Интеллектуалы из гетто. Чем Украина и Беларусь могут быть полезны друг другу

Общественная жизнь Беларуси значительно отличается от украинской. Прежде всего непубличностью. Скрытые от глаз общественности, в Беларуси существуют проекты, которые представляют интерес и для Украины. В 2007–2008 годах здесь прошли чистки в университетах, и многих преподавателей, не разделяющих официальную идеологию, уволили. Доктора наук, профессора, младшие преподаватели — всего около 800 человек попали под запрет на профессию. Белорусские интеллектуалы решили найти применение уволенным преподавателям. Так возникла идея Летучего университета — неформального образовательного учреждения. Первый учебный год открылся в 2009 году серией публичных лекций. Это было яркое событие в интеллектуальной жизни Беларуси. На лекции приходило до трехсот человек, залы набивались битком. Сейчас университет ориентируется на авторские долговременные учебные программы. Его основатель и глава Владимир Мацкевич убежден, что развитие общественного мышления критически важно для суверенитета любой страны.

КТО ОН

Философ, основатель Летучего университета в Беларуси, методолог

ПОЧЕМУ ОН

Один из ярчайших представителей белорусской интеллектуальной элиты

Независимое образование

Что из себя представляет Летучий университет?

— Летучий университет складывается из нескольких школ, мы их называем школами магистров игры, летом утверждаем программу на год. Это методологическая школа, школа социально-философской аналитики, истории идеи, а также историческая "Школа Великого княжества литовского". Есть и общеуниверситетские курсы, которые доступны для всех слушателей, еще две чисто авторские школы, где один преподаватель, он же мастер, ведет курс в течение года. Это школа Библии под руководством доктора теологии из Лувенского университета и школа дизайна.

Набор в группы происходит открыто?

— Да, делается объявление, набираются группы. Пока у нас все бесплатно, обеспечиваем грантовыми программами и хотели бы сохранить как бесплатные, но условия нами не контролируются. На платной основе, конечно, было бы удобнее, но для этого надо регистрироваться, а регистрация учебных заведений в Беларуси очень осложнена. Тогда мы попадем под прессинг и надзор налоговых органов, Министерства образования, чего не хотелось бы, потому что у нас действительно очень свободная и неформальная программа, которую мы составляем и для которой приглашаем людей, являющихся персонами нон грата в белорусском официальном образовании. На первых порах и так были проблемы, нас преследовал КГБ. Стоило нам снять помещение на долгое время для занятий, как там появлялся кто-то из КГБ и давил на тех, кто сдавал помещение в аренду, чтобы нам отказали. Иногда срывали занятия или публичные лекции. Несколько лет назад я разозлился и сам пошел в городское управление КГБ требовать встречи с "куратором".

И как все прошло?

— Никакой встречи я не добился, мне выставили какого-то капитана, с которым я резко поговорил. Как ни странно, от нас отцепились, и уже года три никто не трогает.

То есть у вас классическое гуманитарное образование, не имеющее политической подоплеки?

— Напрямую в политику мы не лезем. Образование, научная, философская деятельность в области гуманитаристики не должны зависеть от политической конъюнктуры. Но мы все равно вынуждены реагировать на политические события, вызовы и проблемы, стоящие перед белорусским обществом, и в рамках Летучего университета это все равно анализируется. Более того, работает дискуссионный клуб, который ведет доцент-политолог. Туда ходят не студенты, а другие профессора, доценты и преподаватели. Время от времени проводятся аналитические группы, в которых разбираем ту или иную ситуацию. Иногда делаем лекции, серии докладов по актуальным проблемам.

Вы ощущаете конкуренцию между вами и официальным образованием или же сосуществуете, не замечая друг друга?

— По целому ряду формальных причин мы вряд ли можем конкурировать. С другой стороны, мы вне конкуренции, потому что в сегодняшней интеллектуальной жизни Беларуси только наш университет может предлагать варианты если не решений, то аналитических материалов и докладов по проблемам современности. К сожалению, научная и интеллектуальная жизнь в Беларуси очень вялая, и если бы была хоть какая-то жизнь в смежных с нами официальных институциях — институтах философии, социологии, университетах, если бы там затрагивались насущные мировые и белорусские проблемы, тогда, наверное, был бы взаимный интерес и конкуренция.

Идеология и рынок

Какие идеологические установки, на ваш взгляд, преобладают в белорусском обществе?

