По ту сторону линии фронта. Чем живут украинцы на оккупированной территории

Путь в Стаханов, находящийся на неподконтрольной Украине территории Луганской области, все тот же: Северодонецк — Станица Луганская, пересечь "границу" можно лишь в одном пункте пропуска, на котором скапливаются очереди в сотни человек.

Нам не везет: маршрутку и пассажиров около полутора часов проверяет полиция, поводом для тщательного досмотра становится объявленная операция "Перевозчик". Не повезло только нам: прибывший позже микроавтобус уезжает раньше.

— Все понятно, делят рынок. Нас, официальных, шмонают, а их, нелегалов, пропускают, — негодует водитель.

— Уже не знают, что придумать, чтобы пенсию не давать! — озвучивает свою версию происходящего сидящий рядом мужчина. — Ведь нам нужно предупреждать соцслужбы, когда мы выезжаем, на какой срок, а теперь у них будет официальный документ, что мы выехали.

В пешеходной очереди на "границе" преобладают пенсионеры. Баулы, тачки с детскими игрушками, одеждой, продуктами — в Луганске все значительно дороже. Люди молчаливы, разговоров на личные темы избегают. Солнце в зените, кому-то становится плохо, сотрудники МЧС подносят ему воду. Воздух буквально наэлектризован всеобщей нервозностью.

Наконец приходит время паспортного контроля и перехода на "ту" сторону. Здесь проверка еще более тщательная. Вопросов много: место рождения, причина посещения "республики", место учебы, работы, год окончания вуза. Работник "таможни" сверлит взглядом всех, кто выглядит моложе пенсионеров.

Контроль пройден, остается добраться до Луганска. Здесь еще одна очередь — на автобус. Никаких наличных водителю, вход — строго по билетам, которые продают тут же в киоске. Очередь движется медленно, поэтому окружающие на чем свет стоит ругают эту "антикоррупционную" новацию "республики". Через час все-таки втискиваюсь в переполненный душный автобус, набитый липкими разгоряченными телами вперемешку с кравчучками, клетчатыми сумками, коробками с фруктами-овощами. Удивительно, но здесь больше не чувствуется раздражение. Все хотят лишь одного — добраться до цели любой ценой, так что смиренно терпят и молчат.

Реинкарнация. Жителей "ЛНР" приучают к новым "государственным символам", основанным на советском пафосе

Стабильность

Кажется, что в Стаханове жизнь кипит: работают учебные заведения, детсады, магазины, салоны красоты, рынок, больницы, спортивные клубы, по городу курсирует общественный транспорт и такси. Все выглядит почти так же, как в довоенные времена, из нового — только флаги, символика и социальная реклама.

Стоимость проезда в городском общественном транспорте неизменна уже несколько лет — 10 руб­лей (4 грн). Стабильность цен — один из главных козырей, который часто выкладывают "республиканские" медиа, убеждая аудиторию в том, что объявленная независимость идет на пользу народу. Жители региона, приводя аргументы против возвращения в Украину, часто упоминают стоимость коммунальных услуг: цена газа, электроэнергии здесь не меняется с 2014 года, и, судя по обещаниям новой "власти", поднимать тарифы не планируют.

"Обычно зимой отопление выходит в 1 тыс. руб­лей (400 грн) в месяц. Для нашего общего семейного бюджета в 8 тыс. это подъемная сумма. А тетка из Киева звонит, плачет, что если бы не дети, не смогла бы заплатить за свою однокомнатную квартиру. Поэтому нас все здесь устраивает", — говорит женщина лет 50, узнав, что я приехала из Киева. Она пытается разузнать, как живут в столице, иногда перебивает, рассказывая несколько последних новостей-страшилок, в которых узнается российский агитпроп.

Возможно, невысокие тарифы идут на пользу горожанам, но не городу: он стал значительно грязнее. Контейнеры для бытовых отходов обросли терриконами мусора — судя по всему, их редко опустошают. Случайно встреченная работница ЖЭКа подтверждает, что по графику, как прежде, мусор не вывозят: "Я не знаю, в чем причина. Может, бензин берегут. В Украине ведь уже не АТО, все ждут наступления".

