Одна из самых богатых африканских стран – Зимбабве – разорена. Гиперинфляция в очередной раз бьет мировой рекорд и теперь составляет 2,2 млн. процентов в год
В Зимбабве все миллиардеры и триллионеры. Прилетев в Хараре, наш корреспондент нарушил золотое правило путешественника не менять деньги в аэропорту, где всегда грабительский курс, и первым делом направился к обменному пункту. Шел, как на плаху, зная, что в стране, которая живет по ценам черного рынка, курс грабительский вдвойне. Табло с красными цифрами приветливо сообщало вес американского доллара (здесь его называют "грин") по отношению к зимбабвийскому ("зим"): $1 = 9 млрд. "Двадцатку поменяете?" – "Секунду, – услужливо ответил молодой парень с парализованным запястьем. – Только данные поменяю". И начал здоровой рукой лихо крутить какие-то колесики, нажимать кнопки на странном сером ящичке, периодически подглядывая в распечатку факса. На табло появились нули, а потом: $1 = 9,8 млрд. На черном рынке в тот день за один доллар давали 11 млрд. местных долларов.
Итого с утра стоимость $20 выросла почти на 16 млрд. зимбабвийских долларов. Столько в тот день стоила пачка сигарет. За неделю, что мы провели в стране, курс черного рынка, по которому и живет Зимбабве, скакнул с 11 до 25 млрд. Если 10 лет назад годовая инфляция в стране составляла всего каких-то 32%, то в этом году, как говорит экономист Джон Робертсон, она достигнет 12 млн. процентов. С 1990 г. средняя продолжительность жизни в Зимбабве снизилась с 60 до 37 лет у мужчин и до 34 у женщин – такие данные ВОЗ обнародовала два года назад. Для сравнения: в воюющем Афганистане продолжительность жизни составляет 42 года.
Хараре – типичный колониальный город. Центр – несколько кварталов административных и офисных зданий, банков 60–70-х годов постройки. Днем там людно. К вечеру жизнь перемещается в пригороды. На севере – коттеджи среднего класса, спрятанные за высокими стенами. На юге – трущобы-миллионники: нагромождения одноэтажных хибарок, многоквартирных малоэтажных домов и бетонных коробок административных зданий.
Вечером весь Хараре погружается в темноту. Нет света даже на дороге, по которой Боб (так здесь все называют Мугабе) ездит к себе в резиденцию.
Пьяного водителя здесь распознают сразу – это тот, кто едет прямо, не объезжая колдобины. В стране победившего африканского национализма "кандидатами наук" шутливо называют добровольных дорожных рабочих. Безработные здесь не просят милостыни. Они заделывают осколками кирпичей ямы на дорогах. Проезжая мимо, водители подают кто сколько может. Если бы не "кандидаты", то городские улицы уже давно бы превратились в непреодолимое препятствие на пути из пункта А в пункт Б. Бензин можно раздобыть только за валюту или чеки, которые можно достать только за валюту. Очереди за топливом и за хлебом тянутся на кварталы.
Страна, в которой производилось практически все – от кожи для обуви, шерсти и хлопка до автомобильных запчастей и мебели, теперь выживает за счет челноков и незаконного предпринимательства.
Черная полоса
В 2000 году президент Зимбабве Роберт Мугабе попытался решить проблему бедности в стране: он отобрал землю у 4500 крупных фермерских хозяйств (почти все фермеры – белые) и раздал участки своим соратникам и ветеранам борьбы за независимость. В результате страна, которая десятилетия кормила маисом и пшеницей весь континент, обанкротилась. С 2000-го объем экономики Зимбабве сократился на 40%. Только за последний год, по оценке местного экономиста Джона Робертсона, цены выросли в 120000 раз. Официальная статистика скромнее: "всего лишь" в 150 раз.
