Вымогатель денег. История самого знаменитого киевского взяточника

В 1837 году Дмитрий Бибиков получил назначение в Киев на должность генерал-губернатора. Подыскивая людей, которые поедут с ним из Петербурга в "мать городов", он вспомнил о Николае Писареве.

В свое время, работая директором департамента внешней торговли министерства финансов, Дмитрий Гаврилович взял на службу этого 18-летнего выпускника университетского пансиона. Молодой человек проявил себя с лучшей стороны: инициативный, толковый, исполнительный, все схватывал на лету.

Особенно импонировало Бибикову то, что этот чиновник нового поколения абсолютно не берет взяток — интересы дела ставит превыше всего. Хотя богатым его не назовешь: он представитель старинного, но давно обедневшего дворянского рода.

Десять лет возглавляя департамент внешней торговли, Бибиков рьяно боролся со всяческими злоупотреблениями, особенно со взяточничеством в таможенном ведомстве. Собственно, схватка с таможенными коррупционерами и стоила ему кресла: они обладали крепкими связями в окружении императора и добились отставки слишком назойливого директора департамента.

Два года после этого борец с коррупцией находился не у дел.

Теперь в Киеве Дмитрий Гаврилович намерен был продолжить борьбу со взятками. И предложил 30-летнему Николаю Писареву престижную должность чиновника по особым поручениям. Тот с радостью согласился.

Простое правило

Бибиков управлял из Киева тремя губерниями. Официально его должность называлась длинно, зато внушительно: Киевский, Подольский и Волынский генерал-губернатор. Он сформировал отличную команду. В частности, убедил императора назначить в Киев гражданским губернатором 35-летнего Ивана Фундуклея, человека кристальной честности.

Окружение Николая I (то самое, которое "съело" Бибикова на посту директора департамента) отговаривало монарха от предложенной кандидатуры. Дескать, Фундуклей — миллионер и крупный предприниматель. В одной только Киевской губернии у него и стекольный завод, и сахарный, и овчарный, и земельные владения — 20 тысяч десятин. Если сядет в губернаторское кресло, будет лоббировать личные коммерческие интересы. В ущерб экономическому развитию губернии. Но самодержец возразил: "Этот уж точно взяток брать не будет — своих денег девать некуда!" — и подписал указ.

Иван Фундуклей и впрямь не брал подношений, сломав в губернском правлении коррупционную вертикаль, при которой рядовые чиновники делятся мздой с непосредственным начальством, те — со своим начальством и так вплоть до гражданского губернатора.

А с Николаем Писаревым вышло иначе.

Он приехал в Киев с молоденькой женой Софьей и годовалой дочерью. Бибиков быстро увлекся красавицей. А чтобы "любезный Николай Эварестович" не мешал, отправлял его с поручениями в самые глухие уезды.

Генерал-губернатор проживал в Киеве без семьи — его супруга (тоже, кстати, Софья) не пожелала переезжать в провинцию с четырьмя детьми, младшему из которых не исполнилось и четырех лет. Дмитрий Гаврилович периодически наезжал в Петербург, и в результате этих кратких свиданий с женой у Бибиковых родился пятый ребенок. Однако основное время генерал-губернатор проводил в Киеве, уделяя Софье Писаревой все больше и больше внимания.

Николай Эварестович, как водится, об ухаживаниях шефа за своей благоверной узнал последним, когда весь Киев горячо обсуждал перипетии бурного романа "однорукого" (Бибиков потерял левую руку на войне с Наполеоном). Чтобы предотвратить ненужные эксцессы со стороны мужа-рогоносца, генерал-губернатор назначил его правителем своей канцелярии. И дал понять, что готов закрыть глаза на любые его проделки на этом посту. Чем Писарев не преминул воспользоваться.

В Киеве издавна действовало простое правило: ни один мало-мальски важный вопрос не решался без взятки. Канцелярии, полиция, суды — всюду надо "дать". А после того как Иван Фундуклей отказался брать подношения, озадаченные просители дружно потянулись к Николаю Писареву.