В магазинах, на рынках, в киосках мало товаров украинского производства: продукты питания, бытовая химия, одежда, медикаменты изготовлены либо в "ЛНР", либо в России. Хотя некоторые украинские бренды все-таки встречаются: масло "Тульчинка", молочка "Простоквашино", а также конфеты, в том числе сладости "Рошен". Непродовольственные товары местные предприниматели теперь везут из Москвы и Ростова-на-Дону. Однако самый выгодный бизнес, по словам рыночного продавца, — торговля продуктами питания.

"У людей сейчас нет денег на одежду, она очень дорогая, — говорит он. — При средней зарплате в 5–7 тыс. руб­лей (2–2,8 тыс. грн) много не накупишь. Например, джинсы стоят 1,5 тыс. рублей (600 грн), спортивный костюм — 3 тыс. (1,2 тыс. грн). Правда, многие продукты тоже не всем по карману. Мясо — 350–400 руб­лей за килограмм (около 150 грн), пенсионеры на него даже не смотрят".

Местный риелтор рассказывает, что на рынке недвижимости перекос: предложение значительно превышает спрос. Трехкомнатная квартира в Луганске стоит $10–15 тыс., чем ближе к линии разграничения, тем ниже цена.

На дорогах все чаще встречается транспорт с новыми номерными знаками. Водитель автобуса рассказывает, что их уже повесили на весь государственный транспорт, до конца 2018 года в обязательном порядке должны перерегистрировать служебный, в 2019-м — частный. Стоимость перерегистрации — 1,5 тыс. рублей. Автовладельцы не спешат проходить процедуру. Для местных это немалые деньги, к тому же многие не исключают возврата в Украину, так зачем зря тратиться.

Судя по вакансиям, которые публикует в газетах центр занятости, работа в городе есть. Требуются учителя, врачи, токари, логопеды, сварщики, разнорабочие. Но люди не бегут трудоустраиваться из-за очень низких зарплат. Местные говорят, что самая высокооплачиваемая работа в "правоохранительных органах" и в "ополчении": только там, не выезжая за пределы "республики", можно заработать 15 тыс. рублей (6 тыс. грн) в месяц. Но и эту зарплату считают мизерной, ведь российские военные получают значительно больше.

"Пятилетка" — снова актуальное слово в "ЛНР": на такой срок "власти" наметили план экономического развития региона. Основные акценты в программе — подъем производства, создание рабочих мест, интеграция с РФ. Но местные не особо верят в светлое будущее. На Алчевском металлургическом комбинате возродили несколько цехов, на ферросплавном работает только административная часть. Бывшие работники завода сомневаются в том, что производство снова запустится, поэтому ищут работу в России.

Семейная пара Елена и Андрей работали на ферросплавном около 35 лет. Сейчас Андрей ездит на заработки в Москву, Елена сидит дома, нянчит внука. В 2014-м они активно поддерживали идею создания "республики", надеялись, что их, как и Крым, возьмут в Россию. Теперь разочарованы тем, как все сложилось. Елена со мной знакома шапочно, но после часа общения разговор становится доверительным.

— Мне оставался год до пенсии. Теперь вот совсем без копейки. В общем, переколошматили нас, перессорили, — произносит женщина.

— Кто же это сделал?

— Правительство, кто ж еще?! Мы думали, что будем лучше жить, — обещали много, а в итоге сидим и ждем. Наивные. Моя трудовая до сих пор на заводе. Сейчас заявляют, что не хватает электромощностей, чтобы запуститься, тянут из России ветку. Но я говорила со своим начальником, он сказал, что даже с энергией завод не будет работать.

— Почему?

— Как только появится дымок из труб, начнут стрелять.

— И что дальше? Тоже поедете на заработки?

— В Украину — нет. Меня на КПВВ обвинили в сепаратизме, молодой бандерык приставил ствол к груди. Я говорю: стреляй, чего ж ты! Я внучке на день рождения везла подарки. Сепаратистка… — Елена не договаривает и отворачивается, в ее глазах слезы, которые она не хочет показывать.

