Освобожденный. Вернувшийся из плена в РФ Геннадий Афанасьев о заложниках, свободе и Родине

Геннадий Афанасьев, проведя более двух лет в российских тюрьмах, вернулся в Украину месяц назад. Его и Юрия Солошенко, осужденного в России по абсурдному обвинению в шпионаже, обменяли на двух одесских сепаратистов.

Глядя на Афанасьева, сидящего на скамейке у фонтана в университетском ботсаду, трудно поверить, что этот парень столько пережил. Из него выбивали показания на членов "группы Сенцова", жестоко пытали. В итоге он подписал все, что требовали сотрудники ФСБ. Признался, что якобы планировал теракты в Симферополе — подрывы памятника Ленину и мемориала "Вечный огонь", указал на Сенцова, как на организатора террористического сообщества. Однако спустя год, выступая свидетелем на суде над Олегом Сенцовым и Александром Кольченко, отказался от своих показаний. "После этого суда я изменился, переродился. Вся моя жизнь делится на "до суда" и "после". После него я стал другим человеком, полностью свободным", — он говорит спокойно и как-то буднично. Единственное, что бросается в глаза, — усталость.

До февраля 2014 года в биографии Геннадия не было ничего экстраординарного. Родился в Симферополе в 1990 году, несколько лет прожил там, затем его семья переехала в Одессу. Снова вернулся в Крым. После школы учился на юриста в Таврическом национальном университете. Устроиться на работу по специальности не смог — в одной госструктуре потребовали взятку за это, а денег не было. Увлекался фотографией, ею и стал профессионально заниматься.

Зимой 2013–2014-го настороженно относился к Евромайдану, сказывалось пребывание в российском информационном поле, традиционном для Крыма. Все изменилось 16 февраля. Афанасьев оказался проездом в Киеве, зашел на Майдан, поговорил с людьми, убедился, что реальность расходится с тезисами российской пропаганды. Вернувшись домой, телесюжеты воспринимал уже гораздо более критично.

Вскоре Крым начали раскачивать пророссийские силы. Геннадий ходил на проукраинские митинги. Давал интервью иностранным журналистам, лица не прятал — "потому что не позиционировал себя как радикального человека, не собирался нарушать закон". Когда российские войска и казаки начали блокировать украинские военные части, помогал бойцам по мере сил: ночью перебрасывал через забор сигареты и приготовленную его мамой еду.

С мамой ему повезло: российское вторжение не раскололо семью, как это произошло с множеством крымчан. "Мама разделяла мою точку зрения, но очень боялась за меня, мне приходилось сбегать из дома. Она была права, как обычно", — улыбается Гена.

"Меня пытали бывшие эсбэушники"

Почему именно вас выбрала ФСБ, когда подыскивала кандидатов в террористы?

— Думаю, они брали людей, которые им были интересны, которых они в чем-то подозревали. Судя по статистике пропавших, убитых, задержанных, все эти люди имели активную гражданскую позицию, выступали против оккупационной власти и действий Российской Федерации, за что и поплатились. Правозащитник Эмир-Усеин Куку не признавал эту власть, Олег Сенцов боролся и в Киеве, и в Крыму помогал солдатам, Александр Кольченко — антифашист, а его россияне приписывают к Правому сектору, который сами же позиционируют как сборище фашистов и террористов. А Чирний (фигурант "дела Сенцова", пошедший на сделку со следствием. — Фокус) — это Чирний. Про него сказать нечего. На него собраны все доказательства, поэтому его и взяли.

Крымские эфэсбэшники, которые перебежали из СБУ, отличаются от российских чекистов?

— Меня пытали бывшие эсбэушники. Они делали все, что им приказывали московские поводыри. Они выслуживаются, их руками делается вся грязная работа. Поэтому я считаю, что всех сотрудников СБУ надо регулярно пропускать через полиграф. После того как меня в Крыму пытали бывшие сотрудники СБУ, у меня нет доверия ни к одному сотруднику этой спецслужбы.

Кто сидит в российских тюрьмах? Встречались люди, которые сидят ни за что?

