Закон в порядок. Министр юстиции Павел Петренко о сумме ущерба от аннексии Крыма и войны на Донбассе

По результатам ежегодного оценивания деятельности правительства Фокусом первое место между собой разделили глава Минобразования Лилия Гриневич и министр юстиции Павел Петренко. Такой высокий показатель Петренко и его команды — результат четырехлетней работы ведомства над реформами. Одно из последних достижений Минюста — закон о запрете "маски-шоу" на предприятиях. Теперь правоохранители не имеют права запрещать адвокатам присоединиться к обыску, а любые вещественные доказательства, изъятые без присутствия стороны защиты, теряют в суде юридическую силу. Кроме того, следователей обязали снимать на аудио- или видеоустройства как сам процесс обыска, так и судебное заседание, на котором они получили санкцию на обыск. По мнению экспертов, этот закон — важный шаг в правозащитной практике, с которой в Украине серьезные проблемы. Как рассказал Петренко в интервью Фокусу, до недавнего времени наша страна была лидером по количеству обращений граждан в Европейский суд по права человека. Но в 2017-м по этому показателю опустилась сразу на шестую позицию.

Ваш заместитель по вопросам пенитенциарной реформы Денис Чернышов заявляет, что "по закону Савченко" отпустили 8,5 тыс. заключенных, из которых 1 тыс. — убийцы. Как это сказалось на уровне преступности?

— Я всегда оценивал негативно "закон Савченко". Нельзя на эмоциях принимать законы, которые касаются такого щепетильного вопроса, как правопорядок и криминогенная ситуация. По этому закону действительно вышло на свободу очень много преступников. И негативные последствия от этого мы будем наблюдать не один год. Более тысячи убийц вышли только за прошлый год. По данным Нацполиции, около 10% тех, кого отпустили, снова совершили преступления: убийства, изнасилования, разбои.

Уже больше года в стране проходит пенитенциарная реформа. Какова ее эффективность?

— Пенитенциарную систему мы получили в наследство после 70 лет худших проявлений советской репрессивной машины, а реформа началась чуть больше года назад. Это наиболее сложный процесс и в системе юстиции, и в системе правоохранительных органов. Пока приведу пример маленькой, но победы. После запуска системы пробации, около тысячи несовершеннолетних детей, которые раньше попали бы в колонию, прошли программы перевоспитания без тюрем. 98% из них больше не совершили преступлений. Для меня это показатель эффективности. Вообще, без данной реформы не будет и полноценной перезагрузки судебной системы. Ведь советская машина предусматривала репрессии как на стадии следствия, так и суда. Даже если ты не совершал преступления, но волей случая попадал к правоохранителям, шансов выйти оттуда без обвинительного приговора не было.

Так у нас и сейчас 99% приговоров — обвинительные.

— На самом деле 98%, и это катастрофическая цифра. Надеюсь, мы сможем ее изменить. Еще со времен СССР следователям давали план раскрытия преступлений. Условно: в прошлом году было 100 убийств, из них раскрыли 80. Значит, на следующий год планируем раскрытие 90 дел. Так следователя загоняют в план: ему нужно найти 90 убийц плюс расследовать 100 убийств. Из-за этого следователи вынужденно фабриковали дела и передавали их прокурорам. Те становились соучастниками этого всего. Они ведь не могут сказать, мол, я — дурак и не понял, что доказательная база слабая. Приходится в суде доказывать, что гражданин Иванов действительно убийца. А суд становится в этой ситуации филиалом правоохранительной системы, потому что судью тоже загоняли в те же планы — он должен был выносить обвинительный приговор.

Какой сейчас процент раскрываемости преступлений в стране?

— Я не буду называть точные цифры, тут важно, что изменилась сама философия. Очень рассчитываю, что такая же философия будет и у прокуратуры, которую лишили функции следствия. У них появилось больше возможностей давать объективную оценку следователям. Прокурор должен понимать, что именно он потом идет в суд с материалами дела. А суд, как в любой нормальной стране, должен быть на верхушке всей этой системы, а не исполнителем заказов.

Кто и как работает

По-вашему, сегодняшняя реформа прокуратуры это больше "зрада" или "перемога"?

— Это процесс, который продолжается. Скажу объективно: отношение действующего генпрокурора к реформе и его желание довести начатое до конца — очень четкое и правильное. Он прочувствовал все недостатки прокурорской системы лично на себе.

Согласитесь, желание и реальность — далеко не всегда одинаковые вещи.

