Добро с кулаками. Как волонтер Мирослав Гай помогает себе, спасая Украину

Мирослав Гай уже два года живет на разрыв. Занимается волонтерской деятельностью, лоббирует законы, участвует в создании социальных проектов, одним из первых публикует последние сводки с передовой, а его публикации и статьи о ситуации в Донбассе быстро расходятся по интернету. В фонде "Мир и Ко", являясь президентом, сам принимает участие во всех делах, показывая на своем примере сотрудникам и волонтерам, что за 24 часа в сутки можно успеть сделать больше, чем кажется. Главное, мотивация и желание. И то и другое, судя по всему, у Мирослава есть.

Кто он

Военный журналист, руководитель благотворительной организации "Фонд "Мир и Ко"

Почему он

Занимается доставкой в зону АТО продуктов питания, амуниции, одежды и оборудования для военных, обеспечивает медикаментами раненых военных в госпиталях, помогает воспитанникам детских домов-интернатов и вынужденным переселенцам

Как тебе удается жить в таком режиме? Как выставляешь приоритеты?

— Выставляю приоритет очень простой. Я живу предположением, что война идет и пока будет продолжаться. Отдаваться полностью коммерческим заказам бессмысленно, потому что в стране, которая втянута в войну, делать какие-то долгосрочные прогнозы на успешный бизнес, не имея при этом капитала, бессмысленно.

Можем взять пример с "Новой почтой". Они потеряли 20% бизнеса, лишившись отделений в Крыму и на оккупированных территориях. И пришли к тому, что нужно приносить не просто какую-то социальную пользу, а реально работать на победу в войне и на выживание страны. Если страна не выживет, то весь бизнес придется закрывать. И просто уезжать.

Точно так же живу и я. Есть два основных варианта: или эмиграция, или попытка сохранения своей страны, поэтому я своими навыками, умениями и командой прикладываю усилия, чтобы эта страна удержалась на плаву. Но жизнь в стрессовой ситуации — это тоже способ развития. Я не могу сейчас путешествовать, но могу реализовывать волонтерские программы. Да, не получать монетизации, но сформировать команду, тренировать ее и создать себе репутацию. Это, конечно, второстепенные цели. Но даже в этом можно находить для себя мотивацию. Все равно мы должны понимать, что пока идет война, вести бизнес-планирование по-старому невозможно. Если мы хотим выжить, придется перестроиться и зарабатывать не только ради увеличения прибыли, но и ради вложения ее в общую безопасность.

Как изменилось волонтерство за эти годы?

— Во-первых, стало жестче. Многие из тех, кто искренне занимался волонтерством, физически и психологически рассчитывали на спринт, а оказалось, что нужно бежать марафон. Те, кто изначально понимали это, выстояли. Так же и мы. Аккумулировали средства, но не тратили их бездумно, четко понимали, какие проекты мы можем потянуть, какие нет. Нужно пробовать разные варианты выживания, потому что эта ситуация в стране надолго. Волонтерские организации сейчас приняли вызов войны, сплотились в готовности друг друга поддержать. Случись что, у нас знают, что есть общие группы на Facebook, есть офис, где мы можем собраться, организовать эвакуацию, подержать друг друга в случае введения чрезвычайного положения и комендантского часа. Связи среди военных тоже позволяют, если будут угрозы, выстоять. Мы со многими волонтерскими организациями дружим, помогаем, делимся гуманитарной помощью, совместно решаем вопросы логистики. На информационном уровне делаем важные репосты, проводим акции, даже устраиваем скандалы, если есть угрозы волонтерской организации со стороны бюрократии, вплоть до того, что лоббируем законопроекты, которые могут улучшить жизнь граждан. В первую очередь военных.

Майдан показал миру, что можно самоорганизовываться на уровне коллективного разума. Что-то подобное сейчас происходит в волонтерстве?