— 30% сидят ни за что, еще столько же — получили необоснованно суровые приговоры. Благодаря моему образованию, я там писал очень много апелляций, подавал кассации в суды, пристально изучал дела сокамерников. К примеру, была такая ситуация. Осужденного обвиняют в том, что он нанес 70 ножевых ударов, просто распотрошил человека. По версии следствия, после убийства он целый день ходил по городу, но на его одежде не обнаружили ни одной капли крови. Полиция считает, что ее нет, потому что он помылся в реке. Человека судят, дают шесть лет. Что мы видим? Они знали, что он невиновен, просто дали ему поменьше, поскольку надо было кого-то посадить за этот труп.

Вы сидели с людьми, которые были осуждены за особо тяжкие преступления?

— Исключительно с ними. Были фигуранты очень громких российских дел, например, члены Боевой организации русских националистов, которые практически все получили пожизненные сроки за убийство судьи московского городского суда, адвоката Маркелова и еще очень многих людей. Полтора года сидел с игиловцами, которые головы резали.

Вы не скрывали свою проукраинскую позицию?

— Я не скрывал ее поначалу, когда еще ничего не понимал. Со мной сидело много агентуры, которая разными разговорами пыталась на что-то выведать.

Когда сокамерники узнавали вашу позицию, не было проблем из-за этого? Ведь наверняка зэки накачены пропагандой.

— 70% смотрят телевизор с открытым ртом, видно, как этот магический круг крутится и гипнотизирует их. Со мной сидел грузин, который за меня очень сильно боролся и из-за этого попал на ЕПКТ — единое помещение камерного типа, это предпоследнее по строгости наказание, там нет никаких свиданий, одна передача в год.

Претензий ко мне не было. В тюрьме нет политики, национальности, только тюрьма. Были как бы блатные, которые на самом деле работают на правоохранительные службы. Они приходили, пытались спровоцировать на разговор. Близкие мне люди посоветовали, да и сам я научился, говорил им, что на украинскую тему разговаривать не хочу, мне это неинтересно. Но все равно все два года и два месяца я был интересен только в таком контексте — поговорить об Украине.

Вы чувствовали, что в Украине о вас не забывают?

— Я в это не верил. Год и четыре месяца не получал никаких писем. А потом, когда уезжал на суд над Сенцовым и Кольченко, мне выдали целый баул с письмами. Я не знал, что кто-то есть рядом, но именно в этот период решил, что откажусь от показаний, а там будь что будет. На суде отказался от них, и мне Сенцов крикнул: "Гена, к тебе придет адвокат Попков". На следующий день пришел адвокат. Я уже никому не верил, собрал у него все возможные документы — удостоверения, паспорт. После стали уже правозащитники приходить. Из-за того, что я писал очень много жалоб, ко мне приходила комиссия. Я не скрывал ничего, говорил в лицо обо всем, что там делается. Если нет поддержки, в тюрьме все молчат, иначе тебя просто забьют, уничтожат. Только у нас в лагере восемь человек за год как бы повесились. У всех официальная причина смерти — сердечная недостаточность.

Что помогло продержаться?

— Наверное, полнейшая самоотверженность. О себе не думал, такой фатализм включился. Писать, писать, писать, бороться, делать все возможное, чтобы вызывать резонанс даже не к себе, а к делу Саши и Олега (Кольченко и Сенцова. — Фокус). Я радовался даже своему загноившемуся телу, тому, что этот фактор еще раз поможет напомнить о ребятах.

У вас до сих пор проблемы со здоровьем?

— Да. Это карбункул, нагноение в жировой прослойке, очагов воспалений много, их надо вырезать. Возбудитель — золотистый стафилококк. Я заболел из-за антисанитарных условий. Это все было в подмышечной области, а там лимфоузлы, это очень опасно. Вот дыра, я спешил сегодня, не успел ее заклеить, — Афанасьев поднимает рубашку и показывает рану на боку. — Это здесь под наркозом вырезалось, а там-то я это все сам вживую делал. Никто меня не лечил, никаких перевязок, никаких мазей, никаких бинтов.