— Как и большинство других стран, Беларусь включает в себя три мира. Если считать определяющим параметр отношения к инновациям, то первый мир — это люди, которые интересуются инновациями, являются потребителями либо участвуют в производстве инновационных продуктов, тенденций, веяний. Второй мир — это те, кто хотел бы успевать за первым, но по разным причинам не может себе этого позволить. Третий мир живет локальной замкнутой жизнью, идентифицирует себя с местным либо профессиональным сообществом и никуда не вылезает. Эти три мира сосуществуют в каждой стране. Другое дело, как они пропорционально представлены. Если, например, в Эстонии правят люди первого мира, то в Беларуси — третьего, стремящиеся к автаркии, замкнутости, к очень низкому уровню потребностей, удовлетворяя самые простые из них, пусть и следуя за модой. Доминирующая установка для среднего класса — консюмеризм — потребительское настроение.

С чем это связано?

— С тем, что к появлению Беларуси как независимого государства здесь сформировались недостаточно сильные национальные элиты. В отличие от других постсоветских стран, Беларусь скорее получила независимость, нежели добилась ее. Это не значит, что у нас не было людей, которые не участвовали в перестройке, не участвовали в политической жизни, но они всегда были в меньшинстве, доминировали другие настроения и социальные группы. С первых же лет независимости мы попали в другую форму зависимости — от московских геополитических амбиций. Россия не выпускала нас из своей сферы влияния. Лукашенко де-факто был навязан Беларуси вместе с программой, разработанной в Москве.

Что это за программа?

— Программа построения социализма с человеческим лицом в стране, где подавлен бизнес и рынок, чтобы страна жила в старых индустриальных представлениях о развитии экономики. Когда СССР распался, основная проблема предприятий советского типа формулировалась так: "разрушились связи, порвались производственные цепочки, поэтому мы переживаем трудности". Основные усилия Александр Лукашенко направил на то, чтобы восстановить эти связи и поддерживать архаичную, морально устаревшую промышленность. Для сбыта продукции существовал огромный российский рынок. Тем самым мы стали зависимы от их рынка сбыта, с другой стороны —
от рынка энергоносителей, которые оттуда поступали, чтобы кормить эту огромную, никому не нужную промышленность.

Из-за кризиса на российском рынке такая модель экономики в Беларуси, по-вашему, себя изживает?

— На российском рынке наша продукция все равно конкурентоспособна за счет демпинга и соотношения "цена/качество". Незаинтересованность в высоком качестве позволяет нам выходить на российский рынок. В Европу же мы попасть не можем в силу качественных показателей и высокой цены. Необходимы ресурсы на модернизацию. Беларусь в лице правящего режима отказывается от инвестиций, направленных на осовременивание форм производства. Если бы мы сделали шаг в сторону глобального рынка со своим найденным местом в системе разделения труда, деньги бы находились легко.

Беларусь вообще способна найти это место?

— В принципе, да. У нас есть несколько десятков предприятий вполне мирового уровня, со своим оригинальным дизайном и технологическими решениями. Они могли бы стать локомотивом. Также возможно включение Беларуси в цифровой мир со своей продукцией. Даже не имея хорошей поддержки и условий для развития, белорусы смогли создать продукты мирового уровня — это компания Wargaming, Viber, не говоря уже про аутсорсинг. Так что перспектива есть. Кроме того, не достигла пика тема 3D-печати, которая внедряется в медицину, в традиционное производство. Для этого есть ресурсы химической промышленности, есть наработки в порошковой металлургии. Но все упирается в мышление. Потому что технологии, квалификация, людские ресурсы есть, а реалистичного взгляда на современный мир и политической воли у правящих группировок нет.

Что происходит с пробелорусской частью общества? Каковы их шансы получить представительство во власти?

— Что такое "пробелорусская часть общества"? Во-первых, она почти не имеет представительства на высшем уровне, отрезана от управления, и в этом смысле отрезана от информации. Поэтому последние десятилетия она стагнирует и деградирует. Даже если в оппозиционных кругах были высококвалифицированные люди, занимавшие высокие посты, то длительное пребывание в оппозиции и череда поражений привели к тому, что они потеряли квалификацию, реалистичный взгляд на вещи. Нельзя много лет испытывать поражение за поражением, сохраняя при этом трезвый взгляд. Пробелорусская часть общества, загнанная в гетто, вытеснена в маргиналы и диссиденты. Они бы хотели перемен, но не знают, как их добиться.

