Глядя на светящиеся картины Яны Седовой, сложно догадаться, при каких обстоятельствах она писала свои первые работы
"Еще несколько месяцев назад я не была уверена в том, что за первой половиной жизни последует вторая", - говорит Яна Седова в ответ на мою просьбу дать свою версию продолжения строки "Земную жизнь пройдя до половины...".
Она родилась в Казахстане, потом был журфак в Киеве, работа в украинских СМИ. Дальше диагноз, в котором большинству из нас слышится необратимое - приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Химиотерапия. Побочные эффекты совпали по времени с самыми страшными февральскими днями в Киеве. Поиск новых точек опоры - в себе. Так появились первые картины - силуэты бабочек, нездешние деревья (ничего общего с "сумрачным лесом" Данте), наполненные цветом и светом абстракции.
"Когда мой пациент начинает считать кареты в своей похоронной процессии, я скидываю пятьдесят процентов с целебной силы лекарств", - говорил доктор в одном из рассказов О'Генри. Чтобы вытащить с того света больную пневмонией героиню, решившую, что умрет как только плющ за окном полностью осыплется, художник-сосед нарисовал лист и под осенним дождем прикрепил его к ветке - вместо последнего опавшего.
Спасет ли красота мир - вопрос спорный. Но то, что с ее помощью можно спасти себя, Яна Седова, ближе к 40 взявшая в руки кисти и акриловые краски, знает лучше многих. Хотя бы потому, что одна в трех лицах - доктора, пациента и художника.
В киевском арт-пространстве "Сахарный пакет" 7 ноября открылась первая персональная выставка ее работ.
Мне поставили неутешительный диагноз - онкология. Появился страх за детей, сына и дочь, за их будущее. Было отчаяние, потому что еще молодой организм вдруг начал стремительно слабеть. Казалось, что он как-то быстро проскочил вторую половину жизни и просто поставил меня перед фактом – элементарная физическая нагрузка вроде быстрой ходьбы стала непосильной. Представьте: еще вчера вы чувствовали себя полноценным человеком и вдруг ловите себя на мысли, что пропускаете людей перед входом в торговый центр, чтобы они открыли двери, потому что вам это сделать тяжело.
Я начала лечиться. После первого курса химиотерапии, даже когда плохо себя чувствовала, повторяла – ничего, это лекарство, оно поможет. В такой период хороши любые методы поддержки, советуют арт-терапию, медитацию, – они успокаивают, позволяют справиться со страхом. Думаю, именно медитация дала этот толчок - в какой-то момент я просто начала видеть яркие, наполненный цветом образы.
Я с детства рисовала, потом забросила, обычное дело – работа, дети, проблемы. А тут как будто кто-то откупорил бутылку, из которой вырвался "творческий псих". Так язык красок нашел слова для загнанного в угол организма. Хотя, конечно, были и долгие разговоры с психологом, была невероятная поддержка друзей и знакомых, которые помогали и словом, и деньгами. Потом появился оптимистичный прогноз врачей – начала помогать антигормональная терапия. Стало легче физически, и постепенно вернулась уверенность, что все получится.
Есть вещи, на которые ты не влияешь. Но когда я смотрю на ноябрьский пейзаж за окном, думаю о том, что за осенью и зимой всегда приходит весна. Надо просто занять позицию наблюдателя и переждать серость. Не бороться с ней, не нервничать и не впадать в депрессию. Мир не только снаружи, внутри он намного больше, ярче, более того, он такой, каким ты его создаешь. Сейчас мне нужны яркие цвета, так что в какой-то мере я и правда живу в мире своих картин. Но радует и то, что восприятие моих работ другими очень близко к тому, что переживаю я. Люди реагируют эмоционально и это добрые, яркие, светлые эмоции.
Я отходила от первой химиотерапии в феврале, когда были страшные потери в центре Киева. Я смотрела на этот ужас, плакала, как все, и в эти дни побочные эффекты от химиотерапии были самыми тяжелыми. Я буквально не могла встать. А потом, спустя месяцы, у меня мелькнула мысль – тогда, зимой, те молодые и здоровые ребята не знали, что погибнут. А я тогда не знала, что буду жить. Может, поэтому до сих пор любая смерть, о которой сообщают чуть ли не каждый день в новостях, воспринимается как личная трагедия.
Революция – это борьба и агрессия, даже если это "цветная революция". Потому я за эволюцию. Эволюция – не только борьба за выживание, это прежде всего развитие и совершенствование. Надеюсь, мы сможем эволюционировать.
Какие картины хотелось видеть на стене, просыпаясь по утрам? Есть несколько пейзажей британского живописца Уильяма Тернера, которые просто излучают свет. Например, "Замок Кенилворт". Люблю "Мост", "Стога сена" и сумеречную "Венецию" Клода Моне. В восторге от акварелей Врубеля и его "Демона сидящего". С удовольствием смотрела бы по утрам на эскизы Да Винчи и Рафаэля. Но есть и современные малоизвестные художники. За их работами на страничках в Facebook просто интересно наблюдать. И попадаются такие, которые тоже вызывают яркие эмоции. Они так хороши, что вполне могли бы соседствовать с Моне и Врубелем.
Хочется побывать в местах, где природа вызывает восторг или умиротворение. К примеру, в садах Рекьюген в Токио. Еще хотела бы увидеть Новую Зеландию с ее невероятным сочетанием пейзажей, американский Йеллоустонский национальный парк и Большой Барьерный Риф. В таких местах жизнь течет по-другому. Это совершенно другие измерения.
Я с удовольствием сделала бы живопись основным занятием. Но в любом случае мое основное ремесло – упаковывать мысли в слова – никуда не денется. Есть идея написать о своем опыте, ведь в нашей стране люди, получившие схожий с моим диагноз, как будто получают черную метку. Официальная медицина у нас катастрофически отстает от западной и очень плохо лечит онкобольных.
Хочется верить, что моя история может кому-то помочь. Достаточно посмотреть на мои работы, чтобы понять – жизнь всегда находит выход, надо только дать ей шанс.