Чудо, которого не случилось

В "республике" особенно не хватает медперсонала. В одной из больниц нет окулиста, вместо него больных принимает старшая медсестра, на несколько городов работает один гинеколог. На входе в поликлинику — номера телефонов, по которым можно звонить в случае вымогательства взяток медработниками. Но по факту практически в каждой лаборатории просят дать 5–10 рублей на "бумагу" и расходные материалы. Медсестра лет 30 неохотно и раздраженно поясняет, что закупку расходников возложили на поликлинику, поэтому медикам приходится прибегать к испытанному методу — просить деньги у пациентов. "Может, в Луганске и обеспечивают всем, но до нас не доходит, все сами покупаем. Следующий!" — медсестра ставит точку в нашем коротком разговоре.

Разрекламированная "госпрограмма по воссоединению Донбасса" гарантирует онкобольным бесплатное лечение. Местные жители говорят, что программа работает.

— В прошлом году мой муж прошел химиотерапию, все бесплатно, даже питание. И какое! Мясо, рыба, апельсины, бананы. Это все гуманитарная помощь России, — рассказывает жительница Кировска, с которой мы разговорились в автобусе по дороге из Луганска в Стаханов. — К нам и рожать едут из Украины. Роды тоже по программе бесплатные. Моя невестка приезжала, родила — и назад. Врачам цветы и конфеты подарили разве что.

Однако лечение бесплатное только для тех, кто лежит в стационаре. Остальным больным приходится раскошеливаться. Ассортимент аптек в основном состоит из медикаментов российского и местного производства — в Луганске по-прежнему работает фармацевтический завод. Некоторые лекарства стоят значительно дешевле, чем в Украине. Но тех, кто нуждается в их ежедневном приеме, дешевизна не спасает. Жительница Брянки Валентина — инвалид I группы, ее пенсии — 2904 рубля хватает только на лекарство. Оплата коммунальных услуг, питание — все за счет родственников, которые выехали в Харьковскую область и время от времени передают женщине деньги.

Забота о ближнем. В пункте пропуска предлагают оказать помощь, но многие люди, пересекающие границу, все равно с неприязнью смотрят на украинских солдат

Об оформлении пенсии в Украине Валентина даже не думает, так как передвигается с помощью ходунков. В ее случае доехать до ближайшего места оформления пенсии возможно лишь на такси, а денег на это нет.

— Каждый день я борюсь за жизнь. Раньше мне помогала волонтерская организация из Украины, но теперь они невъездные на эту территорию. Я связалась с местной организацией — по телевизору реклама прошла, мол, обращайтесь, мы поможем. Ага! Разогнались и помогли, — невесело усмехается Валентина. — Я позвонила им, но там такие условия: нужно кучу документов собрать и все лично отвезти в Луганск. Люди помогли это сделать, теперь уже несколько месяцев жду ответа. А они ждут, что я сдохну.

Я захожу в гости к знакомой — Оксане. Она готовит обед и рассказывает о своем сыне, который в следующем году окончит школу. Школьная программа теперь российская. Иногда выдают украинские учебники, когда не хватает новых книг. Оксана неохотно говорит на тему "до" и "после" и уж совсем не горит желанием давать оценку новой реальности. Порой кажется, что в этой семье вполне органично соединились украинское прошлое и "республиканское" настоящее, в комнате ее сына на полках соседствуют грамоты с гербами Украины и "ЛНР".

Вечером меня зовет к себе еще одна знакомая — пожилая стахановчанка Екатерина Павловна (имя изменено. — Фокус). Она рассказывает о себе, своей жизни и наконец признается, что разочарована в "новой власти", которая, как и все прежние, не оправдала ее надежд. А я не могу не задать уже практически риторический, но нужный для понимания местных реалий вопрос.

— Вы же ходили на референдум, на что надеялись, голосуя за людей, которые сами себя провозгласили новой властью?