Знания есть у людей первого мира, которые владеют ноу-хау, высокой квалификацией и компетенцией, они легко могут найти себе применение где угодно, они граждане мира. Их мало интересует белорусская политика, мало напрягает то, что здесь происходит. Даже если у них здесь остается семья, родители, их интересуют мировые процессы. Сейчас между национально ориентированной частью общества и вот этой интернациональной и космополитической нет никакого взаимопонимания. Это беда, потому что вся политически активная часть общества оказывается без финансовой поддержки. В той же Украине такого нет. Там крупный бизнес вовлечен в политическую жизнь. Другое дело, что Украина погрязла в олигархических разборках и коррупции.

К демократии через хунту

Одна из последних серий ваших докладов была посвящена политтехнологиям третьего поколения. Расскажите об этой концепции подробнее.

— Это узкая региональная концепция, имеющая отношение только к трем странам — России, Украине, Беларуси. Когда после развала СССР стартовали электоральные процессы, выборы, никто не умел этого делать. Начали учиться на Западе, постепенно появилась политическая жизнь. Она включала в себя политических лидеров, которые боролись за голоса, были те, кто инвестировал в политику, и те, кто составлял актив команды. Это был нормальный процесс, нормальная борьба, где главную роль играли политики. Они вступали в нормальную конкуренцию. Это первое поколение.

Второе поколение характеризуется тем, что на первый план начали выходить не сами политики, а политтехнологи, которые почувствовали свою силу. Они стали понимать, что могут сами привлечь инвестиции, сами знают, на кого выходить и с кем работать. Если в первом поколении заказчиками были политики, во втором ими стали сами технологи и спонсоры. Они любого могут сделать кем угодно. Политик же утратил лидерство, он стал пешкой в руках технологов и тех, кто все оплачивал. На этом этапе застряла украинская политика.

Третье поколение — это когда административный ресурс сосредоточен в одних руках, все финансы, которые могут пойти на кампанию, тоже контролируются, СМИ подчиняются государству. Так можно владеть общественным мнением, создавая рейтинг из ничего и подавляя другие инициативы. Электоральное поле выравнивается, остается только одна вершина, которая известна заранее.

На этом этапе находится Беларусь?

— Да. Потому что в Беларуси технологии второго поколения не успели развиться, они только начинались во время первых президентских выборов. В это время судьба белорусской политики решалась не в самой стране, а в Москве. Там с самого начала сделали ставку на Лукашенко, он получил хороший пиар на антикоррупционной комиссии, которую ему очень глупо скинул Шушкевич. В Беларуси практически не было олигархической, жесткой конкуренции. Но зато были технологи из РФ, КГБ и российские спецслужбы. В результате победы Лукашенко оказался обязан всем, кто его привел к власти. А вели его гарантированно, это была первая проба технологий третьего поколения. После нее Лукашенко должен был в принципе подорвать возможность электоральной смены власти.

Первое, чем он занялся, это уничтожением протоолигархов, людей, которые могли вырасти в олигархов и влиять на политику. Они на выборах поступали очень глупо — давали деньги понемножку всем кандидатам. Была спущена установка, чтобы не появлялось людей, рейтинг которых мог хоть как-то сравниться с президентским. Все то, что составило в Украине костяк правящих кланов, в Беларуси было зачищено к 1996–1997 годам. На выборах 2000 года в парламент прорвались около 10 независимых кандидатов. А следующие выборы в 2004-м прошли без сучка и задоринки, ни одного оппозиционного и независимого депутата в Палату представителей не попало. С этого момента технологии третьего поколения восторжествовали. Даже на местном уровне все депутаты заранее назначаются, списки утверждаются в Администрации президента, и дальше проводятся выборы, которые не менее предсказуемы, чем при СССР. Просто имитируется разно­образие мнений, и они получают от 51 до 80%, давая возможность выплеснуть недовольство в урны.

Кремль из-за экономического кризиса постепенно сокращает финансовую поддержку белорусским властям. К чему это приведет?