— Он делает много. Мы это видим по расследованиям дел, по изменениям в Генпрокуратуре, по мотивации тамошних работников. Реформа институции такого рода очень серьезный вызов. Это что-то похожее с тюремной системой, возможно, даже сложнее, потому что прокуратура — живой, постоянно действующий организм. Когда начинаешь его реформировать, оперируешь без анестезии. Ты не можешь взять тайм-аут на то, чтобы вырезать все больные части организма, а потом снова его запустить.

Говоря о результативности деятельности прокуратуры, посмотрите на расследование преступлений против Майдана, которым занимается Сергей Горбатюк. Он утверждает, что именно Юрий Луценко мешает ему работать.

— Не хочу давать оценку конкретным работникам ГПУ, приведу лишь пример. Есть такие работники прокуратуры, с которыми мы сотрудничаем в рамках сбора доказательств для ЕСПЧ. Это Военная прокуратура и следственные подразделения ГПУ. Они не жалуются и качественно делают свое дело. А есть те, которые постоянно говорят, что им мешают.

Но ведь вы и сами знаете, как сделать так, чтобы не дать человеку работать.

— Убежден, что Юрий Луценко больше всех заинтересован в том, чтобы расследования по делам Майдана быстрей закончились. У Горбатюка есть свои следователи, прокуроры и полномочия. В этом случае, если Генпрокурор не включен в группу прокуроров, то он выполняет административные функции. Есть какие-то факты, что генпрокурор кого-то уволил? Нет. Мешать их деятельности можно только какими-либо процессуальными документами. Пусть Горбатюк их покажет. Раньше этот работник ГПУ рассказывал, какая у нас плохая процедура заочного расследования. Все "зрада", но почему-то эти дела сейчас рассматриваются в судах. Более того, наши партнеры из стран ЕС берут модель украинского заочного криминального расследования для внедрения в свое законодательство.

В начале ноября президент Петр Порошенко подписал указ о назначении 113 судей нового Верховного Суда. Четверть из них получили негативные выводы от Общественного совета добропорядочности (ОСД). О каком обновлении судебной системы мы говорим в таком случае?

— Я практически всех членов этого совета хорошо знаю — это адвокаты, эксперты. У меня было много коммуникаций с ними, когда мы готовили законопроект "О судоустройстве и статусе судей". Такого института, как ОСД, нет нигде в мире. По открытости и публичности нашего конкурса в ВС тоже прецедентов в мире не было. Четверть кандидатов, которые попали в новый суд, никогда не работали в системе — это адвокаты или ученые. Классно, что в списке нет одиозных фамилий, которым прогнозировали победу в конкурсе. В наших реалиях — это лучший формат ВС. Дайте этому суду шанс поработать, а через год будем оценивать его эффективность.

Какова ваша позиция по поводу создания Антикоррупционного суда: нужен отдельный суд или достаточно Антикоррупционной палаты в существующей системе?

— Моя позиция однозначная. Закон "О судоустройстве и статусе судей" четко говорит, что нужно создать отдельный антикоррупционный суд. Это норма закона, мы должны ее выполнять. Очень рассчитываю, что такой законопроект появится на сайте парламента. А мы как Министерство юстиции готовы по запросу профильного комитета подключиться к работе.

Законопроект о создании Антикоррупционного суда уже есть в парламенте.
— Есть, но имеются и выводы Венецианской комиссии, в которых сказано, что следует исправить. Нам нужно выполнить это домашнее задание — зарегистрировать согласованный текст законопроекта.

Когда-то проверят

В прошлом году глава Национального агентства по предотвращению коррупции Наталья Корчак обвинила Минюст в том, что тот блокирует начало проверок е-деклараций. В то же время за два года работы НАПК проверило всего 100 деклараций. В чем загвоздка?

— Сами видите, что ручной режим проверки деклараций неэффективный. Это признают все: и НАПК, и наши международные партнеры. Правительство со своей стороны сделало все что могло. Несколько недель назад мы приняли отдельное решение с пошаговым планом запуска автоматизированной системы проверки деклараций. У НАПК есть и деньги, и возможности, чтобы запустить систему в нормальном режиме. Надеюсь, в следующем году декларации будут проверяться автоматически.

В чем заключается пошаговый план запуска автоматизированной системы, предложенной правительством?

— Самое основное — заказать программный продукт.

Корчак говорит, что они не могут этого сделать, поскольку в этом вопросе нет поддержки со стороны правительства.

