В преддверии выхода своего нового фильма знаменитый голливудский кинохулиган Квентин Тарантино рассказал о "тарантиновщине" и о том, как научиться снимать кино без специального образования
Сегодня, 20 августа, на украинских киноэкранах появился один из самых ожидаемых фильмов года – "Бесславные ублюдки" (или "Безславные ублютки", если следовать оригинальному названию фильма, в котором Тарантино умышленно сделал две ошибки – Inglourious Basterds) от одного из самых экстравагантных режиссеров современного кинематографа. Эта кровавая комедия – тарантиновская фантазия о событиях на территории оккупированной Франции во время Второй мировой войны. Главная героиня картины Шосанна Дрейфус (Мелани Лорен) становится свидетельницей жестокой расправы фашистов над ее семьей. Она укрывается в Париже, становится владелицей кинотеатра и вынашивает оригинальный и суровый план мести убийцам. В это же время во Франции действует еврейская группировка, члены которой называют себя "ублюдками" и убивают поборников нацизма с извращенной жестокостью. Главаря банды Алдо Рейна играет Брэд Питт, которого Тарантино снабдил дурацкими усиками и странным акцентом. Цель "ублюдков" – свержение Третьего рейха. В итоге общие интересы и ненависть сводят Шосанну и головорезов Рейна в одном кинотеатре, где они общими усилиями меняют ход истории.
В интервью, предоставленном Фокусу компанией B&H film distribution, режиссер делится своими соображениями о роли зрительского смеха в кинематографе и о том, что подтолкнуло его к работе над фильмом.
– Люди часто употребляют выражение "режиссерский стиль Тарантино". Что вы об этом думаете и как описали бы ваш стиль?
– Ну, я слышал термин "тарантиновщина". Я вообще не уверен, что могу как-то описать его – это вопрос не ко мне, а скорее к тем, кто это понятие употребляет. По-моему, если что-то делаешь, то не осознаешь, как это происходит, просто делаешь и все.
– Но что все-таки является вашим фирменным знаком качества?
– Одна из главных фишек – это чувство юмора во всех моих фильмах. Я пытаюсь заставить вас хохотать над совершенно несмешными вещами. Когда я пишу свои сценарии, я слышу смех. Когда я снимаю фильм, то представляю себе хихиканье, когда монтирую фильм, я точно знаю, что смех – это то, что заполнит собой все. Когда я смотрю картину вместе со зрителями – это как бы логическое ее завершение. Это как рецепт – для того чтобы тесто поднялось, необходим последний ингредиент. И, как мне кажется, пока я не посмотрю фильм с аудиторией, он не закончен, а смех в зале – это мое вознаграждение. И часть моего сумасшедшего метода – рассмешить вас такими вещами, над которыми вы бы в жизни не засмеялись. Вы можете даже спрашивать себя: "Боже, почему я смеюсь?!", но вы все равно смеетесь.
– У вас нет режиссерского образования. Реально ли научиться снимать кино, просто пересмотрев кучу фильмов?
– Это, конечно, смешно, но мне кажется, что большинство киношкол просто не могут научить никакой эстетике – ты должен прийти туда уже со своим собственным сложившимся видением. Они могут научить, как синхронизировать звук с картинкой, разным трюкам с монтажом, ну или чему-нибудь в духе "а еще вы можете делать с камерой вот такое", обязательно покажут какие-нибудь фильмы. Все равно ты начинаешь с того, что говоришь: "Вот это мне нравится, а вот это – фигня". И только со временем осознаешь в полной мере разницу между хорошей и плохой работами, уже не просто на уровне "нравится – не нравится". А дальше ты уже совершенно точно и четко регулируешь свои эстетические чувства, применяешь их на практике.
И еще до того, как я стал режиссером, я понял, что совершенно необязательно знать все. Мне не нужно знать, как поставить осветительные приборы так, чтобы создать определенный эффект. У меня есть люди, которые сделают это за меня.
– Что вас вдохновило на сценарий?
– "Грязная дюжина" Роберта Олдрича (фильм 1967 года. – Фокус). Я обожаю этот фильм, просто обожаю! И повлиял он изрядно. Пожалуй, даже больше, чем мне самому кажется. Это был отправной пункт, а продолжил я так, как посчитал нужным. Когда я впервые сел за этот сценарий, подумал, что собираюсь сделать свою собственную "Грязную дюжину". Получилось, конечно, все совсем по-другому, но именно это заставило меня сесть за работу.
– В "Бесславных ублюдках" именно кино спасает мир от нацистов. Это такая метафора с намеком на то, что кино может изменить ход истории?
– Вот что мне интересно в этом – с одной стороны, это действительно очень сочная метафора, а с другой стороны, это не метафора вообще, наоборот – что-то очень буквальное. Кино разрушит Третий рейх! Мне нравится эта двойственность, тот факт, что кино у меня – и метафора, и актуальная реальность одновременно. Не просто поэтический концепт, а разрушительная сила.
Ирина Навольнева, Фокус