Череп под кожей. Гарвардский профессор о том, что поможет Украине выйти из кризиса

Чтобы расписать в CV свои карьерные подвиги, среднестатистическому сотруднику хватит одной-двух страниц. Джону Кэмпбеллу понадобилось 15. Гарвардскому профессору действительно есть о чем рассказать. Он автор более 100 научных работ в области финансов и макроэкономики, соавтор нескольких книг, лауреат многочисленных премий и наград, инициатор различных научных проектов.

Кэмпбелла называют одним из самых самых значительных экономистов современности. Ему рады и организаторы ведущих экономических форумов, и Нобелевский комитет, который нет-нет, да и процитирует его научные выводы при вручении премии экономистам. Неудивительно, что когда в 2010-м читатель увидел на полках The Squam Lake Report, научно-популярное объяснение причин и последствий кризиса, в числе 15 ведущих мировых экономистов значился и он, Джон Кэмпбелл.

Однако не теорией единой. Примерно 18 лет назад профессор Кэмпбелл стал партнером-основателем компании по управлению активами, которая от имени пенсионных фондов инвестирует деньги по всему миру. По примерным подсчетам, в ее распоряжении находится около $75 млрд.

КТО ОН

Профессор, декан экономического факультета Гарвардского университета

ПОЧЕМУ ОН

В 2017 году выходит его новая книга "Financial Decisions and Markets" ("Финансовые решения и рынки")

В 1933-м макроэкономист Джон Мейнард Кейнс опубликовал статью "Национальная самодостаточность". В ней ученый утверждает: "Более высокая степень национальной самодостаточности и экономической изоляции между странами, существовавшая в 1914-м, может послужить скорее делу мира, а не наоборот. Во всяком случае, эпоха экономического интернационализма не была особенно успешной в предотвращении войны". Насколько актуальна эта тенденция сегодня?

— В определенной степени я согласен с Кейнсом. Торговля действительно не предотвращает войну. Первая Мировая, как подметил Кейнс, это доказала. Поэтому интенсивная торговля между Соединенными Штатами и Китаем не является залогом того, что эти две страны никогда не смогут выйти на тропу войны. Надеюсь, этого не произойдет.

Я бы не стал утверждать, что проблема в торговле. Торговля не вредна для мира, к тому же ее можно регулировать — лучше или хуже.

Я абсолютно уверен: проблемы начинаются, когда страны оказываются загнанными в рамки фиксированного валютного курса без необходимых механизмов для сотрудничества. Много лет назад, когда евро только был создан, мой гарвардский коллега Мартин Фельдстейн сказал: евро не поспособствует, а скорее подорвет евроинтеграцию и мир в Европе. Думаю, он во многом оказался прав. Враждебности и натянутых отношений между странами в еврозоне можно было бы избежать с помощью внедрения более гибкой системы.

Как насчет санкций, которые кажутся противопоставлением торговле? Возьмем, к примеру, санкции против России.

— Санкции — это средства, которые государства используют для оказания давления друг на друга, не прибегая к войне. Они не всегда работают — вы, украинцы, уже знаете об этом. Для выражения самого сильного неодобрения они подходят. В этом смысле санкции полезная часть международной системы.

Кейнс говорил о важности развития аграрного сектора в стране. Однако для Украины сильная сырьевая база — настоящая проблема. Эрик Райнерт, автор книги "Как богатые страны стали богатыми и почему бедные страны остаются бедными", заметил, что с целью трансформировать Украину в аграрный придаток Европы ЕС использует по отношению к нашей стране "план Моргентау".

— Не согласен. Мне кажется, нельзя винить ЕС в эксплуатации Украины как источника сельскохозяйственной продукции. Евросоюз, как мне кажется, слишком озабочен защитой собственных фермеров. В этом вопросе я придерживаюсь британской точки зрения: ЕС тратит слишком много денег и чересчур дотошно контролирует вопрос защиты неэффективного сельского хозяйства в Западной Европе, в частности во Франции.

