Режиссер Дмитрий Богомазов рассказал Фокусу о том, что такое современный театр, зачем он нужен и почему стоит делать только то, что сделать невозможно
Их мало, их, может быть, трое. И всем трем театральным режиссерам-экспериментаторам на родине пришлось нелегко. Андрея Жолдака выдавили из страны, теперь он ставит в России, Германии, Финляндии, Румынии. Владу Троицкому пришлось закрыть свой "Дах", а его недавнее назначение на пост худрука Детской оперы обернулось скандалом: консервативный коллектив перемен не желает. Дмитрий Богомазов десять лет ютился в крошечном помещении театра "Вильна сцена", но в 2011-м вынужден был вернуться в Театр на Левом берегу.
Впрочем, вернулся он не на щите, а со щитом. С большей частью труппы "Вильной сцены". С негласным статусом преемника главы левобережцев Эдуарда Митницкого. С репутацией одного из самых ярких и неординарных режиссеров. Год назад Богомазов стал лауреатом премии им. Шевченко. Тогда же на камерной сцене Театра им. Франко режиссер поставил спектакль Morituri te salutant по новеллам Василия Стефаника. По мнению многих критиков, это одна из лучших постановок за весь период украинской независимости.
Если верить интернету, ты родился в России.
В городе Каменск-Уральском Свердловской области.
Каким ветром тебя занесло в Украину?
Климат, в котором я умудрился родиться, мне не подходил, доктора посоветовали маме отправиться в теплые края. Семья переехала в Украину, когда мне было два года. Ничего из уральской жизни не помню и очень рад, что вырос в Украине. У меня мама русская, а папа украинец. Я считаю себя украинцем, Украину — своей родиной.
50 лет — обычно главный юбилей в жизни человека, до 100 доживают немногие. Каковы ощущения?
Думаю, мне повезло. Я жив-здоров, продолжаю заниматься любимым, хотя и никому не нужным занятием под названием "театр". Ну, не то чтобы совсем уж ненужным, но явно не слишком востребованным в нашем обществе.
Это свойство нашего общества или, может быть, свойство эпохи?
Все-таки общества. Искусство работает с сознанием человека, оно формирует его восприятие мира, у нас же восприятие мира формируется бесконечной борьбой с обстоятельствами, с властью и т. д. При этом Украина еще хорошо сохранилась. Сколько ее ни травили, ни грабили, ни уничтожали, она смогла выжить. Потенциал этой земли огромен.
В каких странах с театром дела получше?
Могу назвать Францию, Германию. Человек вообще все время должен себя делать, доделывать, чтобы не стать Ричардом III (персонаж пьесы Шекспира, жестокий коварный тиран, лишенный совести. — Фокус). В Европе человек ждет от искусства вызова, провокации, у нас же в театр ходят прежде всего, чтобы отдохнуть. А ведь развлекательная функция театра — это побочный продукт.
Но высокое искусство само себя прокормить не в состоянии. Оно требует государственной поддержки.
Именно поэтому у нас в стране заниматься театром сложно. Мы можем позволить себе раз в год сделать некоммерческий спектакль. Приходится ставить легкие комедии и слезливые мелодрамы.
"Театр не массаж, а акупунктура"
Вот объясни мне, наконец, чем современный театр отличается от несовременного?
Театр не должен расслаблять, это не массаж, а акупунктура. Коммерческое искусство упрощает взгляд на мир, сводит его к простым схемам. Современное искусство его усложняет. В традиционный театр приходят с готовым алгоритмом: садишься в мягкое кресло, свет гаснет, занавес поднимается, включается музыка, выходит героиня в красивом платье — знакомые чувства, понятные сюжеты. Современный театр — это когда алгоритм нарушается. Пути могут быть разные: внешний антураж, способ игры актеров, композиционное построение. Каких-то метаморфоз зритель вообще может не заметить, но потом, когда композиция начнет складываться, смыслы проявятся сами собой.
Как в твоем спектакле Morituri te salutant? Там пестрая мозаика в итоге складывается в единую картину.
Почему я у Стефаника взял сразу много новелл? Потому что мне нужен был не сюжет, а композиция. Две абсолютно разные новеллы стоят рядом, но ты все равно воспринимаешь их как нечто цельное и непрерывное.
А вообще в театре все начинается с того, как работает актер. Это такой странный художник, который рисует по самому себе. Он сам себе холст, кисть и краски. Он должен быть одновременно субъектом и объектом творчества, это очень сложная штука.
Актер — существо, у которого есть сознание, чувство и тело. У плохого актера жест, слово и чувство совпадают. Он одинаково играет реплику и в эмоции, и в жесте, и в слове. А у хорошего — каждый из этих слоев может существовать независимо, сдвигаясь и создавая сложные комбинации. Банальную фразу: "Я тебя не люблю" можно произнести с милой улыбкой, и она откроется с неожиданной стороны.
Ты сейчас это сказал с интонацией твоего "фирменного" актера Виталия Линецкого. В конце февраля в Театре на Левом берегу у тебя состоится премьера спектакля "Веселье сердечное, или Кепка с карасями" по прозе Юрия Коваля. Линецкий в нем занят?
Он играет главную роль.
Киевскую публику принято ругать. Как ты считаешь, изменилась ли она за последние годы?
Лучше она не стала, хотя хуже тоже, надеюсь, нет. Лично мне трудно представить человека, которому искусство вообще неинтересно. Он обязан им интересоваться, чтобы не превратиться, как я уже говорил, в Ричарда III или того, кем Ричард манипулирует. Современное искусство во многом построено на недоверии, на провокации, на проверке. А у нас в стране очень многие люди доверяют словам политиков. Именно словам, а не делам.
"Я уже прыгнул в лодку, надо грести"
Ты все время вспоминаешь Ричарда III.
Да, такое ощущение, что сейчас у нас именно его эпоха.
Заниматься творчеством во время революций тяжелее или легче?
Вообще это вещи непредсказуемые, иногда всплеск искусства случается, когда жизнь сложна и опасна. Но для меня — гораздо тяжелее. Очень неспокойно внутри.
Тебе не хотелось сделать что-нибудь актуальное, на злобу дня?
Мне кажется, мои последние премьеры "Карнавал плоти" по "Войцеку" и Стефаник в свете сегодняшних событий зазвучали особенно актуально. Что касается Коваля, то главные его темы — гуманизм, ценность жизни — разве не на злобу дня? Просто Коваль очень тонкий автор, и, чтобы расслышать его голос, нужна тишина, а не "шум и ярость". Но что поделать, я уже прыгнул в эту лодку, надо как-то грести.
О лодке ты, наверное, вспомнил неслучайно — у Коваля есть прекрасная повесть "Самая легкая лодка в мире".
Я ее очень люблю. Мы взяли оттуда кусочки текста, хотя все-таки в основе спектакля рассказы из сборника "Чистый Дор". Вообще-то это текст, который на самом деле поставить нельзя.
Так ведь ты всегда берешься за то, что поставить нельзя.
Я знаю, как можно успешно повторять одно и то же, но это скучно. Всегда интересно делать что-то новенькое.
Юрий Володарский, Фокус