— В 2014 году такое было. Сейчас остались волонтерские организации, которые работают системно. По сути, в каждой такой организации свой микромир, как в корпорации, с той лишь разницей, что у нас более гибко принимаются решения по запуску тех или иных проектов, и мы сотрудничаем с другими. Мнение, что волонтерские организации конкурируют между собой, распространяют только те, кто сами являются недобросовестными, цель которых — аккумуляция средств. А вот те, кто действительно занимается помощью, понимают, что у добра конкурентов не бывает. Вот и все. Вы реализуете проект, и вам неважно, кем этот проект будет реализован. С вами или без вас. Ваша задача, если вы честны и преследуете цели, которые декларируете, помочь другой волонтерской организации реализовать проект, потому что ваша конечная цель, чтобы кто-то выжил, кому-то сделали операцию, кто-то получил помощь. Если вы видите конкуренцию волонтеров и слышите обвинения друг друга в каких-то вещах, смело можете делать вывод, что цели, которые декларируются, для этих организаций являются ненастоящими. Мы можем наперегонки бежать, как в соревнованиях, кто сделает больше или лучше, например, можем поспорить, кто больше соберет крышечек на протез. Но это не конкуренция, а скорее состязание. Я не могу обижаться на кого-то, если они собрали больше, и начать строить козни. Потому что это глупо и ненормально. Вот это отличие коммерческой структуры от волонтерской. Потому что коммерческая структура, даже делая добро, не готова объединяться с конкурентами.

Какие качества формирует в человеке волонтерство?

— Понимаете, здесь у человека есть внутренний дедлайн. Вы никогда не добьетесь такого уровня ответственности, например, в корпорации. В корпорации у вас есть дубинка, кнут, зарплата, штрафные санкции. В волонтерских организациях этого нет. Поэтому мы должны так выстраивать отношения со своими волонтерами и сотрудниками, чтобы не пропадала мотивация. Это сложно, но возможно. Вопрос, как долго это можно делать... Я затрудняюсь ответить.

Здесь есть ответственность, понимание ответственности перед собой, грантодателями и людьми, которые приходят помогать, приносят какие-то вещи. Выживают только те фонды, которые могут представить отчетность. Это очень важно. Главный продукт любой настоящей благотворительности — это доверие, что тоже отличает от псевдоволонтерских. У кого-то есть просто сайтик, где они собирают средства, и 2-3 фотографии с фронта. У нас в фонде тысячи фотографий и видео. Вот эта постоянная отчетность — то, что вызывает доверие у людей, которые знакомятся с вашим фондом.

Еще волонтер должен привыкнуть к публичности. Получили — сфотографировали, разгрузку провели — рассказали. Все это обязательно. Поэтому у нас даже бухгалтер пишет.

Еще важный фактор — терпимость. Всем сотрудникам фонда приходится общаться с большим количеством людей. По телефону звонят нуждающиеся, аферисты, сумасшедшие, те, кому просто хочется поговорить.

Волонтерство вырабатывает определенную черствость, внутреннюю жесткость. Такое вот добро с кулаками. Потому что благотворительные фонды и организации не в состоянии оказывать помощь и поддержку всем, и они должны научиться реально оценивать, кому эта помощь действительно нужна. Это очень сложно. У нас девчонки сразу могут определить, что вот этой даме, например, вообще помощь не нужна. Она везде нагребает, ходит по всем волонтерским организациям и собирает помощь. Жесткость — вынужденное качество, потому что, бывает, и обманывают. Например, у нас все переселенцы получают помощь по актам приема-передачи, так кто-то подделывает идентификационный код. И до такого доходит. Приходится разбираться. А кто-то приводит чужих детей. Или, например, звонят военные и рассказывают о несуществующих подразделениях или потребностях. И вам еще необходимо определять, кто нуждается в первоочередной помощи. Это тяжелая работа. Приходится быть психологом. Ну, еще и накачиваетесь, потому что нужно носить тонны вещей.

В волонтерских организациях нельзя стать руководителем в классическом понимании, когда сотрудники выполняют работу, а вы командуете. Здесь очень много работы, за которую люди ничего не получают, руководитель фонда должен задавать ритм и сам принимать участие во всех процессах. Мои сотрудники знают, что я жутко не люблю погрузки и отгрузки, но приходится заниматься этим, иначе мотивация у людей падает.

