Знать, где копать. Министр экологии Остап Семерак о коррупции, Чернобыле и янтарной мафии

"Сегодня премьер-министр сказал мне, какие зарплаты у руководителей госпредприятий. Я сравнил их с зарплатами министров и задумался о том, что я тут делаю", — в шутку жалуется корреспонденту Фокуса Остап Семерак, министр экологии и природных ресурсов. Эту должность в правительстве Владимира Гройсмана он получил по квоте "Народного фронта" в апреле 2016 года. До этого в правительстве Арсения Яценюка был министром Кабинета министров, еще раньше, в 2014-м, был избран в парламент. За полтора года депутатства Семерак зарегистрировал 16 законопроектов, 12 из которых со временем стали законами. Сейчас он занимается реформированием экологических служб. Некоторые из них, по его мнению, проще создать с нуля, чем пытаться излечить от коррупции.

Янтарная мафия

Старателей, незаконно добывающих янтарь, взять под контроль не удается. Что должно сделать государство, чтобы решить эту проблему?

— В первую очередь этим должны заняться правоохранительные органы. К примеру, если мы с вами создадим компанию и получим разрешение на добычу янтаря где-то в Полесье, возьмем технику и поедем туда, то я очень сомневаюсь, что местные воротилы дадут нам возможность безопасно работать. Нормативная база позволяет получить соответствующие документы и легально добывать янтарь. Таких компаний приблизительно десять. Незаконных добытчиков намного больше.

Функция выдачи cпецразрешений на добычу ископаемых отведена Госслужбе геологии и недр, но эта процедура безнадежно устарела. Сейчас мы предложили либерализацию добычи полезных ископаемых. Этого ждет рынок, но страшно противятся чиновники.

Так что нужно сделать, чтобы появились условия для легальной добычи янтаря?

— В парламенте было несколько законопроектов по янтарю, но наше министерство большинство из них не поддержало, поскольку в той или иной степени они предлагали просто легализовать незаконную добычу, абсолютно не учитывая государственные интересы — фискальные и экологические. В конце концов мы оказались правы, потому что за некоторыми такими законопроектами скрывались коррупционные схемы, которые сейчас расследует Национальное антикоррупционное бюро Украины.

Я считаю, что принимать специальное законодательство под янтарь неправильно. Тогда нужно принимать отдельный закон о картошке, о пшенице, о сале и так далее. Законодательство должно быть максимально универсальным. Сегодня у нас есть старая редакция Кодекса о недрах, но наше министерство работает над новым документом, который в ближайшее время представим общественности. Экологи, правоохранители, фискалы, органы местного самоуправления и общественность должны встретиться за круглым столом и вместе разобраться с проблемой незаконной добычи янтаря. Пока это не получается.

Возможно, те, кто может решить проблему, не заинтересованы в этом, так как у них есть свой интерес.

— Часть правды в ваших словах есть. Приведу пример. Я смотрел статистику принятых облсоветами решений (добыча полезных ископаемых, в том числе янтаря, предусматривает получение разрешения службы геологии и недр и облсовета. — Фокус). В 2016 году Житомирский облсовет не выделил ни одному законному заявителю легальный участок для добычи янтаря. Это говорит о том, что облсоветы, возможно, не заинтересованы в легальной добыче. Хотя причина может быть и в чем-то другом, я не могу утверждать это на 100%.

Чернобыльское солнце

Весной вы заявили, что этим летом в Чернобыльской зоне могут заработать солнечные электростанции. Вот уже осень заканчивается. Что тормозит запуск проекта?

— Еще год назад общественная научная деятельность в Чернобыльской зоне была запрещена. Но заморозить зону — это ущербный подход. Поэтому мы изменили законодательство и дали возможность украинским и зарубежным научным институтам там работать. Плюс в прошлом году на части этой территории мы начали создавать Чернобыльский радиационно-экологический биосферный заповедник. Он должен защитить природу, которая там восстановилась в отсутствие человеческого фактора.

Потом мы стали рассматривать зону отчуждения как площадку для обустройства больших солнечных электростанций. Неожиданно эта тема вызвала большой интерес. Нам поступило две заявки от частных компаний, которые решили попробовать построить там небольшие станции. Мы рискнули и дали разрешение. Это были пилотные проекты, но мы столкнулись с сумасшедшими трудностями.

Какими?