"Чтобы не подвергаться арестам"

Текущими делами трех огромных губерний — званиями, назначениями на должности, представлениями к наградам и даже заведением уголовных дел — фактически заправлял Писарев. Генерал-губернатор занимался только военными вопросами и контактами с Петербургом.

Перед Николаем Эварестовичем многие заискивали. И он быстро сообразил, как из этого извлечь финансовую выгоду. Например, бердичевский исправник (глава уездной полиции), желая продемонстрировать рьяную службу, доложил, что некий Венедикт Бентковский занимается изготовлением поддельных банкнот.

Писарев, изобразив гнев на лице, велел немедленно доставить к себе фальшивомонетчика.

— Что ж это ты, голубчик? В тюрьму захотел? Так это у нас быстро.

— Ну что Вы, — Бентковский достал портмоне. — Здесь пара тысяч рублей — передаю их Вам для просмотра. Если хоть одна купюра окажется поддельной, можете без суда и следствия отправлять меня в Сибирь.

Расстались чрезвычайно довольные друг другом.

Все должности в трех губерниях правитель канцелярии продавал. Причем ввел твердые расценки. Так, место исправника стоило от 500 до 600 рублей — в зависимости от доходности уезда. Для сравнения: за 8 рублей в месяц в Киеве можно было снять трехкомнатную квартиру в каменном доме с конюшней во дворе. Правда, взятка окупалась за пару месяцев: должность приносила доход (жалованье плюс "поборы") от 8000 до 12000 рублей в год.

За назначение судьей Николай Эварестович брал 300–600 руб­лей. Он умудрялся сдирать деньги даже за те должности, которые вообще не сулили никакого дохода, кроме жалованья. Например, за кресло директора гимназии следовало отстегнуть 500–600 рублей, хотя родители гимназистов не сбрасывались на ремонт гимназии, а родители выпускников не преподносили директору ценные подарки — ничего, кроме официальной платы за обучение. При этом даже за должность рядового учителя уездной школы — работу в высшей степени не престижную, со скудным жалованьем — следовало платить. И платили! Иначе останешься без работы и пенсии.

Более внушительные доходы Писарев получал от арендаторов казенного имущества: там цифры были четырехзначные. Вообще-то управление казенным добром находилось в ведении гражданских губернаторов. Но Николай Эварестович, разобравшись в ситуации, "отжал" лакомый кусок у равнодушного к подношениям Фундуклея. Киев оказался единственным городом империи, где имущественные вопросы решались в канцелярии генерал-губернатора.

Аренда казенного имущества предполагала процедуру ревизий, проводившихся Казенной палатой. Писарев обладал полномочиями перенести проверки на более поздний срок, чтобы арендаторы успели завершить разного рода "левые" делишки. Отсрочка, ясное дело, стоила денег, и немалых. Так, если официальная аренда составляла, например, 3000 руб­лей в год, то за перенос сроков следовало "позолотить ручку" на 1000 рублей.

Самым "медоносным" сезоном для правителя канцелярии становился январь, когда в Киев на Контрактовую ярмарку съезжались помещики со всех трех губерний. Каждый должен был уплатить ему отступные. Современник объяснял это просто: "Чтобы не подвергаться арестам".

"Писарев, несмотря на то, что брал с помещиков взятки, обращался с ними очень гордо, — свидетельствовал барон Андрей Дельвиг. — Мне случалось во время контрактов играть у Писарева в карты, и когда приходили во время нашей игры ясновельможные паны и кланялись при входе почти до пола, Писарев почти не гнул шеи, оставляя нас, игравших с ним, на одну минуту, входил с помещиком в свой кабинет, где, конечно, взявши положенный оброк, отпускал его и, садясь снова за карточный стол, не обращал никакого внимания на низко кланяющегося уходящего пана".

ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРША. Софья Бибикова не пожелала ехать в Киев. Художник Петр Басин, 1839 год

Со временем Николай Эварестович настолько взвинтил расценки на свои услуги, что даже видавшие виды киевские взяточники начали жаловаться генерал-губернатору. Бибиков решил немного урезонить подчиненного, потерявшего чувство меры. Он вызвал Писарева и ласково сказал:

— Послушай, о тебе ходят гадкие слухи.

— Какие же, Ваше превосходительство?

— Поговаривают, ты берешь взятки.

— Мало ли что говорят, — усмехнулся правитель канцелярии, — слухам нельзя верить. Например, мне говорят, что Вы якобы находитесь в преступных связях с моей женой. Но я же этому не верю! Вот и Вы не верьте досужим выдумкам.

Деньги на стол

Иногда Писарев проявлял свое­образное сочувствие к тем, с кого безжалостно сдирал деньги. Летом 1848 года к нему явился директор Немировской гимназии — некий Дельсаль — с просьбой назначить его исправником в любой уезд. Столь странная просьба (из педагогов — в полицейские) отнюдь не удивила Писарева. К нему частенько обращались люди, желавшие поправить тяжелое материальное положение получением "доходного места".

Дельсаль получал жалованье 400 рублей в год и еще столько же зарабатывал частными уроками. На эти деньги вполне можно было жить. Но он женился на молодой богатой вдове. "Зажили они весело и широко, — вспоминал знавший эту пару Автоном Солтановский, — и в два года прожили и дом, и недвижимость, и деньги; стали умножаться долги".

Тогда-то Дельсаль и отправился к Писареву, который, по словам того же мемуариста, "принял его в своем кабинете весьма милостиво". Николай Эварестович, слушая посетителя, неторопливо мерил шагами огромный кабинет — к зеркалу и обратно. Остановившись перед зеркалом и не оборачиваясь, он сухо сообщил, что вакансий исправника в данный момент нет. Казалось бы, аудиенция окончена. Однако директор гимназии знал правила игры. Он подошел к небольшому столику в углу кабинета и положил под клеенку 500 рублей. Чтобы раздобыть их, он продал последние золотые украшения своей жены.

Писарев, стоя спиной к просителю, внимательно наблюдал за его действиями в зеркало — видел и столик, и банкноты, положенные под клеенку.

— Совсем забыл, — оживился он, — скоро, кажется, в одном уезде освободится место исправника. Зайдите завтра к 11-ти, я прикажу навести справки.

Это означало: он хочет пересчитать деньги.

Наутро правитель канцелярии заявил, что через три недели освободится место исправника в Виннице и Дельсаль будет назначен, о чем получит официальное уведомление.

Посетитель осведомился, может ли он увольняться из гимназии.

— Можете смело, — был ответ.

Тут же в Киеве Дельсаль отправился в управление Киевского учебного округа и подал прошение об отставке. Оно было немедленно удовлетворено, ведь управляющим учебным округом являлся по должности генерал-губернатор. То есть Дмитрий Бибиков. А фактически — тот самый Николай Писарев.

В состоянии эйфории Дельсаль укатил в Немиров, где бурно отмечал удачную поездку — что ни день, то пир горой. Прошло три недели — никаких новостей. Прошла четвертая неделя — Киев молчит. Без пяти минут исправник, понятно, волнуется, но терпеливо ждет.

Вдруг до него дошел слух: Писарева переводят в другую губернию. Дельсаль срочно отправился в Киев. Правитель канцелярии принял его холодно. Заявил, что он уволился и сдал дела — от него уже ничего не зависит. Посетитель попросил вернуть 500 руб­лей. Писарев изобразил удивление, потом гнев, затем закричал, что за клевету сошлет негодяя в Сибирь. Бедняга Дельсаль в состоянии крайнего волнения упал на колени. Сказал, что ему и смерть не страшна, ведь ради этих 500 рублей он продал золотые украшения жены — последнюю ценность, остававшуюся в доме.