И еще — в волонтерских организациях важна креативность. В истинном понимании, а не в том, как его понимают в коммерческих структурах. Дело в том, что мы все здесь научились реализовывать проекты без копейки денег. То есть мы реально поднимаем проекты практически с нулевым капиталовложением. Мало того, мы еще научились на эти проекты получать дотирование и аккумулировать средства. Это означает, что такие идеи при получении финансовой поддержки вообще становятся явлением. По сути, идея, которая работает сама. Любая бизнес-структура могла бы только мечтать, чтобы их служба маркетинга так работала. Создавать проекты с максимальной отдачей, требующие минимальных вложений, — этому вас нигде не научат кроме как в волонтерских организациях.

Чем мотивация в волонтерских организациях отличается от коммерческой сферы?

— К сожалению, здесь есть разные виды мотивации, и не все они позитивные. Нужно понимать, на каких принципах изначально объединяется человек и человечество. Самым мощный объединитель — это страх. Перед войной, перед угрозой. К сводкам с фронта, которые мы читаем, можно относиться по-разному. Есть три формы реакции в животном мире. Замереть, бежать и атаковать. У человека есть еще одна интересная реакция — не замечать. Вообще. Большинство населения в какой-то момент переходит в режим игнорирования. Я не могу и не хочу, потому что это требует усилий и перемены уклада жизни, и не буду замечать. Но это невыгодная позиция. То есть она выгодна с точки зрения психологического комфорта, но до времени, пока война не затрагивает тебя, пока действительно не приходит беда. Такие люди чаще всего гибнут. Почему гражданские из Донецка или Луганска не уехали сразу? Ну потому что думали, что пересидят, переждут. А потом стало поздно. Средства закончились. В волонтерских организациях люди, которые умеют анализировать, интересуются событиями, умеют давать оценки и делать прогнозы по поводу происходящего. И сейчас этот прогноз не самый оптимистический, потому что, скорее всего, нынешняя ситуация продлится еще долго. Сказать себе, что ничего не могу изменить? Легче спросить себя: "А как я могу встроиться?" Как на своем уровне помочь и как-то исправить ситуацию, получить ощущение причастности к историческому событию, позитивное ощущение от того, что помогаешь другим людям. Вы знаете, на самом деле это может стать смыслом жизни.

Если у вас появляется понимание своего места, страх отступает. Приходит осознание, что вы не зависите от дяди и тети, которые будут за вас решать. И это очень сильный фактор.

Плюс есть важный для меня фактор — совесть. Вот это абсолютно не свойственная коммерческому сектору вещь, которая может сделать нашу жизнь невыносимой. Нас всегда учили в детстве, что у нас есть страна и семья и их надо защищать, что нужно помогать тем, кто нуждается. В стране случилась беда, многие начали воевать и остановили одну из самых мощных армий планеты. И вот они там под дождем, под танковыми обстрелами сражаются. Нормально? То есть они сейчас фактически обеспечивают жизнь моих детей, жизнь страны, и эти люди сделали так, чтобы войска врага не продвинулись дальше, чтобы люди в Киеве и в других городах могли жить, учиться, делать бизнес… Благодаря этим людям, которые живут вне зоны комфорта и гибнут. А не так, как это было в Крыму. Понимаете, у человека, если он игнорирует то, что было заложено в детстве, рано или поздно начинает развиваться невроз, потому что его изначальные человеческие и психологические установки сталкиваются с реальностью и он их нарушает. Так вот, волонтерская организация помогает частично решать эти вопросы совести, потому что мы все ездим на фронт, собираем вещи, мы причастны. Мне легче, я участник боевых действий, офицер запаса, в оперативном резерве, еще и волонтер. Я уже знаете, как "застраховался", но все равно внутри всегда есть это ощущение, как только я остановлюсь: "а как же там ребята?". Или вот девочку Вику Дворецкую, командира роты огневой поддержки, вчера обстреляли. Вот эта мысль мне не дает возможности остановиться, потому что если я остановлюсь, просто буду в состоянии невроза, в состоянии человека, который живет не по совести.

• Читайте также: Как волонтер Татьяна Рычкова командует фронтом

У людей с высоким уровнем интеллекта и образования на планете есть вот это ощущение совести. Гейтс, Джобс — это передовое мышление. Эти люди сейчас заложили грунт на 100 лет вперед. Заработал миллиарды — должен сделать что-то для планеты. Приходит осознание своей сверхответственности перед человечеством. Я не Джобс. У меня нет таких миллиардов и способностей, но я могу быть волонтером. Это тоже своего рода осознание причастности к чему-то большому, важному, глобальному. Из всех этих тенденций у меня складывается идея волонтерского, благотворительного движения. Но это не означает, что, когда закончится война, я все к чертовой матери не брошу и не уеду в отпуск.

