Самый успешный украинский режиссер Сергей Лозница — о пропаганде, призраках, устрицах, жизни без сценария и кино без главного героя
Во время Каннского кинофестиваля в "Фейсбуке" обсуждали фильм "Принцесса Монако" — очень зефирный и неудачный. В числе комментаторов появился Сергей Лозница — напомнить, что не время убиваться по поводу провала Николь Кидман, пока Олег Сенцов, украинский режиссер из Крыма, обвиненный в подготовке теракта, сидит в российской тюрьме. Потом он вступился за Сенцова в Каннах, где представлял свой документальный фильм "Майдан". И даже отказал в интервью российским журналистам.
Я говорю с Сергеем Лозницей по скайпу из Донецка, где от одного компьютера до другого меня отделяет пять блокпостов. И тоже начинаю с того, что тревожит сильнее всего.
Сергей, выйдет ли ваш новый фильм в прокат и на востоке Украины? Знаете, у нас тут несколько лет стоял торговый центр "Майдан", весь такой стеклянный. Еще зимой его спешно переименовали в "Магнит".
— Насколько я знаю, наши прокатчики планируют показать картину и в Донецкой, и в Луганской областях. Сейчас это невозможно, потому что кинотеатры эвакуированы. Но как только ситуация изменится, фильм там будет показан. Разнести за слово "Майдан" торговый центр — это народные настроения?
Немалой части, к сожалению. И я уже начинаю задумываться о том, что здесь не хватает проукраинской пропаганды.
— Я не знаю, нужно ли заниматься пропагандой вообще. Пропаганда и контрпропаганда имеют общий знаменатель, который меня отталкивает. В этом смысле фильм "Майдан" не пропаганда. Я не выношу несправедливость и ложь, поэтому был на стороне не тех, кто лгал, а тех, кто пытался от этой лжи избавиться. И при этом старался держать дистанцию и снимать фильм так, чтобы зритель сам попробовал разобраться в том, что происходит. Поэтому — длинные-длинные планы: в фильме всего сто кадров.
Ваш "Майдан" тепло встречали в Каннах — с шампанским и, возможно, устрицами. И все это по поводу фильма на тяжелую, в том числе для вас, тему. Не было дискомфорта?
— Какие устрицы? Май — без буквы "р". (Со времен, когда не было хороших холодильных камер, считается, что месяцы, в названии которых нет буквы "р", непригодны для еды устриц. — Фокус.) А шампанское было, да. Есть общее представление о фестивале как о празднике кинематографа. Но, с другой стороны, каждый живет своими переживаниями. Для меня было важно сказать то, что я сказал. И важно было показать картину, потому что вы не представляете, как мало людей за границей интересуются этой территорией и тем, что происходит на ней. Новостей из Украины много, но они настолько искажены. Многие думают, что Украина — часть России и вообще непонятно, что они там не поделили. Удобно смотреть на эту территорию как на место, где кто-то один отвечает за порядок. И главное — чтобы там было тихо. А как там люди живут? Ну, есть и менее успешные страны на земле.
Раз Анджелина Джоли украинских детей еще не усыновляла — значит, у них там порядок.
— Да, если вы смотрите на шарик с Луны или Марса, вам не до подробностей. А Каннский фестиваль — это возможность открыть фильму дорогу в другие страны.
Как вы уместили весь Майдан и более 100 часов отснятого видео в 130 минут экранного времени?
— Даже если бы у меня было 8 часов, я бы не охватил все. Что-то вынужден был упустить, поскольку иначе потерял бы мысль, которой следовал. Например, я не показывал самые кровавые, жуткие сцены. Исключил их из фильма, потому что не об этом речь. Это первое. А второе, эти сцены полностью выключают зрителя из разговора, зритель перестает быть зрителем, а фильм перестает быть фильмом. Все-таки не надо забывать, что фильм живет по закону аттракциона, этого никто не отменял.
У вас не было сценария перед съемками?
— Нет, и никогда не бывает. Документальный фильм — это то, что происходит здесь и сейчас. И никакого сценария для жизни вы не можете прописать.
А в какой момент вы проявляете свою художественную волю?
— Ну, вот вы ее проявляете, выбирая буквы и слова. А для меня это выбор манеры съемки. Будет у меня камера находиться на плече и бегать за всем интересным, что я вижу. Или стоять на штативе в одной точке — я делаю композицию и не притрагиваюсь к ней.
Еще — в выборе оператора.
