Десять лет, пять альбомов, 700 концертов, десятки тысяч километров в дороге и, наконец, аэропорт Борисполь — точка, в которой фронтмен "Бумбокса" Андрей Хлывнюк провел так много времени, что к юбилею группы выпустил альбом "Термінал Б"
Андрей Хлывнюк утверждает, что он мещанин, то есть обыватель. При этом говорит, что у него в голове нет ничего, кроме музыки. Второе противоречит первому. Как уверяет биограф рок-н-ролла Сева Новгородцев, настоящий музыкант, хотя и похож на обыкновенного человека, по сути своей принципиально иное существо, влекомое неясной мечтой об идеальном звуке. К идеалу можно приблизиться, но достичь его невозможно, поэтому поиск звука продолжается всю жизнь.
Тысячи поклонников голосуют за Хлывнюка гривной, евро и рублем. А еще — спринтами к сцене во время концертов, поближе к певцу. Группа, экспериментирующая с музыкальными стилями от фанка и хип-хопа до джаза и рока, — живое воплощение идеального бумбокса. Чудесного изобретения человечества — магнитофона, куда всегда можно вставить диск или кассету с любимой музыкой.
Песни "Бумбокса" — дневниковые записи, оформленные в музыку. Настолько созвучные поколению двухтысячных, что слушатели считают их собственными. То, что "белые обои, черная посуда" бывают только раз в жизни, для них ясно как божий день. И ни малейшего сомнения не вызывает тот факт, что "как гореть дотла, знает только пепел".
Голос человека
Фото: из личных архивов
Клуб, где мы разговариваем с Андреем Хлывнюком перед его концертом, снаружи напоминает прямоугольную коробку, внутри — космический корабль из "Одиссеи" Кубрика. В гримерке стулья и зеркала, множащие изображения посетителей. Лидер "Бумбокса" на расстоянии вытянутой руки выглядит таким же, как на телеэкране. Склонным к философствованию, закрытым, при этом располагающим к себе. Кажется, еще немного и он уснет посередине разговора или погрузится в созерцание бумажного стаканчика, из которого пьет кофе с молоком.
— Я люблю наблюдать за собой со стороны, — тихо говорит Хлывнюк, и этот почти шепот контрастирует с грохотом, доносящимся со сцены, на которой в этот момент проходит саунд-чек группы. — Или вообще представлять мир без себя.
Андрей отрывает взгляд от стаканчика и смотрит на свое изображение в зеркале.
— Это как? — торопею я.
— Например, на людном перекрестке, пока ждешь переключения светофора с красного на зеленый, — поясняет он. — Или на крыше дома. Мир и дальше продолжает жить, а тебя уже не существует.
— Зачем это вам?
— Отрезвляет. Я — часть массовой культуры. Такие наблюдения за собой не дают думать о глупостях из серии: популярен ты настолько или вот настолько. Ты просто работаешь на качественный результат, пребывая все больше и больше в настроении своего любимого дела.
Любимое дело вскоре громко напоминает о себе. Со сцены доносится барабанная дробь. Андрей оживляется. Ему хочется туда. Настоящий Хлывнюк там, на концертной площадке, а не здесь, в гримерке. Однажды он заметил, что все, кроме музыки, кажется ему "низкопробным". А недавно группа сняла клип на песню "Дитина", вначале которого музыканты с материнским трепетом обнимают инструменты. И только певцу нечего обнять. Потому что его главное сокровище, голос, им и является. Фронтмен "Бумбокса" — обладатель белого соула, которым он с таким надрывом выводит легкие до невесомости тексты, что кажется сама Дженис Джоплин встала из могилы, чтобы выкрикнуть свое Cry baby. И в случае Хлывнюка неважно, поет он о пепле или о жвачке, — все равно получается о вечном.
"Вокалист работает связками — связки это не струны, их нельзя купить в магазине. Если ты охрип или переутомился, не споешь. Поэтому вокруг нас часто такая кутерьма и происходит". Это ответ на мой вопрос о том, почему вокруг певцов вечно вертится так много помощников.
Своя волна
О Хлывнюке предельно ясно только одно: человек поймал свою волну. В случае с поэзией или музыкой это сравнимо с обретением веры или хемингуэевского праздника, который всегда с тобой. Отчасти этим и объясняется незапятнанная репутация вокалиста. За десять лет существования группы он не громил отели, не уводил девушек у коллег, не прыгал пьяным или обдолбанным по сцене, не выступал ни за какую политсилу. В мире рок-н-ролла случай почти уникальный.
