Смешливый актер и сценарист Иван Охлобыстин – о вере, актерстве, любви к блогам и сериале "Интерны"
"Рад с вами познакомиться! Иван!" – приветствует журналистов Фокуса один из самых ярких и характерных российских актеров Иван Охлобыстин. Он сразу переходит на "ты", ведет себя раскованно, говорит охотно, много и увлеченно, активно жестикулирует, размахивая руками. Периодически забывает, о чем был вопрос, погружаясь в историко-философские пучины. Бывший священнослужитель с удовольствием беседует и о последней своей роли – в веселом ситкоме "Интерны", который сейчас идет на телеканале "1+1". Охлобыстин играет раздражительного и ироничного доктора Быкова, в чье распоряжение попадают четыре юных врача-интерна.
За полчаса актер успел рассказать Фокусу об истории современного театра, процитировать Библию, Гете, Бердяева, Иоанна Златоуста и Макаренко, а также разнести в пух и прах современное российское кино.
– Вы как‑то сказали, что с самого детства не представляли себя иначе как знаменитым. Своего вы добились. Читаете о себе?
– Есть тут элемент тщеславия. Бывает, детей соберу, особенно если что‑то пестрое в интернете о себе найду, хвалебное. "Дети! Идите и запоминайте – вот про папу пишут! Очень папа сексуальный!" Хотя это игра такая, конечно. (Хохочет).
– Есть ли у вашего персонажа в "Интернах", доктора Быкова, прототип? А то уж очень он на Грегори Хауса похож.
– На Грегори Хауса он похож склонностью к мизантропии. Людям нравятся печоринские персонажи. Те, которые ставят критические вопросы – о смысле жизни, об извечном конфликте, когда один любит, а другой терпит.
Тут Охлобыстин пускается в пространный рассказ о христианстве, о том, что сложно возлюбить ближнего своего, если самого себя не любишь, а также о том, что любовь христианская – это не любовь страстная, а любовь кровная, родственная и духовная.
– А давайте к Быкову все это как‑то подведем.
– Да, подводя к Быкову. Почему он ассоциируется с Грегори Хаусом? Потому что это один из востребованных прототипов. Такие люди нужны. Они не будут пудрить тебе мозги рассуждениями о великом, как это делал я две минуты назад. А будут говорить прямо: "У вас, извиняйте, то‑то! Вряд ли вам поможет местный эзотерик Леопольд Роскошный (один из псевдонимов Охлобыстина. – Фокус)! Зато поможет венеролог Купитман. Кабинет – там!" Люди тяготеют к реальности, а Грегори Хаус реалистичен. При всех своих неурядицах он готов рисковать жизнью. Хаус – классический детектив. А Быков – педагогическая поэма. Кто у нас главный педагог‑то, который детей бил палками по ногам? Ну, как его?
– Все знают, но никто вспомнить не может.
– Ага, потому что больно бил. Но Быков – это педагог.
– Как вы совмещаете веру с актерством?
– А чем они противоречат?
– Вы говорили, что ваша роль в "Царе" вызвала неоднозначную реакцию церкви.
– Да, она вызвала резонанс, поэтому я посчитал разумным дистанцироваться. Я написал письмо (о временном отстранении от священнослужения. – Фокус), чтобы не будоражить эту клоаку. Люди, которые любят критиковать, осуждать, везде одни и те же. Они ползают из политики в экономику, в религию – им все равно, что критиковать. Они так самовыражаются. Вот есть тип людей, которые получают удовольствие от удовольствия, а есть те, кто получает удовольствие от слез. И эти люди, которые не знают меня, не удосужившиеся со мной познакомиться, начинают говорить: все это страшно, от дьявола. Они не понимают, что осуждение лицедейства ведет начало от знаменитой работы Иоанна Златоуста о театре.
Охлобыстин снова уходит в пространный экскурс в историю актерства, вспоминая о дионисийских и эвристических действах и сравнивая их с театром Станиславского, начало которому, по его мнению, положили рождественские уличные представления.
