Приграничное состояние. Как Старый Самбор поднимает экономику Польши

Первое, что сразу бросается в глаза на подъезде к Старому Самбору, — ветряки. В предрассветных сумерках белоснежные великаны, величаво высящиеся на холмах, кажутся чем-то инопланетным. Город медленно оживает. По тротуару стучат каблучки спешащих на работу панянок, коммунальщики проворно метут дорогу — Старый Самбор выглядит по-европейски чистым. Впрочем, корявый асфальт и дряхлые автобусы намекают, что до границы все-таки еще 30 км.

О близком соседстве Польши в городе — центре района напоминают вывески, обещающие оформление рабочей визы в сжатые сроки. Но еще чаще в Старом Самборе встречаются объявления о поиске сотрудников: пекарей, продавцов, водителей. Горожане не спешат звонить по указанным телефонам: почти все трудоспособное население района предпочитает зарабатывать деньги за границей. "Поднимаем экономику Польши", — говорят они со смехом, в котором улавливается накопившаяся за годы тяжелой работы досада.

Замкнутый круг

— Все поуезжали, а здесь работать некому, — первый заместитель председателя Старосамборской районной администрации Руслан Пупа сосредоточенно хмурит брови. — Несколько лет назад уехали квалифицированные специалисты, а сейчас массово трудоустраиваются в Польше и чернорабочие.

Украинцы ищут работу где только можно: на лесозаготовительных предприятиях, на заводах по производству шин и различного оборудования. Чиновник признается, что и сам после учебы во Львове не собирался возвращаться в родной город — серый и безликий после десятилетий советской власти, ставший нищим в Украине. Но жизнь распорядилась по-своему, и теперь он не без гордости говорит о том, что работает в кабинете, где много лет трудилась его мама. Руслан Пупа подчеркивает, что Старый Самбор за последние годы изменился, а одним из главных районных достижений считает строительство дороги Львов — Сянки.

— Это 180 километров совершенно новой трассы — два слоя бетона и два слоя асфальта, такая долго продержится! — говорит он.

Денег на дорогостоящий проект в районе, конечно же, не было. Строительством занималась Львовская облгосадминистрация, а средства появились благодаря правительственному эксперименту: с 2015 года 50% таможенных сверхплановых поступлений идут на инфраструктурные улучшения в регионах.

— Но и мы каждый год в районе ремонтируем дома культуры, школы, детские сады, сейчас начинаем строительство двух новых амбулаторий с жильем для врачей, — перечисляет прикарпатский чиновник, затем вдруг пресекает свои красочные описания. — А вообще у нас район, конечно, депрессивный, потому что нет никакого производства.

Все заводы, работавшие здесь до 1991 года, в течение последних 27 лет закрылись. Пришла очередь лесопилок. Старосамборский район — крупнейший поставщик древесины во Львовской области, но местные жители теперь предпочитают устраиваться на деревоперерабатывающие предприятия по другую сторону границы.

Тем не менее в Прикарпатье лес по-прежнему рубят и выво­зят, только в основном нелегально. Сельчане, которые не трудоустроились в Польше и не мотаются через границу с товарами, зарабатывают валкой деревьев. Едут обычно по двое-трое, за ночь спиливают по паре кубометров леса на каждого. Кубометр уходит за 1,5–2 тыс. грн, на жизнь хватает.

— Польша, чтобы этого избежать, создала лесную полицию, — объясняет Пупа. — А у нас как? Сотрудники лесных хозяйств сами рубят деревья, сами это и контролируют!

Впрочем, по мнению чиновника, не все так беспросветно, как может показаться с первого взгляда. По крайней мере он надеется, что в районе возродится сельское хозяйство, появятся небольшие фермы — например, по производству сыров, как это происходит в Закарпатье. Однако сельчане, живущие в приграничных местечках, рассказывают мне, что люди все чаще предпочитают не держать дома скотину, которая дорого обходится, а ездить за той же свининой в Устрики-Долишние — ближайший польский городок.