Чему вас научила тюрьма?

— Я понял, как должен вести себя мужчина. Понял, что каждое слово должно быть аргументированным и подтверждаться поступком. Этому научило общение с арестантами. Я абсолютно всего перестал бояться. Правда, сейчас перестал вообще что-либо чувствовать, это психологическая проблема, но получаю своеобразное удовольствие от того, что лишен чувствительности.

Я понял, что такое семья, родители, смог увидеть своих истинных друзей. Понял, что означает слово "родина". Раньше как-то не чувствовал всех этих выражений — "День Победы", "воевали за родину". Ну воевали. Молодцы, герои. Но не мог проникнуться — что такое воевать, страдать за родину. Я понял все слова, звучавшие в произведениях наших предков, в книгах Стуса, Симоненко, Шевченко, я понял нашу историю.

LetMyPeopleGo

Почему вас так долго не могли вытащить?

— Я вообще не знаю, почему меня вытащили, я на это не надеялся и не просил об этом. Думаю, вытащили в первую очередь благодаря моей маме, она пример для других родителей. Она бегала круглые сутки, давала интервью, сумела сделать так, чтобы обо мне услышали и журналисты, и общество, докричалась до правительства.

Наверное, сказалось состояние моего здоровья. В разговорах про обмены в первую очередь говорят о людях, которых надо экстренно вывозить. У Юрия Даниловича (Солошенко. — Фокус) — подтвержденная онкология. У меня — воспаление.

Нельзя забывать о наших пленных. Очень большие проблемы у Костенко. Ему во время пыток сломали руку, сейчас на ней образуются водяные мешки, он не может ее в локте согнуть. Костенко не лечат, и если его не вывезут, руку ампутируют. А он сидит в России за то, что в Киеве камень кинул в беркутовца. Какое россияне имеют ко всему этому отношение, непонятно. Консула Украины к нему не пускают, в России его считают своим гражданином, потому что он крымчанин.

Клых — в Чечне. В его случае речь идет о жизни и смерти. Из-за психического состояния Клыха есть угроза его жизни не только со стороны сотрудников ФСИН: разве будут арестанты терпеть припадочного человека? Даже Amnesty International призывало сделать независимую экспертизу его состояния здоровья.

Кольченко и Сенцову постоянно навязывают российское гражданство, им не передают письма. Выговский очень давно сидит в одиночке, это метод давления на него.

Большая проблема с крымскими татарами. Большинство из них содержатся в крымских СИЗО, а в Крыму не работают украинские консулы, они не могут туда попасть. Часто только благодаря консульской помощи Украины удается помочь политзаключенным, поддержать материально, чтобы они хотя бы в ларек могли сходить. Консулы организовывают посещения общественно-наблюдательной комиссии.

Адвокатам нелегко. Как в Чечне, так и в Крыму их преследуют, к ним врываются домой, запугивают, а они продолжают работать. Чаще всего это российские адвокаты, стоит отдать им дань уважения.

Недавно запустили сайт LetMyPeopleGo, посвященный политзаключенным…

— Да. Я увидел, что нет скоординированного центра по политическим заключенным, люди даже не знают, кто где находится. Я составил список адресов, разослал его разным людям. Потом ребята быстро подготовили качественный сайт.

Сколько людей в этом списке?

— Пока 29. Но их, конечно, больше. Список будет расти, потому что наших журналистов арестовывают в Крыму, включают в списки террористов. Эта проблема не исчезнет, пока в Крыму будет Россия, потому что за два года все стало только хуже.

Какие перспективы у пленных?

— Все зависит от российской стороны. Перспективы есть, переговоры идут. Я думаю, Карпюка, Клыха, Выговского, Сенцова, Кольченко вернут, а вот других, особенно крымчан, крымских татар, будет проблематично вызволить. Я считаю, в Украине нужно публиковать списки плененных российских граждан, чтобы русские знали их имена, сколько их, чтобы российская общественность давила на Путина — давайте возвращать наших граждан. Мы-то знаем всех наших, там про пленных россиян никто не знает, отсюда и уверенность общества в том, что Россия не воюет в Украине.