Экономическая катастрофа могла бы стоить Мугабе кресла – в марте 2008 г. он проиграл первый тур президентских выборов кандидату от оппозиции, лидеру Движения за демократические перемены (MDC) Моргану Цвангираи. Но ко второму туру Мугабе развернул кампанию по "перевоспитанию" избирателей: 90 активистов оппозиции были убиты, около 10000 человек жестко избиты, 200000 изгнаны из своих домов. Досталось и журналистам – почти всем представителям СМИ просто перекрыли доступ в страну. Только за ту неделю, которую наш корреспондент нелегально работал в Зимбабве, местные власти задержали 10 иностранных корреспондентов и операторов, трое получили срок. Все эти меры дали результат: Цвангираи отказался от участия во втором туре, и в конце июня 84-летний Роберт Мугабе принес очередную президентскую присягу.
На следующий день после инаугурации ООН призвала африканские страны разобраться с Мугабе, который позорит континент. В 1980 г., когда Мугабе сверг правление белого меньшинства в тогдашней Южной Родезии и переименовал страну в Зимбабве, он стал героем всего Черного континента.
Слава Роберта Мугабе как героического борца за светлое будущее для черного населения затмевала в 80-е годы даже славу Нельсона Манделы. Именно поэтому его превращение в беспощадного диктатора стало идеологической катастрофой для всей Африки.
Ценовой диагноз
"Я – Глэдис. Добро пожаловать в наш ад", – будничным тоном приветствовала меня молодая женщина, к которой я напросился в день прилета на разговор. "Какая у вас симпатичная прическа. Дреды такие красивые", – пытаюсь сказать что-то приятное. "Искусственные", – не меняя тона, отвечает она. Муж Глэдис умер от СПИДа два года назад. Все это время она живет памятью о его изменах и борется с ВИЧ, которым муж наградил ее перед смертью. ВИЧ здесь у каждого пятого.
За первый год болезни Глэдис потеряла 40 кг. Сейчас она набрала больше 20 кг. Врач дал ей справку о болезни, и теперь каждый месяц она получает от правительства бесплатные лекарства. Проблема только в том, как доехать из пригорода до больницы. Проезд на маршрутке за три недели подорожал с 600000 до 5 млрд. зимов. "Я знаю пятерых ВИЧ-больных, которые пропустили месячный курс из-за того, что у них не было денег доехать до больницы и забрать лекарства", – говорит Глэдис. Ей повезло: в отличие от 80% зимбабвийцев у нее есть работа, да еще рядом с домом. Она менеджер по продажам в IT-компании.
"Все деньги нужно тратить в ту же секунду, как мы их получаем, иначе они превращаются в бумагу для самокруток"
Глэдис живет с родителями, братом и двумя детьми в двух маленьких комнатушках – места хватает только для кроватей и телевизора. Почти все деньги уходят на еду. В мае зарплата Глэдис была 50 млрд., в июне – уже 300 млрд. Но цена на масло, например, за это время выросла с 600000 до 35 млрд. Выжить можно, только получая на работе продуктовый паек, размер которого зависит от щедрости начальника. Глэдис сидит на строгой диете. "Нам говорят: вы должны есть, как в старину, – рассказывает она. – Вот ваши предки так ели – и были здоровы. А у меня аллергия на саранчу, гусениц и летающих муравьев!" Так что остается лишь садза – густая маисовая каша, редька и капуста. Мясо в последний раз она ела в прошлом году. По ее словам, самое трудное – это невозможность что-либо спланировать и уж тем более скопить: "Все деньги нужно тратить в ту же секунду, как мы их получаем, иначе они превращаются в бумагу для самокруток".
Успешный племянничек
Каждый день мимо дома Глэдис проезжает в свой офис Филипп Чиянгве – пухлый самодовольный плейбой в дорогой рубашке. Иногда Чиянгве выезжает на ярко-желтом "Хаммере", иногда – на серебристом "Бентли". Вместо регистрационных номеров табличка Tsivo ("крокодил" – тотем рода Роберта Мугабе). По местным понятиям президент приходится Филиппу дядей, но это говорит не о кровном родстве, а о принадлежности к одному большому роду. Впрочем, этого достаточно, чтобы многочисленные "племянники" Мугабе были министрами, партийными боссами и олигархами.
