Там снимают кино, отдыхают и делают бизнес. Вопреки мрачным прогнозам, на чернобыльские территории возвращается жизнь
Бывшее еврейское местечко Хабне, в советское время районный центр Полесское с 11-ю тысячами жителей, в наши дни выглядит как идеальная площадка для киносъемок. Деревья, прорастающие прямо в хатах, тишина, от которой звенит в ушах, и редкие, но колоритные жители. Сейчас в Полесском обитает 14 человек. Среди тех, кого не испугал статус второй чернобыльской зоны, присвоенный Полесскому, – бывший директор школы, бывший провизор, бывшая заведующая лабораторией пищекомбината, поэт и просто старожилы, спокойно доживающие свой век.
Покидая Полесское, селяне белили хаты и красили окна. Они надеялись вернуться. Наверное, поэтому село выглядит вполне ухоженным, оно словно замерло в ожидании людей. "Да у нас радиации меньше, чем у вас на Крещатике", – убеждает Фокус 63-летний Виктор Лукьяненко. Бодрый пенсионер в фуфайке "Эксплуатация жилья. Печерск" с тщательностью музейного сотрудника пересказывает историю поселения. Водить экскурсии по селу для Виктора дело привычное. Накануне нашего приезда он показывал "локацию" французским документалистам, которые готовят материал к 25-й годовщине катастрофы. "Вы бы видели, какие тут машины ездят", – многозначительно говорит Лукьяненко.
Он даже задумал отремонтировать одну из хат, чтобы она могла служить гостевым домом. Его сосед – поэт Дмитрий по субботам топит баню. Работает в Киеве охранником, живет в Полесском. "Тут для меня рай", – уверяет он. Немного поразмыслив, принимается декламировать стихи, посвященные родному селу. Рифмованные строчки рассказывают о трагедии: но не о взрыве на АЭС, а о бездумном выселении людей с родной земли.
Двигатель прогресса
В 30 километрах от Полесского, во второй чернобыльской зоне обязательного отселения, находится село Народичи Житомирской области. Настолько массово, как в Полесском, жителей отсюда не выселяли. Сейчас тут проживают более трех тысяч человек. В дефиците даже старые хаты. В детском саду уже не хватает мест, и в этом году его будут достраивать, чтобы принять еще 35 малышей.
"У нас есть спортивный зал, компьютерный класс, два фермерских хозяйства, два лесхоза и ленточная фабрика. Недавно в фабрику вложили деньги австрийцы. Так что работа кипит", – рассказывает глава районной администрации Валерий Трохименко. Накануне он вернулся из Дании, где побывал в экологическом городке, в котором воплощены передовые "зеленые" идеи: работают ветряки, солнечные батареи и даже машины на дровах. Теперь Трохименко загорелся идеей сделать из Народичей такой же экопоселок. "То, что мы во второй зоне, это даже лучше. Нагляднее выйдет", – оптимистично говорит он.
Уже три года в Народичах за деньги японцев на самых "грязных" полях сеют рапс, который потом перерабатывают в биотопливо для фермерских хозяйств. Руководитель этого проекта, профессор из Житомирского аграрного университета Николай Дедух, утверждает, что рапс вбирает в себя радионуклиды. "Убиваем двух зайцев: и топливо получаем, и фитореабилитацию земли проводим", – отмечает он. А в середине мая в Народичах запустят реактор биогаза из жмыха и других отходов фермерской деятельности.
"Наша главная проблема – менталитет жертвы, а вовсе не радиоактивная земля, – делится Трохименко. – Много сил пришлось потратить, чтобы убедить людей, что здесь не так страшно жить, как кажется". Сейчас, по его словам, продукция с поля не имеет никаких отклонений по радиологическому показателю. Радионуклидов в почве жители уже не боятся. До начала 2000-х поля перепахивались и интенсивно удобрялись для того, чтобы радионуклиды не переходили в овощи. "Редко в каких хозяйствах можно зафиксировать повышенный уровень. Ну и в дарах леса еще может быть", – говорит Трохименко.