А возможно, дело в правильных людях, которыми окружен музыкант. У группы "Бумбокс" есть талисман — продюсер Алексей Согомонов. Этого добродушного человека с улыбкой чеширского кота часто можно увидеть на концертах стоящим у края сцены. С Хлывнюком он знаком давно, с тех пор, когда оба жили в Черкассах. В небольшом городке неформалы находят друг друга так же быстро, как первую любовь в шестнадцать лет. Они познакомились на фестивале граффити и музыки, который в конце 1990-х организовывал Согомонов. Будущая звезда принесла эскизы — с точки зрения будущего продюсера ерундовые. Потом Согомонов услышал, как Хлывнюк поет. С тех пор они неразлучны. Андрея он называет братом, группу — семьей (отсюда, вероятно, и название одного из альбомов "Family Бізнес").
Говоря о рок-н-ролле, Согомонов замечает, что тут очень быстро можно скатиться в какую-то ерунду. "Либо начинаешь вести себя совсем безобразно — наркотики, алкоголь и все прочее. Либо становишься пародией на самого себя, перестаешь контролировать публику и на полном серьезе веришь в то, что несешь людям что-то непостижимое, чего они были лишены".
Единственный способ избежать этого — не думать о том, какой ты крутой. А еще немного себя недооценивать. При абсолютной погруженности в музыку с недооценкой у Хлывнюка все отлично. О себе говорит, что он "поэт-песенник, и то не очень серьезный". Если начинаешь сравнивать его с другими, открещивается: "АукцЫон" — слишком круто для меня. Определенной стадии просветления группа". Временами впадает в назидательный тон: "Это песня о том, что слабоалкогольные напитки уничтожают молодежь" (о стебной песне "Синяя рыжая девушка"). На идиотские вопросы: "Что вы вкладываете в слово "бумбокс" и в творчество?" —отвечает с юмором: "В бумбокс мы вкладываем кассеты".
О создании песен рассказывает без сантиментов. "Не надо ловить никаких волн — будете ждать вдохновения, ни черта не напишете, — говорит он. — Надо сесть и работать. Хорошо писать одновременно четыре, три, две песни. Еще один способ проверки — натягивать на одну мелодию разные тексты. Либо писать тексты для одной песни на разных языках (у Андрея незаконченное филологическое образование. — Фокус), это дает другие планы". По его словам, из пяти песен на одну тему классной может получиться одна. Кстати, хит "Вахтерам" родился именно так.
Снять шляпу
"Работа — как шляпа на голове. Даже выйдя на улицу без штанов, нечего стыдиться, если ты в шляпе", — говорил отец героя Джонни Деппа в фильме Arizona Dream. До Майдана и войны на востоке Украины для Андрея такой шляпой была музыка. "Мне всегда казалось, что артист не должен вмешиваться в политику. Казалось, рок-н-ролл может очищать от этого, защищать, — говорит Хлывнюк. — И тут вдруг на десятом году существования команды я вовлечен. Все мое внимание, кроме репетиций в студии и концертов, приковано к происходящему". Андрей рассказывает, что недавно один из музыкантов группы перевез в Киев родителей из Луганска, у другого — родственники в Николаеве, у самого фронтмена — в Донбассе.
В феврале этого года в интернете появилось видеообращение к силовикам. Хлывнюк в зимней шапочке, натянутой по самые брови, тихо говорил о том, что он презирает их. "Я такой же экстремист, как они (протестующие на Майдане. — Фокус), если вы так нас называете. До свидания". Когда началась аннексия Крыма, в сети появилось фото, на котором он держал самодельный плакат со строчкой из "Вахтерам": "А эти ночи в Крыму теперь кому?" Жест не остался незамеченным: гастроли в России накрылись медным тазом. "Бумбокс" попал в черный список невъездных групп, а это 60% процентов всех гастрольных поездок коллектива за год.
Фото: из личных архивов
Татарские раскосые глаза Хлывнюка темнеют. И я впервые вижу, как на их дне пляшет черт. Майдан для него настолько горячая тема, что трудно об этом говорить. "Я сейчас лицо лечу. Кожное заболевание — оно не заразно. Мне кожу надо раздирать, а потом втирать в нее лекарство, от которого очень больно. Такие же ощущения у меня от Майдана".
Мы молчим. Я осторожно интересуюсь, как насчет песни о войне, мире, Майдане — обо всем, что происходит. Он отвечает, что не знает. Что сама болтовня об этом — "дерьмо собачье…". Как ни скажешь, все будет фальшью.
Его зовут на сцену. До начала концерта осталось минут сорок. Он оживляется, торопливо тушит сигарету и убегает. Через полчаса человек из гримерки превратится в Бога, друга, брата для каждого, кто пришел на концерт. Я смотрю на его выступление и думаю о том, что хочет он того или нет, но напишет песню о войне, мире, Майдане. Потому что история, пусть криво и косо, но уже вставила свою кассету в бумбокс и нажала кнопку "запись".