К тому же я не считаю сильный аграрный сектор проблемой. Например, Аргентина совершила ошибку, отказавшись после Второй мировой от своего большого преимущества, каким для нее был аграрный сектор.

Аграрный сектор должен стать частью стратегии успешного развития Украины, только для этого вам придется повысить его эффективность. Вы же не хотите носиться с маленькими семейными фермами, как это делают многие страны Западной Европы? Сентиментальность — не то, что поможет достичь успеха в этой сфере.

География играет вам на руку: расстояние между западными украинскими регионами и Берлином меньше, чем расстояние между Берлином и Парижем. Это наводит на мысль, что при правильных предпосылках вы добьетесь развития. Правда, неравномерного. В связи с внутренними политическими проблемами Украины, о которых вам известно гораздо больше, чем мне, западную часть страны развивать будет легче, восточную — сложнее.

Если вы спросите, что нужно для того, чтобы все это произошло, я отвечу: нужны дружественные отношения с ЕС, которые позволили бы активно вести торговлю с европейскими странами. Кроме того, вам нужно вкладывать в развитие инфраструктуры и образования. Единственное, чего не стоит делать — присоединяться к зоне евро. Страны, которые находятся в ЕС, но вне зоны евро, имеют очень выгодное положение. В этом большая ирония британского голосования за Брексит. Великобритания отказывается от того, что я называю тепленьким местом.

А что не так с членством в ЕС и использованием евро?

— Чтобы зона с общей валютой заработала, нужны общие институты, которых в этом случае просто не существует: фискальный союз с возможностями трансфера между странами и банковский союз, чтобы вы могли иметь общее регулирование деятельности банков. А еще — высокая мобильность рабочих, которая стала бы предохранительным клапаном в случае, если ситуация выйдет из-под контроля.

Попытка ребалансирования в зоне евро с 2008 года оказалась чрезвычайно затяжной и болезненной для южных стран ЕС. Они были вынуждены пойти на девальвацию внутренней валюты, при которой их зарплаты падают. Поскольку вы не можете девальвировать валюту, все происходит относительно медленно и болезненно, а у вас еще и долг в евро, что является огромной проблемой для таких стран, как, например, Греция. ЕС допустил ошибку, слишком быстро продвигаясь к созданию евро, но не имея для этого предпосылок.

Джон Кэмпбелл: "Вы же не хотите панькаться с маленькими семейными фермами, как это делают многие страны Западной Европы? Сентиментальность — не то, что поможет достичь успеха в этой сфере" (Фото: Rose Lincoln/Harvard Staff Photographer)

Экономисты бывают разные

Некоторые сравнивают экономистов с синоптиками или стоматологами. Если бы вы сравнивали экономистов с какой-либо другой профессией, на кого пал бы ваш выбор и почему?

— Не думаю, что есть однозначный ответ. Удачное сравнение с дантистами — идея Кейнса. В своей работе я тоже его придерживаюсь. Думаю, Кейнс имел в виду традиционную роль стоматологов, когда они напрямую вмешиваются — ставят вам пломбу или вырывают зуб. А современные стоматологи в основном обучают людей самостоятельно ухаживать за своими зубами. Это, по-моему, и есть новая роль экономистов.

Другая аналогия: экономисты — как личные тренеры. Они помогают просвещать людей в управлении своими финансами. Это важная роль, так как мы поняли, что люди далеко не так рациональны, как вы могли бы подумать. И они нуждаются в помощи, особенно когда речь идет о современной сложной финансовой системе. Не стану утверждать, что это единственная роль экономистов, но она очень важна. К примеру, довольно часто приходится объяснять, что падение цен на акции на фондовом рынке не похоже на распродажу в супермаркете, это необязательно выгодное дело, ведь снижение цены может быть предвестником появления какой-то негативной информации.