Польская колбаса

Старенький автобус, идущий по маршруту Старый Самбор — Смильница, резво подбрасывает на колдобинах. Это вам не новая трасса Львов — Сянки, сюда явно миллионы не вкладывали. Молодой водитель привычно крестится, проезжая очередную сельскую церковь. В салоне тоже поднимается несколько рук. Набожность здесь — нечто естественное, впитанное с детства, а еженедельное посещение храма — обязательная часть повседневной жизни. Вместе со стайкой галдящих женщин выхожу в Старяве. Раскинувшееся вдоль дороги село обрамляют пологие горы, больше похожие на холмы. Эти хребты — Бескиды — живописно покрыты густыми лесами. ("Густые? Они только с виду такие густые, а зайдите дальше — там же пустоты, скоро леса не останется, все вырубят", — скажет мне вскоре новый знакомый Степан.) Я с удовольствием фотографирую красивые виды и красные карпатские яблоки, свисающие до земли на невысоких деревьях. В объектив попадает пожилая пара на велосипедах. Они, пересмеиваясь, смотрят на меня и проезжают дальше, а уже через час я неожиданно попадаю к ним в гости.

Источник дохода. Бывшие преподаватели Мария и Зиновий, как и большинство односельчан, зарабатывают в Польше

— Ми з церкви їхали — сьогодні ж свято, Здвига, тут так Воздвиження називають, — дивимось, ви фотографуєте. Так вирішили, що шпіон якийсь! — объясняет пани Мария.

Она стремительно бегает из кухни к столу и при каждом появлении тараторит, жизнерадостно улыбаясь. Ее украинская речь обильно сдобрена красочными диалектизмами, так что иногда с первого раза и не разберешь, о чем речь.

— Ви їчте, їчте! Це польська ковбаса, смачна, тільки вчора привезли, — хозяйка заботливо придвигает тарелочку с нарезкой.

Как и все местные, даже за продуктами супруги ездят в Польшу. Пока Мария суетится, пан Зиновий — жена ласково называет его Зеник — отчаянно ругает украинскую власть. Почему украинцы едут работать в Польшу? Потому что власть не создает рабочих мест, нет условий для работы. Почему предприниматели не хотят вкладывать деньги в регион? Потому что боятся коррупции. Почему местные не открывают сельскохозяйственные фермы? Потому что их задушат налогами, в то время как соседи на год освобождают бизнесменов-новичков от любых сборов, да еще и дотируют предприятия.

— У нас демократию перепутали с бардаком, — заканчивает политический монолог Зиновий.

Со своим длинным седым чубом, живыми карими глазами, по цвету напоминающими переспелые вишни, и по-молодецки подкрученными усами он похож на хрестоматийного казака. Оба супруга — бывшие педагоги. Зеник учил детей музыке в детском саду, Мария преподавала украинский в школе, но на учительскую пенсию особо не проживешь, так что они тоже понемногу подторговывают в Польше.

— Якщо б не кордон, то ми б тут всі ходили по жебрі, — вздыхает хозяйка дома.

И признается, что ее прабабка была полькой, а значит, по закону она имеет право подавать документы на "Карту поляка", получение которой дало бы ей определенные преимущества за границей. Вот только Мария принципиально не хочет на это идти.

— А я не люблю поляків! Вони ж хворі на нас! — с уверенностью говорит она. — Зєніку, пам"ятаєш, на минулому тижні на кордоні дівчина свідомість втратила. Так польська швидка годину їхала! А якщо б то була полька, то вони відразу б там були. Дівча помре, а їм що — одним українцем менше буде!

Зиновий подключается и вспоминает про УПА, которая у поляков до сих пор ассоциируется с предательством и насилием, а для западных украинцев это история о предках, которые отвоевывали независимость ценой собственных жизней. От разговоров о давних разногласиях между государствами нас отрывает появление за окном белого микроавтобуса. Хозяева дома дружно кивают головами на улицу.

— Ой, это ж наш ксьондз! — не без злости комментируют они происходящее. — Бачьте, набирає жінок їхати в Устрики.

Супруги говорят, что в машине помещается девять человек, каждой платят по 300 грн за провоз допустимой нормы табака и алкоголя: две бутылки вина и две упаковки сигарет.