Чиянгве возглавлял отделение правящей партии ЗАНУ-ПФ в родном ему и президенту районе Дзенба, являлся депутатом парламента и даже, как говорят злые языки, мечтал о месте самого "старика". Осмелившись заикнуться на партийном съезде о том, что Мугабе стоит подыскать себе наследника, Филипп год отсидел в тюрьме по подозрению в шпионаже, но сейчас ждет, что его снова примут в партию. "Когда страна разваливается, сразу появляются миллиардеры. Как Абрамович или как тот другой парень из России, которого арестовали за то, что он слишком много выступал. Юкос его звали, что ли, – хвастается знанием российских реалий Филипп и продолжает в том же духе: – Так вот я хочу быть как Абрамович, а не как Юкос".
Война без конца
"Идет война, и мы не можем ее проиграть", – говорит один из высокопоставленных членов правящей партии ЗАНУ-ПФ товарищ Пасипанодья (которого называют "генералом"). Это имя на языке шону означает "устрашитель". Так во время войны против белого режима называли себя повстанцы. Партийный босс настаивал на анонимности, поскольку за неофициальную встречу с иностранным журналистом его могут обвинить в измене родине. В организации нашего рандеву принимало участие множество подготовленных людей. Сначала встретились посредники с обеих сторон, забрали "генерала" из условленного места и привезли в кафе, которое выбрали в последний момент. Затем единственный, кто знал, где я живу, забрал меня из дома. Пока шли эти маневры, времени на еду не осталось. Трое черных и один белый за пустым столиком, настороженно поглядывающие по сторонам, – подозрительное зрелище.
– Вся оппозиция проплачена Западом. В стране есть нечего, а они через гуманитарные организации за еду покупают голоса", – благонадежно повторяет товарищ П. слова Мугабе. – Цель Запада – поставить Зимбабве на колени и доказать, что черные не могут править страной и самостоятельно встать с колен.
Свобода выбора
Жертвами "предвыборной войны" в Зимбабве стали и остатки белых фермеров. Даже те из них, кто оказывал поддержку правящей партии. "Мы всегда давали в нашем районе молодежи то, что они просили. Мясо, так мясо, фрукты, так фрукты, а они пришли и просто выбросили нас из дома", – говорит Джеймс Этридж. Его ферма вблизи города Чигуту была самым крупным поставщиком апельсинов во всей Южной Африке. Джеймс Этридж – белый зимбабвиец в четвертом поколении. "Полтора года назад нам в Минсельхозе сказали, что никто нас не тронет. Продавайте, мол, апельсины, потому что вы нужны стране. А теперь у нас отняли все", – говорит отец Джеймс Ричард. Он скорее с гордостью, чем с горечью перечисляет свои потери: "Ферма стоит 15 млн. долларов, а из дома вынесли ценностей на девятьсот восемь миллионов. У нас все записано".
На сборы Этриджам дали полчаса. "Иначе убьем, – прямо так и сказал нам Гилберт Мойо. Он там у нас в Чигуту командует всем", – говорит Этридж. По его словам, грабежом руководил сын спикера сената Эдны Мадзвуни. "Эта баба и прибрала нашу ферму к рукам", – только при упоминании имени сенаторши в голосе Ричарда слышится нервная нотка. Сейчас Этриджи живут в единственном оставшемся у них доме в пригороде Хараре – одноэтажном особняке в белом квартале с охраной за высокой стеной. "Мы не англичане, мы не шотландцы. Мы зимбабвийцы. Это наша родина. И мы отсюда никуда не уедем. Я уверен, что мы сможем вернуть себе ферму", – добавляет Джеймс. Этриджи оказались правы в том, что не стали ждать справедливости на месте и выехали с фермы по первому требованию. Через три дня после нашего разговора их друга фермера Бен Фрифа, который держался в Чигуту до последнего, та же самая банда Мойо избила до полусмерти.
Товарищ П. утверждает, что насилие – это вынужденная, но необходимая мера: "Мы должны напомнить людям, что время борьбы не прошло. У нас нет таких денег, как у оппозиции, но мы должны напомнить людям, что еда не главное. В этом и заключается наше перевоспитание". Теперь в планах Мугабе – роспуск парламента, в котором оппозиция получила большинство голосов.
– Через полгода будут новые выборы, – говорит мне "генерал".
– Значит, перевоспитание продолжится?
– Нет. Думаю, что людей мы уже перевоспитали, осталось поднять их дух.