— Программное обеспечение создают IT-специалисты. Когда госорган хочет создать программный продукт, он объявляет тендер, выбирает компанию или группу специалистов. Те, в свою очередь, должны разработать модуль и внедрить это в систему е-декларирования. При чем тут правительство? Нашей задачей было обеспечить их финансированием, что мы сделали еще в начале года.

Возможно, руководство НАПК просто не заинтересовано в том, чтобы автоматизированная система заработала?

— Если бы я был руководителем такого органа, первое, на чем бы акцентировал свое внимание, — это внедрение автоматической проверки деклараций, потому что с таким маленьким штатом работать вручную невозможно.

Встретимся в суде

Украина — среди лидеров по количеству заявлений граждан в ЕСПЧ. Согласны с тем, что в стране реальная проблема с соблюдением прав человека?

— Нам нужно решить системную проблему, которую предыдущие правительства, принимая популистские социальные законы, создавали на протяжении десятилетий. Они не были подкреплены бюджетным финансированием, поэтому граждане с решениями национального суда шли в ЕСПЧ. Так появился этот массив дел в Европейском суде. Сейчас мы вместе с Советом Европы ищем механизм комплексного решения данной проблемы. Рассчитываю на то, что в начале года мы презентуем механизм выполнения Украиной своих обязательств перед всеми украинскими гражданами — заявителями в ЕСПЧ, а это около 12 тыс. дел.

Сейчас в ЕСПЧ есть пять дел "Украина против России". Расскажите, на какой они стадии?

— В этом году у нас есть продвижение в первых двух делах. Речь идет про Крым и про Донбасс в период 2014–2015 годов. По этим делам Украина подала юридические обоснования нашей позиции по поводу нарушения конкретных статей конвенции с соответствующими доказательствами.

О каких доказательствах вы говорите?

— Показания сотен свидетелей, собранные, зафиксированные и направленные в суд Украиной. Хочу поблагодарить органы прокуратуры, Военную прокуратуру, спецслужбы, которые провели колоссальную работу по обработке тысячи документов и видеоматериалов. Стоит отметить, что для ЕСПЧ это тоже вызов, потому что до этого они не рассматривали такие большие иски между государствами. Сейчас мы готовим юридическую позицию по следующим трем делам. Можно сказать, что по той доказательной базе, которую мы подали и по Крыму, и по Донбассу, аргументов у России нет.

А как Россия вообще ведет себя в ЕСПЧ?

— Пока только затягивает процедурный процесс. Но сейчас у россиян нет вариантов. Они должны предоставить контраргументы на те юридические позиции, которые мы подали. По моим ощущениям, у нас позиция очень сильная. Впереди еще большой объем работы, потому что нам нужно описать в хронологии все события второй половины 2015 года и весь 2016 год. Сами понимаете, какой это масштаб работы.

Какая сумма ущерба от аннексии Крыма и военной агрессии на Донбассе?

— Предварительно мы рассчитали убытки в части потери контроля над нашими объектами коммунальной и государственной собственности. Речь шла о почти $100 млрд. Что касается Донбасса, то сейчас у нас нет доступа к временно оккупированным территориям, поэтому давать объективную оценку сумме убытков рано. Надеюсь, к тому моменту, когда суд перейдет к рассмотрению этого вопроса, государство-агрессор выполнит минские условия и позволит Украине взять под контроль границу. Вообще, в этом вопросе приоритет — фиксация системных нарушений прав человека, а не финансовый момент. Речь ведь идет о тысячах украинских граждан, которых убили, десятках и сотнях тысяч тех, кто потерял имущество, и миллионах вынужденных переселенцев.

Но ведь приговоры по этим делам будут приниматься не через год и даже не через два.

— Да, нужно быть реалистами. Такие решения не рассматриваются быстро. Говорить о конкретных сроках рано. Мы рассчитываем, что в следующем году ЕСПЧ примет порядок рассмотрения этих дел. Тогда у нас будет приблизительная картина по срокам. Сейчас давать прогнозы я бы не стал. Грузинское дело о войне, которая длилась всего неделю, рассматривают до сих пор. Дело "Кипр против Турции" ЕСПЧ рассматривал больше 30 лет, но события там длились немного меньше месяца. Мы же описываем в хронологии события нескольких лет.

• Читайте также: Знать, где копать. Министр экологии Остап Семерак о коррупции, Чернобыле и янтарной мафии

То есть шансов, что нынешний режим России понесет наказание, практически нет?

— Я все-таки рассчитываю на то, что они понесут наказание. И режим, и конкретные люди в руководстве России.