Умань — не единственное в Украине место хасидского паломничества. Тысячи евреев регулярно приезжают сюда на могилы иудейских праведников. Мужские и женские группы обычно путешествуют порознь. Корреспондент Фокуса проехала по Украине в женской компании
"Это супер! Просто класс! Большая русская женщина постелила нам прямо на своей кухне!" — ликовали две четырнадцатилетние американки. Голоса девочек-подростков звучали на таких высоких нотах, что уши закладывало. "А я буду ночевать в прихожей", — гордо заявила австралийка. В свои 16 она уже научилась выражать эмоции с помощью смартфона, так что сейчас показывала другим девочкам свой только что обновленный статус в Facebook с фотографией сеней сельского дома с широкой лавкой. На лавку гостеприимная хозяйка положила матрац, простыню и самодельную подушку.
Дело было на Полтавщине, в пригороде Гадяча. Далеко за полночь на сельской улице остановился автобус, из которого шумно высыпала группа из 72 евреек-паломниц (20 взрослых женщин и 52 девочки). Они приехали посетить могилу иудейского праведника рабби Шнеура-Залмана из Ляд, основателя хасидского движения "Хабад". В еврейском религиозном мире мероприятия для женской и мужской аудитории принято организовывать раздельно. Мужские группы на те же могилы, как правило, приезжают на еврейские праздники.
На ночлег в сельском доме разместили подростков в возрасте от 13 до 16 лет. Взрослых отправили в гостиницу. Одна из них оставила на сиденье свое вязание.
— Знаете, чье это? — спросил меня хмурый водитель. — Говорил же вещей не оставлять, я выброшу!
— Не выбрасывайте, я знаю, кто это оставил.
Ошибиться было трудно. Большинству участниц поездки для того, чтобы чем-то занять себя в дороге, нужны были гаджеты, а не спицы и шерсть. К тому же тут очень аккуратный и явно вручную смотанный клубок, двойная вязка, сложный рисунок, ни одной спущенной или растянутой петли. Сомнений не было: вязание принадлежит Ривке Юник из Бельгии — самой старшей и самой необычной паломнице.
В группе все обращались друг к другу запросто по имени, и только ее почтительно называли "миссис". Отчасти из-за преклонного возраста — миссис Юник недавно исполнилось 72 года. Отчасти из-за статуса — все-таки руководитель одной из крупнейших хасидских женских школ в Европе.
"Возьми томатик с рисовыми хлебцами! Ну почему нет — хороший, свежий. А гранолу с медом? Я же видела, ты почти не ела во время обеда", — Ривка Юник так заботилась обо всех, кого видела, что попутчицам казалось, будто их удочерили на время поездки.
Миссис Юник родилась в СССР. Должно быть, привычка кормить всех подряд сохранилась с тех времен, когда добыть кошерную еду было сложнее, чем сдать вузовский экзамен по начертательной геометрии.
Послание
Баба Галя сдает койко-места в собственном доме. Она не говорит по-английски. Таких гостей принимает не в первый раз и давно не удивляется странностям иудейских паломников. Прежде хозяйку обижало то, что приезжие не притрагиваются к ее пирожкам и, едва поставив чемоданы, бегут на могилу, не обмолвившись с ней и парой слов. Теперь привыкла.
Те, кто сюда приезжает, едят только кошерное и всегда торопятся. Девочки тоже спешили. Группа выбилась из графика, до Полтавской области добрались ночью, и уже в 7 утра придется уезжать — времени мало. Осмотрев место ночевки и бросив чемоданы, маленькие паломницы спешно вернулись в автобус. Впечатлениями делились уже по дороге к рабби. Добравшись до места, подростки притихли, спрятали смартфоны и выплюнули жевательные резинки. Взрослым даже не пришлось просить их об этом, хотя во время предыдущих остановок казалось, что заставить молодое поколение расстаться с любимыми гаджетами и прекратить жевать — задача невыполнимая.
Это был ключевой пункт путешествия. Большинство участниц решились пересечь океан и провести почти неделю в автобусных поездках по незнакомой стране именно ради того, чтобы побывать у Алтер Ребе (Старого Ребе — так называют рабби Шнеура-Залмана). Иудеи верят в то, что праведники никогда окончательно не уходят из мира и даже после смерти продолжают заботиться о тех, кто берет с них пример. Каждая идет к заступнику со своей печалью: у кого болеет родной человек, у кого не ладятся отношения с родителями, кого в школе обижают, а кто-то носится с несбыточной мечтой, которую все вокруг считают бредом.