— Ось тобі і божа людина. А що жінки — їм хоч якусь копійку заробити треба!

Артерия границы

О том, что без пропускного пункта "Смильница — Кросценко" местное население полностью бы обнищало, говорят все мои собеседники. Зато постоянные подработки за границей и торговля водкой и сигаретами позволили людям построить приличные дома. Даже в захудалой Старяве по проселочным дорогам разъезжают сплошь иномарки с польскими номерами.

— Вон люди крышу перекрыли, и там новую поставили, — голова Старявы Михаил Потичный везет меня по селу.

Он рассказывает, что достаток у людей появился в последние пару лет. Если раньше все выживали, то теперь смогли встать на ноги и вкладывают деньги в "садиби".

— В селе осталось пять магазинов, две пилорамы и еще пара человек в лесничестве работает, больше фактически никого нет, остальные все в Польше. Это весь район такой!

Впрочем, большинство местных мужчин хоть и работают в Польше, живут все равно в Украине. Пять дней в неделю трудятся на польских предприятиях, а на выходные едут домой. Некоторые находят работу подальше, тогда могут уезжать из семьи на несколько месяцев. Это серьезно влияет на зарплату: она вырастает прямо пропорционально расстоянию от границы. Грубо говоря, на предприятии недалеко от Украины можно заработать около 15–20 тыс. грн, а уже у немецкой границы зарплата на аналогичной должности достигает 25 тыс. грн и выше.

Не Европа. Голова Старявы констатирует, что село приходит в упадок

Хоть личные хозяйства становятся все более похожими на европейские, улицы села выглядят убого. Сельский голова привозит меня на мост через реку Стрвяж, показывает обрушившиеся перила, кое-где торчит изогнутая ржавая арматура.

— Здесь же дети каждый день в школу ходят, а высота вон какая! — сердится Потичный. — Но ремонтом займутся, только когда упадет кто-то. Тогда налетят чиновники и из Львова, и из Киева.

В местном бюджете средств на ремонтные работы нет, зарабатывать Старяве не на чем. Сельского хозяйства в селе вообще не осталось, а предприниматели и лесорубы работают нелегально, от них никаких поступлений в бюджет не идет. Вот и ждет голова милости от района или области, вдруг дадут денег на мост и новые дороги.

Я спрашиваю Потичного об отношениях между поляками и украинцами. В отличие от своих односельчан, он более миролюбив.

— У многих же дети в Польше учатся, живут там (у самого Потичного сын тоже живет в Лодзе. — Фокус), как мы можем плохо относиться к полякам? Прошлое надо оставить в прошлом! — уверен он.

Но интересно знать не только, что украинцы думают о поляках, но и как соседи относятся к нам. Выяснять это лучше по другую сторону пропускного пункта "Смильница — Кросценко".

Перед польской границей за несколько последних лет вырос городок автозаправочных станций. Об этом редко говорят, но не только украинцы массово ездят в Польшу за продуктами. Сами поляки нередко пересекают границу, чтобы подешевле заправиться. Впрочем, они не стоят часами в очереди на пропускном пункте — для граждан Евросоюза отдельная полоса.

— Ой, на цій митниці такі кіна відбуваються! — заговорщицки шепчет мне водитель на границе.

Ничего конкретного он не рассказывает, ограничиваясь общими фразами о коррупции, но упоминает, что полтаможни принадлежит бывшему таможеннику, который "все тут крышует".

— Недавно ехал парень, и украинская таможня нашла что-то свыше нормы, его отправили обратно. А он же не поедет снова в Польшу, так что парень просто круг сделал и сюда вернулся. В итоге дождался ночи, пришел "решала" от бывшего начальника, они обо всем договорились. Ночью тут свои законы, уже не важно — норма, не норма, главное — заплатить кому следует, — рассказывает один из водителей.

Пропускной пункт в Смильнице — единственный в области, где украинские и польские пограничники работают в одной точке. По сути, это уже польская территория, но украинцы арендуют помещения и "платять за це шалені гроші", как уточняют местные. Вообще, украинский пропускной пункт должен находиться в другом месте, там даже успели что-то построить, но так и не довели инфраструктуру до ума.