— Всякая страна, общество и человек, оказываясь в кризисной ситуации, ведет себя в соответствии с устоявшимися привычками и характером. Российский режим отвечает на кризисные факторы агрессией. Потому что нехватку ресурсов Кремль восполняет не модернизацией внутри страны, а экспансией. Так что для Беларуси синхронизированный с Россией кризис чреват не переориентацией на другие рынки, а российской агрессией.

Предположим, что российский фактор в какой-то момент ослабнет и Кремлю станет не до Беларуси. Насколько вероятно появление новой диктатуры у вас в стране?

— Все политические институты придется выстраивать с нуля, вероятность новой диктатуры высока. Что еще хуже, есть риск популистского парламентаризма, при котором все депутаты грызутся между собой и им некогда заниматься государственными делами. На должности назначаются компромиссные фигуры, заведомо слабые и невыразительные, потому что против сильных кооперируются все парламентские фракции. Пройдут только те, кому нужна должность для личного обогащения, и это приведет к хаосу и коррупции. Поэтому переход от сегодняшнего состояния к нормальному демократическому процессу займет несколько лет. Это должен быть режим чрезвычайного правления, когда минимизированы функции парламента, а лучше вообще без него. Скажем, с учредительным собранием, члены которого готовят пакет документов, начиная с Конституции и заканчивая законами, которые должны быть защищены мораторием на изменение в течение последующих лет десяти. При этом члены этого собрания не могут баллотироваться на высшие государственные должности сами, они не должны разрабатывать законы под самих себя. Такая вот "демократическая хунта".

Откуда ей взяться? Не похоже, что в существующей белорусской элите есть люди, настроенные демократически.

— Понимаете, белорусское общество достаточно развито. Уровень образования, уровень контактов, интегрированность в Европу и так далее. Поэтому такой сценарий вполне возможен. Он был возможен и в Украине после Майдана, но момент упущен. Порошенко пришел как компромиссная фигура между несколькими кланами, у него связаны руки. Какие-то попытки реформ удаются, но довольно слабые. Он не сделал шагов к реальным реформам и оказался очень слабым в плане подчинения себе олигархических группировок.

На олигархов опираться можно и нужно. Это старая чубайсовская идея — проведение рыночных реформ возможно только при выращивании олигархата. Пока нет демократических традиций в разных классах, единственное, что способно гарантировать демократию, — это борьба олигархических группировок между собой, причем ни одна из них не может победить. В Беларуси же все олигархи уничтожены, средства сосредоточены в одних руках.

Так стоит ли ожидать появления олигархов как класса в Беларуси?

— Сейчас 2017 год, прошло почти 30 лет. Эта идея уже исчерпала себя. Тем более что Беларусь — не Россия и не Украина. Отличие в первую очередь в гомогенности, мы цельная страна, различия между Могилевом и Гродно минимальны. Мы однородны, все связаны друг с другом, и в принципе страна управляема. В Украине же много ярко выраженных регионов со своим колоритом, огромнейшее разнообразие, которое надо удерживать. Одно это многообразие делает невозможным быструю реализацию какой-либо программы. В управляемости Беларуси есть свое преимущество, но и недостаток, состоящий в том, что все зависит от того, как элита этим воспользуется.

Нужно нейтрализовать фактор России. Этого нельзя сделать без чистки и люстрации силовых структур. У нас весь КГБ промосковский. МВД, которое не является промосковским, разложилось морально. Когда вранье вменяется в должностную обязанность, как вы можете сохранить офицерскую честь и достоинство? Поэтому с милицией придется делать то же, что сделал Саакашвили в Грузии.

• Читайте также: По тонкому льду. С кем будет дружить Беларусь Александра Лукашенко

Чему могут научиться белорусы у украинцев, и наоборот?

— Нам нужно поучиться у украинцев общественной активности, воле, ориентации на то, что мы — народ и имеем право сами решать судьбу своей страны. Как этому учить, я, правда, не очень понимаю, но Украина дает нам хороший урок. Чему украинцам поучиться у нас? Не думаю, что есть чему. Другое дело, что мы можем быть взаимно полезны. Если рассматривать небольшую интеллектуальную элиту, то наша не менее развита, чем украинская, и мы могли бы выступить стартером для более тесного взаимодействия Украины и Беларуси. При всем различии наших стран и разных путях развития многие вещи нам нужно решать вместе. В первую очередь это проблема соседства с Россией. Если Беларусь останется в текущем положении пророссийского сателлита, это будет уязвимым местом для Украины, ослабляющим украинское сопротивление.