А что привело вас в экономику?

— В старших классах школы я очень интересовался историей и математикой. В итоге мне захотелось как-то совместить эти предметы. Я узнал об экономике, позиционирующей себя как дисциплина, которая пытается абстрагироваться от многих поверхностных деталей социальной жизни, чтобы узнать о более глубокой структуре общества. На ум приходит строчка Т. С. Элиота, написавшего о Вебстере, который "видел череп под кожей", — я всегда верил, что этим и занимаются экономисты. Мы пытаемся рассмотреть базовую структуру но в то же время проявляем уважение к истории.

Это отчасти и стало моей мотивацией. Кроме того, у меня были два деда, которых я обожал. Дедушка по папиной линии был верующим человеком, служил священником в пресвитерианской церкви в Шотландии. А дедушка по маминой — очень успешный банкир с Уолл-стрит. Это, можно сказать, разные миры. От одного из них я унаследовал желание просвещать людей и, возможно, желание помогать людям. А вторая часть меня безошибочно ориентирована на личные интересы и корыстолюбие, способные подпитывать энергией экономику. Адам Смит однажды заявил: "Свой ужин я бы скорее доверил материальному интересу пекаря, нежели его доброй воле".

Определившись с выбором профессии, вы отправились в Йель и там встретили будущего Нобелевского лауреата Роберта Шиллера. Как вам работалось вместе?

— Есть один личный момент, который нужно знать о Бобе. Он — полная противоположность большинства ученых. Многие из нас в разговоре позволяют себе гораздо больше агрессии, чем на письме. Публикуя научную статью или доклад, люди предпочитают обходить острые углы. У Боба все наоборот: в общении он человек нерешительный, мягкий и добрый, а в текстах — принципиальный и довольно задиристый. На письме гипотезу эффективного рынка он лихо обозвал "одним из самых поразительных заблуждений в истории экономической мысли", что, мягко говоря, является резким замечанием. Он бы никогда ничего подобного не сказал лично.

Боб пришел преподавать в Йель, когда я являлся студентом четвертого курса. И он был очень мотивирующим человеком. Я нашел его ранние работы отрезвляющими и преобразующими. Кроме того, помню, как за год до его прихода в Йель (мы знали, что Шиллер будет здесь работать, но он еще год преподавал в качестве приглашенного профессора Массачусетского технического института) я гнал машину из Нью-Хевена в Кембридж, просто чтобы увидеть его и попросить стать моим научным руководителем. Он согласился. Затем, когда через год он приехал в Йель, я начал работать на него в качестве научного сотрудника, и мы стали вместе писать статьи. За много лет мы написали, кажется, дюжину научных работ.

Как часто друзья или родственники просят вас спрогнозировать, не наступит ли вскоре новый кризис, не пора ли забирать деньги из банка?

— Выслушивать такие вопросы — риск, с которым сталкивается любой экономист. К примеру, доктор приходит на вечеринку, и начинается: "О, так вы врач! А у меня колено болит, что с ним не так?" А если вы экономист, то на празднике у вас спросят: "Мне уже пора выводить свои деньги с рынка?" Такое действительно случается.

Я к этому уже привык. Если есть возможность, могу попытаться объяснить, что экономисты могут делать и чего не могут. Спрогнозировать ситуацию на фондовом рынке очень сложно, по крайней мере в краткосрочной перспективе.

• Читайте также: Лицом к Западу. Болгарский экономист о том, как Украине выйти из экономического кризиса

Но в некотором роде я вижу в этом часть роли, о которой говорил раньше: экономисты должны тренировать в людях рациональность.

Необязательно отвечать на вопросы, часто важнее объяснить, почему вопрос был сформулирован неправильно. Я это делаю, меня это не напрягает. Тем не менее, как и любой другой человек, я не хочу днем и ночью обучать людей. Бывает, попав на вечеринку, я хочу просто выпить и поговорить о спорте.