Пешеходного перехода через эту границу нет, меня соглашается подвезти местный житель Степан. У него машина с польскими номерами, по закону он должен постоянно выезжать в Польшу. Здесь очень многие так мотаются: продают полякам по дешевке сигареты и покупают продукты.

— Раз все равно приходится ездить каждую неделю, хоть бензин отбить надо, — говорит он.

Трудности перевода

Степан предупреждает: чтобы выехать в Польшу, при себе нужно иметь как минимум 500 злотых (3,9 тыс. грн) плюс 75 злотых (580 грн) на каждый день пребывания в стране. Я еду всего на сутки, правила пересечения границы прочитать не удосужилась, поэтому столько злотых у меня нет. Водитель сует мне недостающую сумму — "на всякий случай". И случай наступает тут же. Молодая польская пограничница пронизывает оценивающим взглядом, подходит к машине проверить документы и первым делом требует от меня открыть кошелек.

— Покажите мне 500 злотых, — сурово произносит она по-польски.

Удостоверившись, что деньги есть, начинает обычный пограничный допрос: куда еду и с какой целью. И тоже на польском.

— Кхм, я не говорю по-польски, — пытаюсь увещевать строгую пани. — Может, продолжим на английском?

Но пограничница либо не знает языка, либо принципиально на нем не говорит: дальнейший разговор она все равно ведет на польском, хотя и сообщает мне, что понимает украинский.

— Это прекрасно, но я-то не понимаю, что вы говорите, — делаю последнюю попытку образумить женщину, но потом сдаюсь и зову водителя для перевода.

Так и говорим — пани на польском, я на украинском. Но наше непонимание на этом не заканчивается.

— Куда едете? — снова спрашивает полька.

— Устрики-Долишние, — называю я украинское название, по-польски в русской транскрипции это звучит Устшики-Дольне.

— Почему туда? Почему не в Краков, не в Варшаву? — не успокаивается она.

Я пытаюсь объяснить, что у меня нет времени кататься по всей Польше.

— Мне интересно побывать в Устриках. Читала про них, хочу увидеть, — не сдаюсь я.

— Что читали про них? — не отстает пограничница.

Перед поездкой я и правда много читала про маленький городок в 10 км от границы. До 1951 года это была бойковская земля, которая входила в состав Дрогобычской области УССР. Жили здесь украинцы, говорившие на украинском и ходившие в греко-католическую церковь. СССР в 1951-м поменялся землями с Польшей, людей отсюда вывезли и расселили по Украине. Целые бойковские села появились в Херсонской, Донецкой, Одесской и Николаевской областях. Только на Донбасс в то время принудительно выселили более 10 тыс. человек. Однако рассказывать обо всем этом строгой польской пограничнице было рискованно. Ограничиваюсь общей фразой: "Ну это же горнолыжный курорт, там, наверное, интересно". Бдительная полька успокоилась лишь после того, как я показала ей журналистское удостоверение.

— Тут польские пограничники очень строгие, — говорит Степан, когда мы пересекаем границу.

Строгость вызвана размахом контрабанды. Из-за нее восемь лет назад даже перестал курсировать через границу поезд Хиров — Ясло.

— Наши люди этот состав по частям разобрали, прятали сигареты куда только можно, — смеются местные.

В итоге поляки устали с этим бороться и отменили маршрут. Говорят, что международное сообщение можно возобновить. В прошлом году даже пустили пробный рейс Загуж — Хиров. Но с тех пор тема снова затихла, хотя люди уверяют, что с поездом было бы жить удобнее — не у всех же есть машины.

"Тайный" рынок

Найти украинцев в Устриках несложно, они сами тебя, скорее всего, найдут.

— Pani! Wez dobre vinco! — я оборачиваюсь на вкрадчивый голос у меня за спиной.