Автобус остановился на небольшой площадке перед новой синагогой (ее открыли в начале декабря прошлого года). Оттуда к могиле ведет длинная не слишком удобная лестница. Спускаясь по ней, взрослые женщины негромко переговаривались, а обычно шумные девочки на сей раз шли молча, сосредоточившись на собственных мыслях.
Больше других волновались две маленькие американки, замыкавшие шествие. Им сегодня предстоит особая роль — будут зачитывать общее послание. Прежде чем обращаться к праведнику с личными проблемами, два ребенка зачитают под звездным небом просьбу о благе для всего еврейского народа — чтобы был мир, чтобы в семьях не нарушалась преемственность поколений, чтобы не прерывалось изучение Торы, чтобы всегда невооруженным глазом было видно, где добро, а где зло.
Письмо составляли сообща. Перед тем как зайти к праведнику, собрались в синагоге у могилы. Паломниц оказалось больше, чем мест в молельном зале, многие сидели на полу. Право голоса получила каждая. Смешные тринадцатилетние непоседы с мультяшными героями на заколках и почтенные пожилые дамы в дорогих украшениях участвовали на равных — каждой было что сказать, послание составляли долго. Те две девочки, которые должны будут его прочесть, — потомки Алтер Ребе. Очень дальние, но все-таки родственницы.
В группе есть потомки всех праведников, на чьих могилах паломницы собираются побывать. Организаторы специально искали их для участия в поездке. Смысл такого подбора в том, чтобы подчеркнуть: евреи не просто народ, а семья. Те, кто живы, те, кого нет, и те, кому еще предстоит родиться, накрепко связаны.
Матрешка
Гадяч — третья остановка на маршруте. Отправной точкой был Днепропетровск, там находится один из крупнейших в мире еврейских общинных центров. Многие считают, что на этом городе лежит особое благословение, потому что в свое время (в 1909–1939 годах) главным раввином здесь был Леви Ицхак Шнеерсон, отец нынешнего Любавичского ребе — последнего лидера движения "Хабад".
В Днепропетровске местная община приняла группу по-королевски. Предоставили охрану, устроили торжественный обед с ресторанной сервировкой, организовали экскурсию по городу, покатали на речном катере. Во время прогулки по Днепру успеваю завести шапочное знакомство с миссис Юник. Ее невозможно не заметить даже в самой разношерстной толпе, хотя сама она быть заметной явно не стремится. Маленькая и юркая, она привлекает к себе внимание тем, что постоянно находится в движении. Кажется, эту женщину интересует все и вся — достопримечательности городов, сельские церквушки в окне автобуса, люди. Но как-то спокойно, без громких восторгов.
В автобусе ехали шумно. Едва миновав Днепропетровск, завели песню. Но ненадолго. Американки подскочили и принялись фотографировать что-то через окно. Попытки водителя усадить пассажирок по местам успехом не увенчались. Взрослые женщины сделали по паре снимков и возвратились на свои места, но девочек было не унять. Они визжали и повторяли одно и то же слово: Babushka, babushka! В современном американском английском это означает "матрешка". Виновницей оживления оказалась полноватая пожилая женщина в темно-красном платье и нарядном цветастом платке, завязанном под подбородком.
Когда восторги по поводу встречи с живой матрешкой поутихли, пассажирки снова запели. Пели гимн Соединенных Штатов. Потом послышались первые строчки канадского гимна, его исполняли только две девочки, никто из соотечественниц их почему-то не поддержал, хотя канадок в автобусе было не меньше, чем американок.
Австралийки, англичанки, девочки из ЮАР и стран континентальной Европы государственных гимнов не исполняли. И от американок слегка дистанцировались. Они старались вести себя как взрослые, не бегали по салону, не вмешивались в чужие разговоры, не брали без разрешения продукты и искоса поглядывали на фонтанирующих эмоциями американских сверстниц. Те, в свою очередь, находили новые поводы для восторгов. И каждые 15 минут мы вновь выслушивали восторженные крики. Подсолнуховые поля, коровы, торговцы, вынесшие к трассе фрукты и молоко, — все казалось им экзотичным и тут же попадало в Facebook.