Писарев открыл сейф и вернул деньги. Это позволило бывшему директору гимназии купить у правителя другой киевской канцелярии — учебного округа — должность инспектора в Немирове.

Между тем Николай Эварестович не врал. Он действительно сдал дела. Дмитрий Бибиков "устроил" ему солидное повышение — чин действительного статского советника (гражданский эквивалент генерала) и должность губернатора Олонецкой губернии. В отдаленной перспективе ему светила и столичная карьера.

Дело, конечно, вовсе не в том, что Бибиков решил избавиться от одиозного коррупционера. Наоборот, его устраивало, что всей текучкой ведает Писарев. Причина заключалась в другом: у генерал-губернатора появилась новая фаворитка. Теперь ни Софья Писарева, ни тем более ее хваткий супруг больше в Киеве не нужны.

В Петрозаводск — административный центр Олонецкой губернии — Николай Эварестович увез численно увеличившуюся семью: в Киеве у него родилась вторая дочь. Думаете, с отъездом сановного коррупционера киевляне вздохнули свободно? Наоборот. Граф Генрик Жевуский писал приятелю, что Киев и все три губернии "в большом недоумении по причине смещения г. Писарева, потому что во время могущества этого господина известно было по крайней мере, кому нужно было давать, а теперь неизвестно кому".

ДОМ СТРАСТЕЙ. В генерал-губернаторском особняке на ул. Институтской у Дмитрия Бибикова часто бывала Софья Писарева

Не Киев

В Петрозаводске Писарев не оставил прежних замашек. Обложил данью весь город и всю губернию. Действовал напористо и масштабно, как привык в Киеве. Ему платили. Правда, нашелся один недовольный — чиновник Казенной палаты. Отказался платить за свое место. Упрямца следовало наказать, дабы другим неповадно было.

Однако придраться не к чему — чиновник оказался отличным работником. Николай Эварестович уволил его под надуманным предлогом. Это имело последствия. Летом 1851 года в церкви, как раз во время божественной литургии, совершаемой архиереем, уволенный чиновник подошел к губернатору и при всех дал звонкую пощечину. Инцидент немедленно попал на страницы газет, о нем стало известно в Петербурге. История с незаконным увольнением получила огласку. Всплыла и коррупционная деятельность Николая Писарева.

Петрозаводск не Киев, здесь не было всесильного Бибикова, прикрывавшего проделки взяточника. В Петербурге назначили следствие, проштрафившегося губернатора "ушли" в отставку.

К служебным неприятностям добавились личные. Жена Софья в Петрозаводске родила ему третью дочь. Однако после скандала с пощечиной супруга исчезла. Как оказалось, сбежала с любовником. Предварительно забрав все деньги из банка — как и многие тогдашние коррупционеры, Писарев клал "левые" капиталы на счет, открытый на имя жены.

В итоге остался без должности, нищий, покрытый позором. И под следствием. Его отправили в Петербург и заточили в камеру Петропавловской крепости.

Выручил Дмитрий Бибиков, назначенный летом 1852 года министром внутренних дел Российской империи. Дело губернатора-взяточника замяли — министр, в частности, переполошился, не всплывут ли во время следствия киевские проделки его бывшего правителя канцелярии. 45-летнего Николая Писарева выпустили из крепости, велели ехать в имение и больше не показываться в столице. О продолжении карьеры не могло быть и речи.

• Читайте также: Лезгинка под бандуру. Как украинцы реформировали Грузию

Некоторые современники потом писали в мемуарах, что Писарев, не вынеся позора, вскоре скончался в своем имении в Тульской губернии. Ничего подобного! После освобождения из каземата он прожил еще 32 года. Вроде бы писал воспоминания (судьба рукописи неизвестна). Умер в 1884 году в Венеции.

Фото: из личных архивов автора