— Да, но часть фильма я сам снимал. А часть — когда не мог находиться в Киеве, например, потому что проводил мастер-классы в Берлинской киношколе — снимал Сергей Стефан. Дальше важно, что я выберу на монтаже и как выстрою структуру. Так и проявляется воля. И для каждого фильма я придумываю свои правила. Когда я приехал на Майдан и увидел все, что там происходило, я понял, что главный герой — это народ. Я не могу и не имею права следовать за кем-то одним, потому что начну терять своего героя. У меня появится персонаж. А даже несколько персонажей все равно не представят народ. Следовательно, я должен снимать общими планами, никаких крупных планов у меня не может быть. В результате, я думаю, что эта картина — о становлении нации.
Вас поразило что-то во время съемок?
— В Киеве я прожил 27 лет — детство, школа, институт, работа — город прекрасно знаю, и людей знаю. Так вот меня поразило, что я людей не узнал. В хорошем смысле.
Еще когда я приехал в декабре на Майдан, удивился, что так мало людей, которые снимают (больше их стало, когда начались активные действия). Где исследователи? Где антропологи, культурологи? Там было все, весь спектр — от Средневековья до современности. Там был призрак Франсуа Рабле, там был призрак Гоголя. Еще уникально, что революция свершилась без очевидного лидера или партии, которая была бы лидером. Это явление, на мой взгляд, уникальное. И следствие этого уникального явления — то, что будущих президентов этот призрак Майдана…
Будет бодрить и держать в тонусе?
— Будет стоять рядом. На мой взгляд, это вдохновляет.
Многих до сих пор тревожит вопрос о том, кто написал сценарий Майдана. Вы тут можете быть экспертом. Заметили на Майдане наигранность?
— Могу вас успокоить. Мы очень хорошо о себе думаем, полагая, что за нами постоянно кто-то пристально следит и нами занимается. Сложно предположить самое простое: движение огромного количества людей, которым плевали в лицо, причем демонстративно и долго. Миролюбивым народам Украины нужно было время, чтобы негодование превратилось в кулак, который в результате смел к чертовой матери власть. При этом я не исключаю, что со всех сторон находились заинтересованные люди, которые пытались весь этот поток если не возглавить, то направлять. Но не они были главными и определяющими в этом движении. Даже оппозицию сиренами, свистом и криком сгоняли со сцены. Я видел сцены позора, когда они не могли говорить, потому что не понимали, что от них ждет мудрый народ. Надо сказать, к их чести, что, облитые из огнетушителей, они потом учились мудрости у народа и приходили с другими текстами.
Вас тоже в чем-то подозревают?
— В России меня часто обвиняли в том, что вот я сижу здесь и вместе с Госдепом США плету козни на постсоветском пространстве. Это настолько далеко от правды. Если бы кто-то очень интересовался происходящим на Майдане, первое, что он должен был бы сделать, — найти талантливого парня, дать ему денег и послать снимать. Но никто меня не нашел, я взял самую простую камеру, причем по студенческой скидке, потому что мой ассистент еще учится в Берлинской киношколе. И мы рванули в Киев. В Киеве у меня был хороший штатив, еще с предыдущих съемок.
Вы испытали какие-то приятные ощущения, когда в Киеве раскрошили памятник Ленину?
— Сам по себе памятник Ленину прекрасного скульптора Меркулова, кусок карельского мрамора редкой породы жалко. Но то, что сбросили символ тирана и кровопийцы, — это, конечно, замечательный акт. Вот такое у меня смешанное чувство.
Вы уже вернулись к работе над фильмом "Бабий Яр", от которого вас отвлекли съемки "Майдана"?
— Я и не уходил, мы продолжаем готовиться, собирать деньги, активно займусь фильмом уже осенью.
Сценарий в этот раз тоже ваш?
— Сам написал, да. В фильме будет много актеров массовых сцен. Нужно найти эти лица и работать с ними. Места съемок, раскадровка — это уже сделано. В чем задача? Я хотел бы снять игровую картину как документальный фильм, в котором действуют массы. Фактически "Стачка" (фильм Сергея Эйзенштейна, 1925 год. — Фокус), которая стала предвестником нового типа драматургии: когда у вас нет главного героя, но есть событие, от которого вы дистанцированы, что дает возможность видеть идею, стоящую за событием. "Майдан" для меня был в этом смысле репетицией в форме, в структуре, в драматургии. Оказалось, что это возможно. Так у меня написан и "Бабий Яр". Есть герои эпизодов, но нет героя, который проходит через весь фильм.
Справка. Сергей Лозница - режиссер документального и игрового кино, завсегдатай Каннского кинофестиваля, в основной конкурсной программе которого участвовали его фильмы "Счастье мое" и "В тумане". Родился в Белоруссии, вырос и выучился на инженера-математика в Украине, а на кинорежиссера — в России. Живет в Германии. Окончив Киевский политех, несколько лет работал в Институте кибернетики.