— Знаете, мой муж всю жизнь был шахтером. Я помню 1991-й, как мы сначала испугались, а потом поверили в независимость, ведь это нам на руку, казалось бы, мы думали, что все заработанное пойдет в казну страны. Недолго радовались, пришла бедность, шахтеров унизили. А те, кто был у власти, бессовестно воровали, хотя, наоборот, должны были защищать свою страну, свой народ, отстаивать справедливость. Потом все становилось только хуже, — вздыхает, замолкая, Екатерина Павловна, затем встряхивается. — Такая реальность нас изменила. Меня точно. Когда нечего терять и появляется шанс все изменить к лучшему, знаете, веришь. Я поверила в чудо, которого не случилось. Вам этого не скажут, но ведь многие так думают. Да, стыдно признаться, нас обвели вокруг пальца.

Back in USSR. Массовые гулянья в честь праздников проводят по сценариям, известным всем, кто успел пожить при СССР

Мы долго разговариваем. В словах моей собеседницы много обиды и отчаяния. Но в итоге она говорит, что, вернувшись в 2014 год, проголосовала бы так же, ведь терять все равно нечего, а хуже быть не может.

Я ухожу, сославшись на позднее время. В "республике" действует комендантский час: задержанный после 23:00 должен заплатить штраф в размере 2 тыс. руб­лей (800 грн) или же выполнять общественные работы, которые могут длиться неделю-две. Как только темнеет, улицы пустеют, лишь из окон квартир доносятся голоса и звон посуды.

Особая зона

В 2014-м город Первомайск из-за многодневных непрерывных обстрелов местные жители стали называть Брестом или Сталинградом: в то время они неделями жили в погребах. Теперь город восстанавливают, кое-где ремонтируют дома, но в центре все еще хватает зданий, стены которых покрыты оспинами от шрапнели, а на месте квартир — дыры.

На улицах много довольно подозрительных людей, моментально срисовывающих "чужих": незамеченным пройти к полуразрушенному рынку не получается. Два телефона в руках — повод насторожиться, первый же мой снимок привлекает внимание.

— Ты что, шпионка? — спрашивает прохожий, уже готовый звать на помощь.

Соображать долго не приходится, отшучиваюсь, прячу гаджеты. Проходя мимо торговых палаток, замечаю, что при моем появлении разговоры смолкают. В тишине отчетливо слышен взрыв где-то неподалеку от города — окраинам Первомайска достается практически каждый день. В этом городе я особенно чувствую опасность, через некоторое время начинает казаться, что за мной следят.

От настороженных взглядов скрываюсь в парке. Усаживаюсь на скамейку, удивляюсь наличию бесплатного Wi-Fi. Где-то поблизости раздается очередной взрыв. Ловлю себя на мысли, что реагирую на эти звуки только я: люди вокруг все так же едят мороженое, пьют пиво и воду, говорят по телефонам.

— А мы привыкли, — поясняет пожилой, опрятно одетый мужчина, который подсаживается ко мне, чтобы пригласить на встречу местных баптистов. — Мы же на передовой. Но несмотря на войну, люди возвращаются. Вернулось бы больше, если бы работа была. Шахта раньше кормила. Сейчас все восстановлению не подлежит. Разбомбили, а потом кинулись, но после "ополченцев" она вся без железа, все распилили, вывезли. Теперь весь город гудит — кто же откачивать воду будет.

На прощание мужчина заключает, что все это на самом деле суета сует, которая его давно не волнует. Советует и мне поберечь нервы.

Для местных уже не новость присутствие российских военных на территории "республики". Но они уверены, что это добровольцы, которые приехали по зову сердца их защищать. В благодарность за это в Луганске установлен памятник российским добровольцам. В паре километров от него — еще один новый монумент: солдат, который держит на руках ребенка. В Первомайске тоже есть свежий памятный знак — камень, заложенный в память о погибших мирных жителях.

"Не забудем. Не простим". Подобных лозунгов хватает в газетах, в которых каждая третья новость посвящена Украине. Практически вся информационная риторика построена на том, что "республика" должна показать Украине, как хорошо живется свободным людям Донбасса, какими темпами развивается экономика. При этом местные жители уже не скрывают скепсиса. Все чаще в общественных местах можно услышать высказывания о том, что "нас кинули", "России мы не нужны", "расплачиваемся за Крым". Во время застолий, когда развязываются языки, можно услышать еще более крамольную мысль: при определенных обстоятельствах возможно воссоединение с Украиной. Правда, на трезвую голову такое вряд ли кто повторит.