делать, увидели, что со стороны Октябрьского дворца на нас идет "Беркут". На самом деле, нас окружали со всех сторон, но я тогда еще этого не видел. Все произошло очень быстро. Бац – и мы уже в кольце. В голове не было никаких мыслей. О том, чтобы бежать, я вообще не думал. Не знаю, было ли мне страшно. Наверное, было, но я этого не осознавал.

"Беркут" подошел к нам вплотную и без предупреждения просто начал бить ногами и дубинками. Все это сопровождалось трехэтажным матом. Я был где-то в третьем ряду и, по сути, просто ждал, пока до меня дойдет очередь.

Помню момент, когда я упал и увидел над собой беркутовца, который замахивался палкой. Я начал закрывать голову руками. Потом меня стащили со ступенек и катили по асфальту. Каждый беркутовец считал своим долгом ударить меня ногой или дубинкой, пнуть. Так меня докатили до автозака и положили вместе с остальными лицом на землю. Я даже не поднимал глаз. Если кто-то шевелился, подавал признаки жизни, его сразу били.

В автозаке было много камер, и каждая – тесная даже для одного человека. Но нас в одной такой камере было трое. Со мной ехал парень, ему не хватало воздуха, прихватило сердце. Естественно, никакой помощи ему никто не оказал. Как и тем, у кого было сильное кровотечение или открытый перелом.

В отделении следователь спрашивал, что я делал в этот день буквально по часам. Спрашивал, почему я начал ходить на Майдан. Вопросов было очень много, и все они выводили на то, что я сам виноват в избиении. В протоколе написали, что меня обвиняют в хулиганстве и противодействии милиции.

Мне тогда было всего 17. Но никого не смущало, что по закону нельзя допрашивать несовершеннолетнего без родителей или опекуна.

Я не жалею, что был на Майдане в ту ночь. И потом, когда происходили события на Грушевского, я был там. Если все будут прятаться в своих квартирах, ничего не изменится. Не скажу, что за эти два года мы сделали какой-то огромный шаг к прекрасному будущему. Но мне кажется, люди стали более осознанными, начали понимать, что у них одна жизнь, и нельзя тратить ее впустую.

Я не знаю, кто именно меня бил. Не видел ни их лиц, ни нашивок. Знаю, что многие беркутовцы потом поехали воевать в зону АТО, и что они чувствуют вину за то, что происходило той зимой.

Я не оправдываю их, но я понимаю, что с ними, когда они только начинали служить, поступали так же, как потом они с нами. Так у нас учат.

Да, они виноваты в том, что делали, даже если это был приказ. Но не думаю, что всех нужно грести под одну гребенку, вешать на всех один ярлык, называть всех нелюдями и подонками.

После Майдана я стал задавать себе гораздо больше вопросов, чем раньше. На что я трачу свое время? Делаю ли я что-то полезное для людей? Не скажу, что раньше я много гулял, но, наверное, много времени тратил впустую.