Пререхерсток: Дэмиен Херст доказывает, что его произведения – настоящее искусство

Открывшаяся 25 апреля в столичном PinchukArtCentre ретроспектива британца Дэмиена Херста оказалась настоящей сенсацией. В первые дни работы желающим ее посмотреть приходилось выстаивать двухчасовые очереди, а количество посетителей – почти 10 тыс. человек - поставило новый рекорд в арт-центре, который и до того мог похвастаться популярностью.

Интерес зрителей вызвали картины из засушенных бабочек, скульптуры из скелетов животных и рыб, новая живопись Херста, а также его фирменные животные в формальдегиде. Вместе с интересом поднялась и волна негодования: далеко не каждый готов принять, что туша коровы с внутренностями наружу – это искусство. В интервью Фокусу художник объяснил, что на самом деле скрыто в его произведениях и почему цена на них не имеет значения.

- Как получилось, что такая большая выставка проходит в Киеве, а не в Лондоне или Нью-Йорке?
- Здесь, в Киеве, контемпорари арт – нечто новое и занимательное, здесь не ощущаешь себя как в музее для каких-то мертвых художников.

- Возможно, вы слышали, что в Украине есть государственная комиссия по защите общественной морали. И был шанс, что вашу выставку запретят. Можете ли вы сами найти какие-то причины, почему ваши работы можно запретить? Или в этом нет никакого смысла?
- Ну знаете, можете ли вы запретить Библию? Или изображения животных? Любой голливудский фильм более агрессивный, да и в Библии много насилия. Запрещать все это глупо.

Обычно на мою работу сильнее реагируют люди, которые ее не видели. Вот вы, к примеру, читаете пресс-релиз, и там написано: "Мертвая акула! Мертвые мухи! Мертвые коровы!" Боже мой, конец света! Но если вы придете на выставку, то увидите, что все немного не так. Люди говорят: "Ваши работы чудовищны!". Я спрашиваю: "Когда вы их видели?" - "Я не видел! Я читал об этом!" Думаю, это как раз тот случай.

- Может, негативная реакция – тоже хорошо, поскольку любая реакция – это уже неплохо?
- Мне нравится, как сказал Энди Уорхол: мы не читаем отзывы, мы их ждем. Я визуальный художник. Так что если бы мою выставку закрыли, для меня это стало бы катастрофой. Потому что я хочу менять человеческие умы, но для этого мне для начала нужно в них забраться. Поэтому я хочу, чтобы люди смотрели на работы.

- На самом деле это не первый скандал вокруг вашей экспозиции. Помогают ли скандалы в вашей работе, делают ли они вас популярнее?
- Обычно вокруг моей работы много разговоров, но мои выставки никогда не закрывали. Люди часто стоят на улице и заявляют: "Это отвратительно!" Потом многие из них заходят внутрь и говорят: "Эй, так все не такое уж и отвратительное!" Потому что, я думаю, в моих работах есть своеобразная красота. Зрители произносят "Твоя работа шокирует", как будто это критика и в моих работах больше ничего нет. Но в них есть и другие, более важные смыслы. Я хочу, чтобы люди приходили на мои выставки и на выходе приобретали что-то новое, чего у них раньше не было. И чтобы им было о чем подумать на следующий день. Я хочу делать человеческую жизнь лучше, а не хуже.

И вообще, мне кажется, я не делаю ничего такого, чего не делали художники из прошлого. Просто сегодняшний мир более сумасшедший в визуальном плане. Художнику ведь приходится конкурировать с рекламой, которая очень агрессивно борется за ваше внимание и стремится продать вам какой-то продукт. Поэтому художники тоже должны быть агрессивными, чтобы добраться до человеческих умов. Иногда приходится заставлять людей нервничать, пугать их, смущать, ставить в неловкое положение и даже переносить на них ответственность.

- Ну, у вас очень хорошо получается соревноваться с рекламой.
- Это тот же визуальный язык. Мы все одинаково используем слова. Только художники используют их, чтобы обогатить человеческие жизни, а реклама стремится забрать у людей деньги.

- Продолжая тему рекламы. Может ли хорошая самореклама тоже быть искусством?
- Энди Уорхол сделал нормальной практику, когда художник имеет дело с деньгами, а до того бытовала идея, что художник должен быть бедным и голодным. Знаете, мне очень повезло, что сейчас все не так, и я могу зарабатывать на жизнь искусством. Хотя моя мама предпочла бы, чтобы я стал врачом, потому что она была уверена, что искусство – это трата времени и денег не проносит.

- А вы почувствовали на себе финансовый кризис? Не упали ли ваши продажи?
- Ну да, за последние пару месяцев те люди, которые купили мои картины, все еще остаются их владельцами, хотя раньше они продали бы все очень быстро.

- То есть спрос стал меньше, но цены не упали?
- Тут мне повезло, цены снижать не пришлось. Хотя вообще я не знаю… Люди, купившие что-то дорого, вынуждены продавать дешевле, и это касается как искусства, так и недвижимости или машин. Но знаете, я думаю, это все неважно. Потому что для искусства не имеет значения, дорого его купили или дешево. Все, о чем я беспокоюсь, это чтобы то, что я сделал, не оказалось в конечном итоге в мусорнике. А почем работы продаются – неважно, пока они продаются.

