Экс-спикер Верховного Совета Белоруссии и один из подписывавших Беловежское соглашение, считает события декабря 1990 г. политически и исторически оправданными. Станислав Шушкевич – единственный из «беловежской тройки» не жалеет о случившемся
Станислав Шушкевич
Родился в Минске в 1934 г.
Окончил Белорусский государственный университет. Доктор физико-математических наук.
1991-1994 гг. − председатель Верховного Совета Белоруссии.
8 декабря 1991 г. — участник встречи в Беловежской Пуще. Подписал соглашения о ликвидации СССР и создании СНГ.
В 1994 г. снят с поста председателя Верховного Совета Белоруссии – по результатам работы парламентской комиссии, возглавляемой Александром Лукашенко. Подписал заявление в Конституционный суд Белоруссии об импичменте президенту Лукашенко.
С 1998 г. – председатель партии "Беларуская сацыял-дэмакратычная Грамада", активный деятель оппозиции.
Женат, имеет сына и дочь.
—Вы всегда говорили, что вы, Борис Ельцин и Леонид Кравчук ехали в Пущу решать только экономические вопросы.
—Ехали решать вопросы по поставкам нефти и газа для экономики, для отопления в преддверии зимних холодов.
—А с какой целью прибыл тогдашний председатель Верховной Рады Кравчук?
—Решать те же проблемы. Но изначально его визит не предполагался, я только Ельцина пригласил, еще 20 октября. Но межправительственные контакты были, а у Украины те же проблемы, что и у нас. И потом Вячеслав Кебич (бывший председатель Совета министров Белоруссии — Фокус) мне говорит: "Надо бы Кравчука пригласить, легче нам будет с Россией разговаривать вдвоем". Я позвонил Ельцину — он не имел ничего против.
—А история с Назарбаевым, который ехал-ехал, да так и не доехал?
—История с Назарбаевым возникла позже, уже 7 декабря. Тогда мы уже согласились подписать главное положение Беловежского договора — "СССР как геополитическая реальность прекращает свое существование". Когда мы это осознали, то подумали: не будет ли это истолковано как "сговор" славянских республик? А поскольку в это время Назарбаев летел в Москву, установили связь с ним. С Назарбаевым говорил Ельцин по нашему общему решению. Тот сказал, что прилетит обязательно, только сядет в Москве на дозаправку. А примерно год назад прояснилось, что же произошло в Москве: Назарбаев заглянул к Горбачеву, тот посоветовал ему не ехать и пообещал высокую должность в СССР.
—Не было опасений, что Михаил Горбачев пришлет спецназ и всех арестуют?
—Поскольку мы изначально собирались не для того, чтобы разваливать Союз, то страшно не было. А когда пришли к этому решению, то просто вспомнили, что наша безопасность была хорошо обеспечена. Горбачеву было бы трудно прислать спецназ, да он не того покроя человек, который бы так действовал. Он мог применять подобные меры против демонстрантов в Тбилиси, в Вильнюсе — и то действовали другие, а он закрывал на это глаза. А у нас очень хорошо работал белорусский комитет госбезопасности — в очень хорошем контакте с комитетом госбезопасности России (теперь ФСБ), поэтому, честно говоря, страха никакого не было.
—Как проходила работа над Беловежским договором?
—Вечером 7 декабря мы согласились с одной этой ключевой фразой: "СССР прекращает существование как геополитическая реальность". А тогда пригласили состав делегаций: министров иностранных дел, премьера России Егора Гайдара, экспертов, и создали рабочую группу. Они ночью и подготовили текст договора. Помню, статей, которые бы проходили гладко, не было. Но поскольку никто не предъявил юридических претензий к договору, он оказался достаточно совершенным.
—А по самому главному положению претензии были: мол, это — политическое решение, не учитывающее интересы других республик.
—Нет, ведь мы предложили другим присоединяться, и 21 декабря в Алма-Ате уже присоединились остальные восемь республик. Все, кроме уже независимых на то время трех прибалтийских государств и Грузии, которая воевала. Остальные собрались в столице Казахстана и объявили, что именно это, Алма-Атинское, соглашение упраздняет Союз. Но мир уже помнил соглашение 8 декабря.
—Если представить, что не было встречи в Вискулях, — что было бы тогда?
—То же самое, только процесс был бы более болезненным и тяжелым. Расходились бы с боем. Функция, которую блестяще, бесспорно, выполнил СНГ, — это "цивилизованный развод".
—Есть несколько мифов о подписании этих соглашений в Беловежской Пуще. Какие из них вы могли бы прокомментировать?
—Самый распространенный миф — о пьянке. И самое интересное, что об этом писали люди, которые в лучшем случае находились в полукилометре от места, где все происходило. Они писали об этом совершенно умозрительно. Мифы всегда сопутствовали большим событиям. Баня — да, была после работы. А пьянки, в общем, не было.
—Ну а потом, все же, отметили это дело?
—На самом деле, там был широкий выбор напитков, но во время работы нам это и не приходило в голову. А после — может быть, кто-то и отмечал, не знаю — персонал, например. Еще, вы знаете, был курьез с Борисом Николаевичем (Ельцин прилетел на аэродром неподалеку от Вискулей нетрезвым и не мог самостоятельно сойти с трапа — Фокус). А я уехал 8 декабря.
—А когда уже был подписан договор, вы позвонили Горбачеву?
—Это еще один миф. Горбачев неоднократно говорил, что вот — плохие люди, подписали соглашение, и вместо того чтобы мне первому сообщить, они сообщили об этом Джорджу Бушу. На самом деле я первому позвонил Горбачеву, но меня долго соединяли по спецсвязи, сначала я объяснял офицеру КГБ, который обеспечивал связь, кто я и зачем звоню, потом беседовал с каким-то приближенным адъютантом, а Ельцин и Кравчук, увидев, что я с кем-то разговариваю, давай сами звонить Бушу. И их соединяют раньше! Я в это же время разговариваю с Горбачевым, объясняя ему смысл подписанного документа. Я сказал ему буквально такое: "Уважаемый Михаил Сергеевич, здесь в Белорусии, в Вискулях, в бывшей резиденции ЦК КПСС в Беловежской Пуще мы подписали соглашение, суть которого сводится к следующему — СССР прекращает свое существование. Мне поручено подписантами сообщить вам об этом".
—Вы сейчас поддерживаете отношения с теми, кто подписывал соглашения?
—Видимся с Кравчуком. Последний раз встречались на Брестском шоссе полтора месяца назад, когда он с телевизионщиками как раз возвращался из Беловежской Пущи. Честно говоря, я был очень расстроен одним из его заявлений. Вы знаете, что Ельцин регулярно с 1996 г. говорил, что сожалеет о подписании Беловежских соглашений. А 1 июня 2005 г. произошло событие неприятное для меня — Леонид Макарович, выступая в украинском парламенте, тоже заявил, что он бы не подписал соглашения, если бы знал, что будет происходить после этого в Украине, а лучше бы дал правую руку на отсечение. Правда, потом он не стал повторять этих заявлений. Наверное, это были слова под влиянием эмоций.
Еще скажу, политически я на стороне Ющенко, на стороне Оранжевой революции.
—А в какой момент вы ощутили, что уже все — нет Советского Союза?
—Вы знаете, я до сих пор не могу этого ощутить.