Затем был Харьков. Автобус припарковался в центре, неподалеку от муниципалитета, двери открылись, и улицу наводнили девочки в одинаковых оранжевых футболках (эту униформу организаторы придумали, чтобы никого не терять из виду). Яркая толпа, естественно, привлекла внимание горожан. Прохожие останавливались, разглядывали приезжих, говорили с ними по-русски. Девочки пытались поддерживать беседу, используя "туристический" запас русских слов: "хорошо", "спасибо", "пожалуйста", "привет", "до свидания". Значений слов толком не помнили, так что произносили их в произвольном порядке. Большинство прохожих ответы вполне устраивали.
Кто такой Ленин
В Харькове было решено сделать общее фото на память. Место выбрали красивое — в самом центре площади им. Ленина перед памятником Ильичу. Мой вопрос о том, знают ли юные барышни, кто это такой, повис в воздухе. Среди взрослых женщин нашлись трое, вспомнивших, что был, мол, такой коммунистический лидер. Только один человек в группе точно знал, кто такой Ленин и почему для общего фото лучше подыскать другой фон. Это была Ривка Юник, свободно говорившая по-русски. Она родилась в Ленинграде (до сих пор называет этот город именно так, хотя, конечно, знает, что он давно переименован) и прожила в нем до 20 лет.
Ривка помнила, как сотрудники ГПУ пришли за дедом — хасидом, последователем 6-го Любавичского ребе Леви Ицхака. Помнила свидания в "Крестах". Вздыхала, рассказывая о том, что когда ее отец уходил в синагогу на утреннюю молитву, мама не знала, вернется ли он. У взрослых членов семьи был заранее разработанный план действий на случай, если... Каждый на память выучил инструкцию о том, как вести себя во время обыска, к кому можно отослать младших, что брать с собой. Даже дети знали — надо уметь собраться за пятнадцать минут.
Вначале 1960-х на семейном совете было принято решение уехать. Бежали через польскую границу. Выдался подходящий момент: гражданам Польши, находившимся на территории Союза, разрешили вернуться на родину. Многие хасидские семьи купили фальшивые польские документы и выехали из страны.
"Ни один из нас не говорил по-польски, а перед пограничниками мы должны были изображать поляков, — вспоминает миссис Юник. — Уже не помню, кто придумал легенду о том, что мы якобы не говорим ни на каком языке, кроме идиш, но до сих пор удивляюсь, как люди в форме могли в это поверить. Счастье, что во время проверки документов никто из детей не забылся и не заговорил с родителями по-русски. Перед выездом отец велел нам выучить польские цены на молоко, хлеб и картошку".
Это был тестовый вопрос, его задавали на границе для выявления беглецов с подложными бумагами. Для ответа не требовалось знания языка, предмет показывали, а цифру писали на бумаге. В Польше семья прожила почти год, оттуда отправилась в Австрию. В Вене Ривка познакомилась с будущим мужем, который увез ее в Бельгию. Путь религиозных родителей, сестер и братьев лежал дальше, за океан — в Нью-Йорк, где в то время жил последний Любавичский ребе Менахем-Мендл Шнеерсон.
Полгода назад мистер Юник умер. Спустя 52 года жизни в Западной Европе у Ривки появилось желание вновь побывать на территории бывшего СССР. Повидать Питер она "пока не готова". Путешествие по могилам праведников в Украине — другое дело. Раньше она отправляла в подобные поездки внучек и учениц с русскими корнями, считая, что так подростки смогут лучше узнать себя и "выбрать правильное направление развития". Теперь Ривка почувствовала, что такой "указатель направления" понадобился ей самой.
Благо цивилизации
Автобус остановился возле большого еврейского кладбища под Бердичевом. Паломницы с разных континентов пытались читать стершиеся надписи на могильных камнях в надежде обнаружить имя кого-то из родственников. Затем обязательный пункт программы — чтение псалмов на могиле рабби Леви Ицхака из Бердичева.
По дороге из Бердичева в Меджибож восторженных возгласов и фотосессий было не меньше, чем в первый день пути — проснувшаяся молодежь эмоционально реагировала на сельские пейзажи Западной Украины. Дорога была так себе — автобус трясло. Кто-то из женщин предложил представить себе, что мы — хасиды XVIII века, едущие на телеге к своему ребе. Когда за окнами появилась настоящая телега, ее принялись фотографировать все, кто к тому времени не спал. Мелькали то старые, неухоженные сельские хаты, то роскошные 3-4-этажные дома за бетонными заборами. Опять параллель: хижины первых хасидских учителей и дворцы землевладельцев.