В селе Овруч Житомирской области, находящемся в третьей чернобыльской зоне, дары местного леса идут на ура. Три года назад бельгийский предприниматель Питер Верхасельт организовал здесь предприятие Сhampilz по переработке грибов, которые он принимает у населения. Прежде чем попасть в продуктовую корзину к немецкому покупателю, они проходят два радиологических контроля. Один – на предприятии, второй – во Франкфурте. "Немецкие партнеры нами довольны", – отмечает сотрудница Сhampilz Лариса Михайлова. Сам факт существования этого предприятия носит терапевтический характер для жителей района.
Наука не беспокоится
Директор Украинского НИИ сельскохозяйственной радиологии Валерий Кашпаров вахтовым методом работает в самом Чернобыле. На тамошних полях он высаживает различные сельхозкультуры, а затем анализирует, как в них переходят радионуклиды. По его словам, даже на загрязненных территориях можно выращивать чистую продукцию. Опасны только цезиевые пятна. Но их воздействие зависит от того, где они находятся. Если на плодородных почвах, то в растения переходит меньше радиоактивного цезия.
Например, загрязнение черноземов на юге Киевской области по сравнению с землей на севере Ровенской области выше от 2 до 10 раз. Однако уровень загрязнения молока в Киевской области в сотни раз ниже. Контрмерой для ровенских сел может быть только интенсивное сельское хозяйство. "Если вносить в почву калийные удобрения, то цезий в растения не переходит, – рассказывает ученый. – Второй способ – давать корове сорбент, он блокирует поступления цезия. А вообще, не следует пасти скот в оврагах и на болотах, где концентрируется цезий". Однако даже самые простые контрмеры не применяются из-за нехватки средств. Получается, главная проблема "чернобыльских зон" – вовсе не радиация, а бедность. Такие же выводы делает и координатор Чернобыльской программы развития ООН Павел Замостян.
По его мнению, многие территории были признаны зоной не по радиологическим показателям, а исходя из сложившихся обстоятельств – за компанию. Так, по данным ПРООН, из 5 млн. человек, проживающих на чернобыльских территориях Белоруссии, России и Украины, только у 10 тыс. (а это 0,2%) ежегодная доза превышает норму от 4 до 13 раз. Для сравнения: допустимая доза радиации у специалистов, работающих, как Валерий Кашпаров, в Чернобыле, согласно законодательству превышает норму в 20 раз. Но Кашпаров на здоровье не жалуется. "Современной науке достоверно не известен порог радиационного риска", – философски замечает он.
"Легко объяснить, когда риск есть, и трудно доказать, когда его нет", – говорит его коллега Ирина Абалкина из Института проблем безопасного развития атомной энергетики РАН, которая занималась исследованием чернобыльских территорий России. "В некоторых районах, конечно, есть загрязнения, но в целом необходимо снимать клеймо "зона", проводить некий ребрендинг этих территорий", – считает Абалкина.
Индустрия Чернобыля
"Если бы мне дали дачу в Чернобыле, я бы, не задумываясь, взял", – уверяет писатель Сергей Мирный. Летом 1986 года он был командиром взвода радиационной разведки в Чернобыле. После этого изучение последствий аварии стало фактически его профессией.
Общаясь с коллегами из других стран, он пришел к выводу, что информационное загрязнение гораздо серьезнее радиационного. А катастрофа и ее последствия сильно преувеличены в сознании людей, получивших информационный стресс не только от произошедшего, но и от слухов.
"То, чем действительно является Чернобыль, и то, что о нем знают люди, не одно и то же, – считает Мирный. – На эту тему все немного врут, в итоге получается большая ложь". По его мнению, идею катастрофы намеренно культивируют, поскольку вокруг нее образовалась целая индустрия. Впрочем, сам Сергей Мирный – тоже часть этой индустрии. Несколько месяцев назад он организовал туристическую фирму, которая специализируется на поездках в зону. Интерес к этой теме, по его словам, очень высок, гораздо выше, чем уровень радиации в Чернобыле и Припяти.
Анастасия Рингис, Фокус