Как волонтерам удается бороться с усталостью?

— Я всем нашим волонтерам говорю, что они должны заниматься этим, когда есть желание. Не надо волонтерить через силу. Но если вы потеряли желание на половине проекта, доведите дело до конца. При этом у нас нет жесткого режима. Человек может быть в офисе, а может работать из дома. Такая гибкость позволяет делать работу более комфортной, поэтому людям психологически легче справляться с нагрузками. И это очень важно.

Есть ли моральное удовлетворение от того, что вы делаете?

— В программе "Новой почты" из 130 организаций, которые системно занимались гуманитарной помощью, моя компания вторая по объемам отправки таких грузов на фронт. Мы и центр "Фроловская". Назовите мне компании, которые отправляют сотни тонн, и это делают не 200-300 сотрудников, а 5-10 человек. Покажите мне компанию, которая может сказать, что одела батальон? Вот у меня девочка в фонде может сказать такое. У меня сотрудники каждый месяц могут прийти и сказать, что сегодня одели роту снайперов или установили радиосигнал в городе Счастье. У нас Министерство обороны не может такого сказать. А мы можем. Наш фонд за прошлый год ежемесячно отправлял 6 тонн прессы по линии разграничения. Покажите мне книжный магазин, который может реально сказать, что реализовал столько прессы по всему Донбассу. Это мегапроекты для такого количества людей, практически без копейки вложенных средств. Или покажите мне, кто может сказать, что у него 2000 гражданских прошли по воскресеньям занятия по медицине, обороне и противодействию террористической угрозе. Да у нас государство такое не может сказать.

• Читайте также: Фашисты теперь другие, и мы должны защищать от них наш Харьков, - волонтер Ярина Чаговец

Какое еще моральное удовлетворение можно придумать человеку для реализации проектов? Другой вопрос, что вы за это не получаете дивидендов. Это беда. У нас ведь еще дикое волонтерство, и не принято, чтобы благотворительные фонды получали финансирование. Мы к этому еще даже не пришли, а только сейчас разговариваем с американскими фондами и с иностранными организациями, и они нам объясняют, что так должно быть. Я могу честно сказать, что у некоторых волонтеров за эти два года кейс дел стал больше, чем они сделали за всю свою жизнь. Уровень внутренней реализации здесь просто огромный. Даже психологически сложно осмыслить уровень реализации. Когда поднимаешь отчеты, даже цифры сложно осознать, такими цифрами просто не оперируют в обыденной жизни. Вот у меня сейчас на складе 4000 чашек, и мне надо их передать детским домам. Или у меня благодаря компании "Люстдорф" каждый месяц полторы тонны молока развозят людям. Сколько это пакетиков? Четыре тысячи человек ежемесячно пьют молоко, которое доставляет фонд. Кто может такое сказать? Это на голову не налезает. Да, карьерный рост здесь невозможен. Но у меня каждый человек здесь руководитель своего проекта. И нет ограничений для фантазий.

Что приносит большее удовлетворение — процесс или результат?

— Процесс утомляет, но он не может не нравиться, потому что ты в драйве. Но здесь все-таки нужно понимать, что важнее результат. Только вот результат вы сможете осмыслить лишь с годами. Мы вывозили гражданских из Дебальцево, помогли людям не погибнуть, а потом эти люди помогли защитить какой-то участок фронта. Это вообще какие-то стратегические вещи. Волонтерские организации влияют на события, оценить которые пока не может никто. Вы спасли солдата, а потом он стал командиром и решил задачи. Как это повлияет на всю историю войны? На всю Украину? Вы не знаете. Вы помогли спасти, предположим, десять талантливых и хороших людей. Какие результаты они потом покажут, что изобретут, какие фирмы откроют, сами кому-то помогут — неизвестно. В бизнесе есть четкий ответ: капитализация твоей компании, IPO, а в волонтерстве — нет, потому что это долгоиграющие вещи, которые невозможно оценить в среднесрочной перспективе. Но это важно.

Фото: Дмитрий Липавский