"Проблемы есть, но есть и надежда"

Какой вам представлялась Украина оттуда, из российской тюрьмы?

— Мне писали друзья, говорили, что все в порядке, проблемы есть, но есть и надежда, я в это верил. По телевизору показывали, что страна в разрухе, нищета, голод, у всех дома металлические печки, все отапливаются дровами.

Я знал, что в Украине воюют российские солдаты, потому что сокамерники имели непосредственную связь с людьми с фронта, которые поехали сражаться за $5 тысяч. Я пересекался с ополченцами, которые сидели за контрабанду оружия, за всякую ерунду. Они рассказывали, что Россия бомбила "Градами" приграничные территории, обстреливала "котлы".

Я верил в Украину, хотя, конечно, были какие-то негативные моменты. Мне вспоминается скандал Авакова с Саакашвили, драки в Верховной Раде, какие-то моменты, которые позорят страну и которые с радостью транслируют по российскому телевидению.

Приведите примеры того, что вас приятно удивило в Украине, а что расстроило?

— Расстроило то, что продолжается беспредел в Верховной Раде: драки, бойкоты, крики — то, что было всегда, цирк, одним словом. Но я встречался со множеством людей — правозащитниками, журналистами, активистами и увидел, что они очень много работают и за свою работу не получают таких уж больших денег, если вообще получают. Мне очень понравилось, что все крымчане, которые переехали, самоотверженно работают, у них есть желание что-то сделать ради Крыма, ради Украины, вернуться домой.

Я встречался с людьми, которые проводят "домашнюю работу", стоящую перед нашим государством. Их идеи, умы светлы и чисты, они очень патриотичны, общаясь с ними, ты ощущаешь, как растешь. Увидел, насколько умны и образованны представители нашей власти, которые находятся в тени. Это не олигархат, это люди, которые за последние десятилетия создали нашу Конституцию, большинство законов и стараются сделать так, чтобы это все еще и работало.

В вашем Facebook я читал об инциденте с автомобилем вашей матери, в который бросили камень. Вас это не испугало, не показалось, что украинцы заразились ненавистью?

— Здесь трудно говорить однозначно. В стекло маминой машины бросили камень возле метро "Олимпийская" в десять утра. Из-за крымских номеров или нет, из-за меня или нет — непонятно. Возможно, это была выходка какого-то неадекватного человека.

Не могу говорить обо всех украинцах. Многие все прекрасно понимают, а многие увидели слишком много крови и боли, их тоже можно понять, у них психологические травмы. На самом деле ненависть, такое отношение к собственным согражданам — это узколобость и недалекость. Но я не могу говорить, что в основе этого инцидента лежит крымский фактор. Однако я теперь внимателен, наблюдаю за тем, какие машины стоят у входа в мой подъезд, всякие мысли появляются.

Чем вы занялись, вернувшись домой?

— Пока занимаюсь просветительской деятельностью. Скоро поедем в Канаду. Там сейчас идет законодательная сессия. По ее окончании будут слушания, на которых представят свидетелей. Это занимает час, и в это время внимание всех СМИ Канады приковано к этим свидетельским слушаниям. Представится возможность обратиться к Канаде, когда на нас будет смотреть вся страна.

Что вы хотите сказать?

— Я кратко расскажу свою историю, буду призывать оказать Украине проектную поддержку. Хочется, чтобы нам помогли обустроить университеты для переселенцев, например, на приграничных территориях с Крымом и зоной АТО.

То есть вы тоже считаете, что нужно ставить на молодежь?

— Это стратегия. Государство без долгосрочной политики не может существовать, победа достигается только стратегическими действиями, это шахматы. Надо ставить на молодежь. Не нужно создавать миллион семьсот тысяч приспособленцев, которые живут на какие-то выплаты, подачки. Необходимо, чтобы они учились, получали качественное образование, в дальнейшем отстраивали разрушенную территорию, становились элитой. Это длительная программа. Следует давать какие-то налоговые льготы, субсидировать людей, чтобы они могли открывать малый бизнес. Вот и будем просить Канаду помочь нам в этом. Еще будем говорить о необходимости санкций в отношении России.

