Диалог с Библией от Жозе Сарамаго, ироничная автобиография от Элизабет Гилберт, соцреализм пополам с сюрреализмом от Сергея Жадана и другие эксперименты с романом
Последние лет сто пятьдесят умники от культуры регулярно и с удовольствием предвещают апокалипсис. По их прогнозам, с изобретением фотографии должна была вымереть живопись, а с появлением кино – за ненадобностью исчезнуть театр. Смерть автора, в фигуральном, конечно, смысле, и гибель романа как литературной формы, в самом что ни есть буквальном смысле, – тоже предсказывали. Поскольку кому сегодня, в мире интернета и ежеминутно обновляющихся новостей нужны тексты, длиннее трех предложений?
Между тем слухи о летальном исходе всего перечисленного оказались несколько преувеличенными. Писатели по‑прежнему создают крупные формы. Притом многие из них с этими формами играют, нарушая классические каноны и предпочитая обходиться без внятной фабулы. Иногда в результате таких экспериментов читатель только выигрывает. Как, например, в случае с романами, попавшими в этот обзор. Будь то диалог с Ветхим Заветом лауреата Нобелевской премии Жозе Сарамаго, поэзия в прозе Сергея Жадана, размышления о природе брака от создателя бестселлера "Есть, молиться, любить" Элизабет Гилберт, псевдодокументальный рассказ о первом в мире чемпионате по родео от автора "Полета над гнездом кукушки" Кена Кизи или замысловатый лабиринт из реальности и вымысла Филипа Рота.
Смысл книги, втиснутый в несколько строк аннотации, – это примерно как напетый соседом хит Майкла Джексона. В обоих случаях получается не искусство, а издевательство. Так что, как говорил автор еще одного романа, сегодня вполне заслуженно забытого, любите книгу – источник знаний.
Книга месяца
Жозе Сарамаго, "Каин"
"Эксмо", 2010
Даже те, кто никогда не открывал Библию, знают историю о двух братьях, Каине и Авеле, и о том, что первый подло убил второго. Жозе Сарамаго книгу книг явно читал (хотя его критики из числа религиозных фанатиков отрицают этот факт), но со многим из того, что в ней написано, не согласился. По версии португальца, у оборотистого Каина была долгая, насыщенная приключениями жизнь. Его сообщником выступает сам Бог, которого, впрочем, не так уж сложно обвести вокруг пальца. "Каин" – не первый спор писателя с Библией (в 1998 г. он получил Нобелевскую премию за "Евангелие от Иисуса"). Зато последний: Сарамаго закончил роман в прошлом году, незадолго до смерти. Несмотря на скромный объем, чтение этого текста требует некоторых усилий. Сарамаго всегда писал длинными предложениями, время от времени то ли случайно, то ли намеренно пропуская заглавные буквы в именах и иногда не уточняя, от чьего имени ведется рассказ. Но стоит продержаться до середины книги, и потом вполне возможно пережить что-то вроде литературного просветления.
Самая запутанная
Филип Рот, "Другая жизнь"
"Амфора", 2010Генри Цукерман, успешный стоматолог, подходя к пятому десятку, узнает, что у него проблемы с сердцем. Сначала он пробует лекарства, но у тех обнаруживается неприятный побочный эффект. Потом решается на операцию, но ее исход оказывается плачевным. До какой степени плачевным, читатель не узнает до конца книги. У Генри есть старший брат Натан, писатель с бурной фантазией, который пытается прожить жизнь то ли вместе с Генри, то ли вместо него. Филип Рот умеет рассказать замысловатую историю с внезапным перескакиванием из настоящего в прошлое и от одного персонажа к другому, причем так, что сложный по структуре текст читается на одном дыхании, как хороший детектив.
Самая поэтичная
Сергей Жадан, "Ворошиловград"
"Фолио", 2010
Один тревожный телефонный звонок – и Герману нужно срываться с места, ехать в провинциальный город, где он вырос, и выяснять, почему брат, с которым герой последние полгода не общался и у которого был более-менее успешный бизнес, вдруг все бросил и уехал в Амстердам. Как обычно у Жадана, завязка – лишь повод. А дальше начинается поэзия в прозе ("Всі ми хотіли стати пілотами. Більшість із нас стали лузерами"), где картинки депрессивной восточной провинции перемешиваются с истерически смешными сюрреалистическими подробностями. Только у Жадана герой может сесть в разваливающийся автобус, а попасть в покои чернокожих шаманов, угощающих гостя галлюциногенным чаем.
Самая женская
Элизабет Гилберт, "Законный брак"
"Рипол Классик", 2010Элизабет Гилберт поступила примерно так же, как делают две трети американских писателей: использовала собственную биографию в качестве литературного материала. Причем "Законный брак" – уже второй ее роман по такому рецепту (экранизация первого – "Есть, молится, любить" – в октябре появится в прокате). Среднестатистический мужчина вряд ли сможет прочитать больше десяти страниц этого дамского (что в данном случае не ругательство, а просто обозначение целевой аудитории) романа. Зато женщины найдут несколько афористично сформулированных истин на каждый день, например: "Нет лучшего способа осознать относительность всего во Вселенной, чем сбор слизняков с помидорных кустов".
Самая ковбойская
Кен Кизи, "Последний заезд"
"Эксмо", 2010
Когда Кену Кизи было 14 лет, он услышал наполовину правдивую, наполовину ставшую легендой историю о первом в мире чемпионате по родео. Спустя несколько десятилетий писатель превратил сказку из детства в полноценный роман. Его герои – бродяги-ковбои со всей Америки, индейцы с уголовным прошлым, женщины с сомнительной репутацией и прочие колоритные личности. Все они собираются в городке Пендлтон, чтобы посоревноваться в умении сидеть на беснующихся лошадях и быках. Литературный вестерн в притворно простецком духе ("Тощий зад мой покоился на свежей соломе, голова – на седле") Кизи написал еще в 1994-м, однако на русский роман перевели только сейчас. И это как раз тот случай, когда лучше поздно, чем никогда.
Юлия Куприна, Фокус