Вошел в положение. Зигмунд Чиховский с пониманием относится к тому, что украинцам приходится работать в Польше

Женщина лет 45 с пакетиком в руках что-то шепчет мне по-польски, впрочем, о смысле фразы несложно догадаться: берите, мол, хорошее винцо. Место возможной сделки — центральная улица — ее отнюдь не смущает. Я отнекиваюсь и сворачиваю за угол, где натыкаюсь на яркую блондинку того же возраста. В руках у женщины издалека видны две пачки сигарет, на которых чернеет знакомая надпись "Куріння вбиває".

Центр города, конечно, — не основное "место работы" украинских челночников. Массово их можно наблюдать возле любимой нашими согражданами "Бедронки" (Biedronka — крупная сеть супермаркетов в Польше). Перед магазином просторная автостоянка, украинцы кружат по ней в поисках своего покупателя. Когда подхожу, на стоянке толпится не менее 20–25 женщин примерно одного возраста — лет 50–60. Шумную компанию разбавляют трое мужчин, которые держатся особняком. Только пришедших приветствуют традиционной для Западной Украины фразой "Слава Ісусу Христу!".

Ассортимент товара у украинских челночников богатый и иногда совершенно неожиданный. Они носят водку, вино, сигареты, а в прозрачных пакетах — чищеные грецкие орехи и халву. Может быть, поляки особенно неравнодушны к этой сладости, гадаю я, осматривая стихийный рынок.

— И за сколько вы продаете вино? — интересуюсь у двух приветливо улыбающихся мне женщин.

Пока их товарки бегают от одной подъезжающей машины к другой, они скромно стоят в стороне.

— 10–15 злотых (77–116 грн), зависит от того, какое вино, — смущенно отвечает более бойкая.

— И как поляки — покупают?

— Конечно, берут, — утвердительно кивает головой женщина. — В магазине такое вино будет стоить как минимум 35 злотых (270 грн)!

Словно в подтверждение ее слов, на автостоянку подъезжает очередной поляк. Едва открывает дверь, как его окружают галдящие торговцы, наперебой предлагающие бутылки с алкоголем и сигареты. Это именно тот покупатель, который им нужен. Мужчина берет по максимуму — несколько бутылок, еще и сигареты забирает сразу у нескольких человек.

Подработка на пенсии. Украинки, живущие рядом с границей, постоянно ездят в Польшу, чтобы продать что-нибудь местным жителям

— Я все продала, — радуется моя собеседница.

— Неужели полиция закрывает на это глаза?

— Ой, конечно нет! Постоянно приезжают, но мы же видим, когда они едут, так что все стараемся спрятать. Правда, иногда они работают в штатском, тут уж не поймешь: подъезжают, якобы покупают у тебя товар, а потом раз — и удостоверение достают! — перестает улыбаться женщина.

Рассказывает, что такой случай был как раз на прошлой неделе: целую компанию украинок вот так обхитрили, в итоге увезли на границу, выписали штраф и отправили домой.

Несмотря на то, что женщина, с которой я беседую, уже продала допустимую для ввоза норму — две бутылки вина, ей придется остаться в Польше до следующего дня. Препятствие — закон о налоговых ограничениях на частый ввоз товаров из-за рубежа, принятый Верховной Радой в декабре прошлого года. Закон предполагает, что украинец, который хочет привезти продукцию стоимостью до 500 евро, может выезжать за границу не чаще одного раза в 72 часа и при этом должен находиться за рубежом не менее суток. Так государство пытается бороться с контрабандой.

— Это же дебилизм какой-то, а не правила, — ругается Степан. — Ну ладно — раз в 72 часа, ну хорошо — до 500 евро, но зачем там торчать сутки? Мало того, что люди часами в этих очередях на границе стоят, так все делается, чтобы им было еще сложнее!

У женщин перед "Бедронкой" я спрашиваю, где они обычно ночуют, когда остаются на сутки.

— Как где? В бусиках. Тяжело, конечно, но что делать.

Бедные люди

Несмотря на общее убеждение жителей приграничья в том, что поляки глубоко в душе всех украинцев ненавидят, в Устриках это никак не проявляется. Местные, конечно, знают, что люди сюда ездят торговать, но враждебных отзывов по этому поводу я не слышала.