– Как можно совмещать веру и актерство? А никак. Это все равно что спрашивать, как можно быть автомобилистом и священником одновременно.
– В последние годы российские кинематографисты стали часто обращаться к теме православия. С чем это связано? С подъемом духовности среди киношников?
– В большей мере это связано со спекуляцией. Поскольку легче пойти и сказать: "Мы делаем картину про великого святого! Поэтому немедленно перечислите в наш благотворительный фонд 3 миллиона долларов". Фильм по воспоминаниям покойного святейшего патриарха Алексия мы снимали на копейки. Миша Ефремов, Олег Фомин, я – все снимались бесплатно. У нас не было бюджета, только энтузиазм. Что могли – все сделали. Нельзя снять православное кино. Можно сделать плохое или хорошее кино.
– Какую из сыгранных в кино ролей считаете самой важной для себя?
– Знаете, моя самая любимая – в фильме "Нога". Тяжелый фильм, мне нелегко его смотреть, потому что я любил Надю Кожушаную и покойного Никиту Тягунова. Лучше Нади никто не писал и пока не пишет (автор сценария военной драмы "Нога". – Фокус). Тем не менее приходится признать, что моя самая знаковая роль – это Гера Кремов в "8 с половиной долларов". Фильм, в котором я больше приносил вреда, нежели пользы. Эта картина снималась два года.
– Два?!
– Да! Запои были – то у одного, то у другого. То деньги кончались. Директор приходил в панике: "Это же малобюджетный проект! А стоит уже как четыре крупнобюджетных!" Там собралась роскошная компания, и это был хаос. Но и времена были хаосные. Я недавно пересмотрел этот фильм. О звонких 90‑х он дает большее представление, нежели какие‑то другие картины. Весь этот бред был, эти мотивации, влюбленности. Амфетамино-кокаиновое безумие плюс энтузиазм и любовные эндорфины. Получилось просто блеск! Елочная игрушка. Я бы хотел еще привести в пример "Царь". Вспомнить нудненького Лешу Учителя, паразитирующего на сексуальных аномалиях наших великих. Но мне это не вспоминается. "Даун Хаус" и "ДМБ" – да, хорошие крепкие работы, таких по тем временам просто не было. Но я не считаю их шедеврами. Мало того, сейчас "Интерны" пошли – "Даун Хаус" вспомнили. И я читаю в моих любимых блогах про те же "8 с половиной долларов": "Посмотри "Даун Хаус", и ты поймешь, кто такой Охлобыстин!" (Смеется). Льстит, ей-богу льстит!
– У кого из режиссеров, включая и тех, кого уже нет в живых, вы хотели бы сняться?
– У Терри Гильяма. В любой роли. Или у Копполы. А третий, конечно, Бартон.
– А любимые фильмы?
– "Дракула Брэма Стокера", "Лабиринт Фавна" и, конечно, "Бегущий по лезвию". Также "Бразилия", "Битлджус" и еще примерно 70 фильмов.
– Кого из современных российских режиссеров вы бы посоветовали посмотреть? Или конкретный фильм?
– Конечно, "Франц + Полина" Миши Сегала. Белорусско-российский фильм. И сделано здорово – деликатно, без всяких сюсек-мусек проникаешься.
– Может, что‑то еще из российского? А то как‑то все печально выглядит.
– А что подают на конкурс?
– В основном чернуху. С нами сидит Жоэль Шапрон, который отбирает фильмы на Каннский фестиваль. Я говорю: "Жоэль, неужели вам все это нравится, неужели так нас не любите?" А он отвечает: "Да нет! Вот у нас Африка фильмы присылает – семь фильмов просто в помойку, два – чернуха, а один – хороший. А у вас – все чернуха!" – "Тогда не берите ничего". – "Не можем". При этом он хорошо разбирается в нашем кино, любит его. Я спрашиваю: "За что ж любишь, собака?" – "А душевно!"
Ирина Навольнева, Фокус