Также скоро поеду в лечебницу в Чехию. Отдохну несколько дней, пройду лечение, а потом выступлю перед чешским правительством. Чехи очень много нам помогают, за их счет лечили раненых на Майдане и в зоне АТО, оплачивали адвокатов политзаключенных. Мне необходимо поблагодарить их за это. К тому же это хорошая возможность, чтобы выступить со своим бэкграундом и снова напомнить о накопившихся проблемах.

Кем вы себя видите в будущем?

— Надо быть реалистом. За последний месяц круглосуточной работы я не получил ни копейки, так не может продолжаться бесконечно. Предложений не так много, работы пока никакой нет. Если я увижу, что где-то смогу сделать больше для освобождения военнопленных, для реализации политики помощи переселенцам в плане образования, пойду туда. Если такой возможности не будет, скорее всего, в каких-то общественных организациях стану заниматься более узким профилем. Так или иначе, это все равно будет работа на благо государства, народа.

"Вернусь победителем"

Вы почувствовали, что у Украины есть внятная политика в вопросе возвращения Крыма?

— Мне политика Украины в отношении Крыма не очень нравится. У моей мамы сейчас сложилась такая ситуация, что ей срочно надо выезжать из Крыма. Она берет вещи, и на украинской границе ей говорят, что нельзя провозить покрышки, мебель, нельзя то, нельзя се. Получается, человек бежит от оккупации — ему там угрожают, и ему наша же страна не дает ввезти обычные бытовые предметы, необходимые для жизни, даже деньги можно перевозить в ограниченном количестве. Какое отношение к Украине должно складываться у крымчан, которые это видят?

Моя мать многое делает для людей, ей отключают свет, устраивают продуктовую блокаду, хотя она ни в чем не виновата, она точно не ходила голосовать, и все наши друзья не ходили на референдум, и там точно не было 97% за. Чем они это заслужили? Проводите политику против Российской Федерации. Но почему страдают крымчане, почему наши люди гнобят наших же людей? Мне это непонятно, это неправильная политика.

Скучаете по Крыму?

— Бесконечно. Недавно на митинге, посвященном Олегу Сенцову, я читал его книгу. Там был такой эпизод, который, наверное, поймет каждый крымчанин. Наибольший трепет в душе вызывает, когда ты едешь по горочке в Ялту или в Судак и знаешь, что вот-вот появится узкая синяя полоса, которая едва отличается от неба. Все, глядя в окно, кричат: "Море, море!" И хотя до него еще час ехать по горам, уже тогда начинается счастье.

Меня повезли на Днепр, говорят: "Давай купаться". Но он же не соленый, зачем в нем купаться, это же не море. Я лучше в бассейн пойду или в ванной полежу.

Мне Крыма очень не хватает, бесконечная тоска. И не то чтобы не хватало моря или гор. Это место, где я родился, к которому меня всегда тянуло. Я вернулся в Крым из Одессы, потому что он меня звал все мое детство. Мне тяжело без моего дома.

Вернетесь туда?

— Победителем.

Вас не пугает перспектива жить среди людей, многие из которых оказались либо откровенными дураками, либо подлецами?

— Идейных людей, я считаю, там было очень мало, большинство пошло на поводу у России из-за экономического принципа. Многие разочаровались, многие остаются дураками, которых продолжает зомбировать российское телевидение. Но вопрос в том, как к ним относиться: как к дуракам или как к несчастным больным людям.

• Читайте также: Лучше не будет. Как умирает туристический бизнес в Крыму - история одного пансионата

Что же с ними делать?

— Перевоспитывать, реабилитировать, ни на ком нельзя ставить крест. В любом случае насильно никто никого не держит, хотите быть гражданами России, не хотите здесь жить — уезжайте в Россию, кто хочет, пусть остается.

Как с ними жить? Ну а кто поедет туда, кто будет отстраивать Крым, кто будет следить за тем, чтобы такая ситуация больше никогда не повторилась? Только проверенные люди, которые точно этого не допустят.

Фото: Александр Чекменев