Игривое настроение мало-помалу стихало. Туалет в автобусе не работал — вышел из строя еще накануне. Услышав намек о том, что именно нужно пассажиркам, водитель остановился в безлюдном месте, где много кустов и деревьев. Его не поняли. Восторг очень быстро сменился возмущением по поводу недоступности благ цивилизации. До ближайшей общественной уборной пришлось ехать больше часа.
Возле придорожного туалета пассажирки выстроились в длинную очередь. Прямо передо мной оказалась высокая, стройная женщина сорока с лишним лет по имени Шуламис. Идеальная осанка, величественный профиль, смуглая кожа, очень густые иссиня-черные волосы, белоснежный льняной костюм-двойка из коллекции Dior Cruise и эффектный турмалиновый браслет с логотипом CD (Christian Dior). Восточная царица в западном одеянии. Она родилась и выросла в Париже в семье алжирских евреев. В 18 лет решила присоединиться к хасидскому движению "Хабад" и отправилась в Нью-Йорк (мировой центр этого движения). Вышла замуж за одного из лидеров общины персидских евреев в Лос-Анджелесе.
Шуламис, пожалуй, единственная участ-ница группы, для которой эта поездка не является "сентиментальным путешествием к корням". Ее не умиляют покосившиеся сельские домики и плохие дороги, по которым ездят телеги и разгуливают коровы. Она примеряет местные условия к себе. Сравнивает украинский быт с североафриканским, говорит о том, как непросто было ее родителям в Алжире, после того как в 1962-м оттуда ушли французы. Она недавно рассказывала мне об этом. Да и сейчас, кажется, задумалась — смогла бы сама поселиться в такой стране или нет. Тем временем подходит ее очередь. Спустя несколько секунд Шуламис вылетает из уборной. "Нет никакой бумаги, и вообще это ужасно!" — говорит она. Этой алжирской женщине с французскими вкусами и американским паспортом определенно не выжить в украинских реалиях.
Меджибож в Хмельницкой области — место, где похоронен Исраэль Бааль Шем Тов (он же Исраэль сын Элиэзера), — был шестой остановкой на маршруте. Оттуда мы отправились в Ганнополь (та же область), затем в Киев.
Бабий Яр
Главное, что хотели увидеть путешественницы в столице, — Бабий Яр. Вообще-то организаторы сомневались, стоит ли сюда ехать. Погода стояла "не летная". В любой момент мог начаться ливень. Лечи потом полсотни подростков от простуды и объясняйся с их родителями. Однако паломницы настаивали. Причем нужен им был не столько памятник жертвам нацизма, сколько сам яр — место массового убийства. Походили, поискали, нашли. Встали у обрыва. Худенькая, растрепанная тридцатипятилетняя учительница из Южной Африки по имени Авива вышла вперед и неожиданно начала читать стихи.
And I myself, like one long soundless scream
Above the thousands of thousands interred,
I"m every old man executed here,
As I am every child murdered here…
(И сам я, как сплошной беззвучный крик,
Над тысячами тысяч погребенных.
Я — каждый здесь расстрелянный старик.
Я — каждый здесь расстрелянный ребенок).
Шуламис смотрела в небо, как будто стихи летят оттуда. Раньше она не слышала этих строк. Но некоторые женщины знали их настолько хорошо, что могли повторять слово в слово. Дети замерли в оцепенении. Облака над Авивой расступились, выглянуло солнце.
Закончив декламацию, учительница сказала подросткам, что эти слова русского поэта Евтушенко точнее всего передают ее собственные мысли и чувства по поводу того, что здесь произошло. Несколько девочек попытались подойти ближе к кромке обрыва. К ним тут же подбежала миссис Юник — она боялась, что кто-то может поскользнуться на мокрой траве. Ривка, казалось, была не склонна погружаться в мысли о прошлом, ее больше интересовали настоящее и будущее. Назвать эту 72-летнюю женщину старушкой язык не поворачивается. Она победила возраст. Есть, конечно, и морщины, и варикоз, но во взгляде осталось что-то девчоночье. И ведет она себя не по-стариковски: не жалуется, не читает моралей, не просит помощи, лекарства пьет тайком.
"Много лет назад мужчина помог мне найти свое место в жизни, сейчас нужно сделать это снова, уже без его помощи", — сказала мне миссис Юник, усаживаясь в автобус. И тогда я впервые увидела слезы на все еще улыбающемся лице маленькой энергичной женщины.
Мария Бондарь, Фокус