- Как вы думаете, почему ваши работы так дорого продаются? Это ведь скорее интеллектуальное удовольствие, наслаждаться вашими работами довольно сложно.
- Цена определяется тем, сколько за работу заплатит следующий покупатель. То есть если я продаю вам что-то за пять фунтов, а кто-то говорит: "Я дам тебе десятку", то вы уже ничего не поделаете. И в общем, покупать можно все, что угодно: дома, самолеты. Но самое замечательное и стоящее – это искусство. В итоге, когда у вас есть коллекция и много денег, вы можете построить музей и поделиться всем этим с людьми. И тут уже неважно, что сколько стоит. Мы ведь может посмотреть на великих художников бесплатно в классных музеях.

- Но вы ведь уже говорили, что музеи – для мертвых художников, то есть музеи вымирают.
- Да, согласен. Когда я был маленьким, то ходил смотреть арт-альбомы в библиотеку. И я думал: "Ого, сколько книг, хотел бы я когда-нибудь попасть в какую-нибудь такую". А потом понял: все они мертвы. Знаете, наша жизнь вообще коротка. И у нас есть искусство, которому тысяча лет. Очень здорово понимать, особенно когда что-то создаешь, что твои работы будут жить дольше, чем ты, даже если они сделаны из формальдегида и акул. Может, это такая сделка: когда мир уйдет, я останусь (смеется).

- Говорят, кризис хорошо повлияет на арт-рынок, и заоблачные цены станут более реальными. Согласны ли вы с этим?
- Я не знаю, что значит более реальные цены. Когда я начал заниматься искусством, я отдавал свои работы людям, которым был должен денег. Они были несколько разочарованы, потому что предпочли бы наличные. Так что я прошел весь этот путь до безумных цен. Я верю, что искусство мощнее и креативнее, чем деньги. Цены поднимаются, падают, снова поднимаются и снова падают. А искусство в итоге остается таким же.

- Как вы думаете, останутся ли ваши работы через сто лет?
- Не знаю, но надеюсь, иначе ничего бы не делал. Правда, я не могу представить себе аудиторию еще не рожденных зрителей. Надеюсь, им понравится. Но знаете… Что я люблю в искусстве, так это что, оглядываясь назад, из искусства и культуры можно понять то, чего нет в политике и книгах по истории. Искусство помогает увидеть, какой жизнь была в прошлом. Иногда я думаю: "Боже мой, может, мне нужно рисовать гамбургеры или еще что-нибудь в таком духе".

- Думаю, вы много раз слышали от других, что ваши работы – не искусство. А сколько раз вам говорили это прямо в лицо?
- Довольно часто. Но в основном люди, которые не видели их. Обычно те, кто смотрят на мои работы, меняют убеждения. У меня ведь довольно разнообразные произведения. Однажды я ехал с таксистом, и он мне сказал: "Я видел ваши работы, и они, в общем, довольно хороши, а не такие, как я про них думал раньше".

- Многие украинские зрители, тем не менее, даже после посещения вашей выставки, продолжают задаваться вопросом: почему Херст – это искусство? Поэтому хотелось бы спросить у вас: так почему ваши работы – это искусство?
- На это у меня есть один ответ: потому что они выставляются в арт-центре (смеется).

- И других причин нет?
- Ну знаете, такие вопросы… Недавно я побывал в одной лондонской галерее на выставке известного художника. Там было два пола, в одном – проделаны маленькие дырки. И нужно было смотреть в эти дырки, чтобы что-нибудь увидеть. Но в итоге оказывалось, что там ничего нет, так это – не искусство? Подобное немного смущает, но в этом прелесть искусства: оно может вас удивлять.

- Некоторые люди не видят разницы между насилием, порнографией и искусством, которое иногда работает с этими категориями. Как вы думаете, почему?
- Я бы сказал, что все, что хорошо сделано – это искусство. Если у вас есть хорошая история, то ваш роман превращается в искусство. Отличная пара обуви может быть искусством, потому что ее главная функция – нравится людям. Искусство – это то, что объединяет людей. Вроде религии и Бога. Некоторые люди спрашивают: "Как вы можете доказать, что Бог существует?" А я спрашиваю: как можно доказать, что существует искусство? Точно так же.

- Тогда - довольно личный вопрос. Верите ли вы в Бога?
- Нет.

- В таком случае, возможно, верующие люди, которые смотрят на ваши работы на религиозные темы и говорят, что это на самом деле садизм, правы, поскольку они-то в Бога верят?
- Меня воспитывали в католическом духе, а когда в детстве ты веришь во все эти вещи, потом от них сложно уйти. Так что… Все мы ищем что-то, что принесет успокоение в жизни, и я думаю, что моя вера в искусство – это как вера в Бога. Я верю, что в искусстве можно найти ответы на вопросы и надежду. А тем, кто верит в Бога, я не могу говорить: "Вы не правы". Просто для меня это не работает. Я не верю в парня с бородой на облаке, который говорит: "Я люблю вас!"

- И последний вопрос. Как у самого дорогого из ныне живущих художников, сколько у вас денег при себе?
- Не знаю, это украинские деньги. Шесть тысяч – это много?

- Да, довольно много, около 800 долларов.
- То есть где-то 400 фунтов. Круто! Но у меня еще есть это (показывает кредитку American Express). Это очень много денег.