— Честно говоря, я ни разу не встречался с украинцем, который бы здесь работал, — задумчиво рассуждает Зигмунд Чиховский, владелец небольшого туристического магазина. — Может, они где-то и есть, но это точно не продавцы магазинов или офисные сотрудники, так почему нам стоит об этом переживать?

Улыбчивый пан Зигмунд, как и многие в Устриках, вообще не знает английского языка. Украинский тоже не понимает. В качестве переводчика мы привлекаем молодого продавца из соседнего продуктового магазина. Я спрашиваю у поляка об отношении к тем украинцам, которые здесь незаконно торгуют.

— Я же понимаю, что это просто бедные люди, у которых нет другого выхода. Они не от хорошей жизни занимаются этим, — пан Зигмунд кажется вполне искренним.

Возможно, он и правда понимает тех, кто ищет для себя лучшей жизни, ведь и сам раньше работал в Германии. А вот пан Мачек, с которым мы знакомимся на улице, в свое время работал в Великобритании на заводе Siemens. Об украинцах он тоже ничего плохого не говорит и к тому же единственный из всех поляков, с кем я говорила, знает, что Устрики были когда-то украинским городком.

— Вон там, за библиотекой, еврейская синагога, а тут, с другой стороны, даже сохранилась украинская церковь, — проводит для меня мини-экскурсию поляк.

Попрощавшись с ним, я решаю заглянуть в старый храм. Снаружи здание греко-католической церкви выглядит так же, как сотню лет назад, но внутреннее убранство заново отделывало местное украинское общество. Много лет объединением своих земляков занимается Стефания Гаврилец. 78-летняя женщина до сих пор является одним из главных организаторов местного фестиваля "Бойківська ватра", на который каждый год съезжаются выселенные из этих мест украинцы.

Гаврилец отпирает тяжелые церковные двери, из храма тянет холодом и сыростью. Видно, что помещение давно не обогревалось и редко проветривается. Здесь даже священника своего нет: по воскресеньям службу проводит отче, приезжающий из соседнего села.

— Чтобы здесь был священник, для него нужно построить жилье, а у нас таких денег нет, — рассказывает женщина на смеси украинского и польского.

Сама она родилась возле польского города Ярослав в семье украинцев, переселенных во время операции "Висла". Помнит времена, когда в Польше было еще опасно говорить на украинском.

— Я ходила в польскую школу, а дома отец учил меня украинской истории и литературе, я все узнавала от него, — медленно говорит Гаврилец, поглядывая на меня усталыми глазами. — Я тоже научила своих детей говорить на украинском, и хоть в нашей семье теперь смешанные браки, внуки знают язык.

Стефания считает, что сейчас в Польше прослеживаются опасные тенденции, ее откровенно пугают националистические лозунги отдельных партий.

— Главное, чтобы не было такого, как раньше, — грустно вздыхает она, имея в виду "Вислу".

"Как там наш Львов?"

На обратном пути в Украину меня подбирает Людмила — стильная женщина лет сорока с небольшим. Рядом с ней на пассажирском месте сидит 20-летняя дочка Юлия. У Людмилы свой бизнес в Хирове — городе в 13 км от границы. Юля работает косметологом в Польше, у нее посменный график, так что каждые несколько дней она наведывается домой.

— Сразу после института она нашла работу, где получает около 2 тыс. злотых в месяц, а это порядка 15 тыс. грн, — говорит Людмила. — Где в Украине выпускник вуза может так трудоустроиться?

На вопрос об отношении поляков к украинцам Юля отвечает, не задумываясь.

— В глубине души они нас ненавидят! — хмурится девушка. — Когда ко мне на процедуры приходят женщины за пятьдесят и узнают, что я из Украины, первым делом спрашивают: "А как там наш Львов?" И они не шутят, они правда считают, что это их земля!

Но в то же время девушка признается, что чем моложе поляк, тем меньше у него таких предрассудков.

— Да у меня все друзья поляки, так что особых проблем не возникает, — Юля снова начинает улыбаться.

При общении с жителями польского приграничья иногда кажется, что старые раны сложных соседских отношений еще не зажили, но, похоже, новое поколение сумеет окончательно преодолеть этот барьер. Молодежь к этому уже готова.