— Например, инвестор хочет зарегистрировать строительство своей станции. Для этого ему нужен почтовый адрес, но получить его невозможно, потому что такое решение принимает орган местного самоуправления — в зоне отчуждения таких органов нет. Возникает вопрос, кто это должен сделать? Потом выясняется, что в реестре земельных участков такого адреса нет вообще, так как он создавался уже после катастрофы на Чернобыльской АЭС. Инвестор полгода ходит по инстанциям, мы стараемся помочь, но такие бюрократические нюансы возникают на каждом этапе.

Мы изменили закон, который дал необходимые полномочия Государственному агентству по управлению зоной отчуждения. Теперь оно выполняют функции органа местного самоуправления. Надеюсь, что частные инвесторы закончат начатое как можно скорее. Плюс этой ситуации еще и в том, что с марта 2017 года два частных инвестора взяли в аренду государственное имущество на территории зоны отчуждения, соответственно, деньги от этой аренды идут в госбюджет. Это результативный пример, когда, поменяв отношение к проблеме, можно сделать инвестиционно привлекательный проект.

Сегодня интерес к зоне есть и у больших инвесторов, например, у китайских компаний. Есть французская Engie, крупнейший поставщик природного газа в Украину, ей интересно инвестировать в строительство в зоне отчуждения солнечной станции, по мощности соразмерной с одним блоком АЭС.

Проблема на проблеме

В прошлом году вы заявили, что Украина ежегодно платит $200 млн России за хранение отходов ядерного топлива. Спустя год мы все еще платим?

— С нового года вступит в силу новое законодательство, цель которого — создание Фонда радиоактивных отходов, это финансовая и организационная модели управления радиоактивными отходами. В следующем году мы планируем закончить недостроенные объекты, создать инфраструктуру, которая позволит Украине не отправлять на хранение отработанное ядерное топливо и радиоактивные отходы с украинских АЭС в Россию. Тогда мы наконец перестанем платить им $200 млн в год.

Сколько еще времени понадобится для решения этого вопроса?

— Очень надеюсь, что проблем с финансированием не будет и к концу следующего года строительство хранилища для радиоактивных отходов завершится.

По данным Всемирной организации здравоохранения, в 2016 году Украина занимала первое место в мире по количеству смертей от заболеваний легких. Жители Запорожской области, к примеру, постоянно обращаются в органы местной власти, подписывают петиции к президенту, крича об экологических проблемах в регионе. Но крупные загрязнители воздуха продолжают работать по старинке. Почему ничего не делается, чтобы их усмирить?

— Потому что представители этих заводов становятся мэрами, депутатами горсоветов. И их выбирают жители Запорожья, которые дышат загрязненным воздухом. А потом эти же жители пишут петиции, а на следующих выборах снова голосуют за "загрязнителей". Это пример того, что у людей в реальности мало инструментов влияния на ситуацию, но они все-таки есть. Первый — это выборы, второй — общественные слушания. С 19 декабря заработает новый закон об оценке влияния на окружающую среду — еще одно наше обязательством перед ЕС. По старой модели проведения государственной экологической экспертизы общественные слушания очень часто были карманными — их можно было провести, опубликовав объявление в районной газетенке тиражом 100 экземпляров, который без проблем скупался одним человеком. Согласно новому закону, такая информация должна размещаться на сайте органа местного самоуправления.

Фото: politeka.net

Объясните, какое влияние на того же Ахметова могут оказать общественные слушания?

— По новому закону, если нет необходимого пакета документов, предприятие не получит разрешение на работу, а любая деятельность без такого разрешения — основание для остановки работы предприятия и применения необходимых мер, в том числе правоохранительными органами. Сегодня я знаю только один случай, когда граждане сами подали в суд на предприятие за загрязнение окружающей среды. Возможно, мне известны не все случаи, но точно могу сказать, что массово в суды по таким поводам никто не обращается.

Надеюсь, что произойдет и реформа судебной системы, поскольку я чувствую лояльное отношение судей к загрязнителям окружающей среды. К примеру, несколько недель назад была информация о том, что на необустроенной мусорной свалке в Харьковской области из-за протекания баллонов несколько десятков детей отравилось ядовитым газом. Это случилось на территории компании, у которой есть лицензия на хранение небезопасных отходов. Но их утилизацию они осуществляли ненадлежащим образом.

К сожалению, бывшее руководство министерства на это просто не обращало внимания. В 2015 году провели всего две проверки, тогда как в Украине было 300 компаний с подобными лицензиями. Никакой утилизацией они на самом деле не занимались. В лучшем случае небезопасные отходы вывозили на мусорные свалки. Это ртутные лампы, отработанные нефтепродукты, использованные шприцы, остатки крови и других биоматериалов из больниц — вещества, которые ужасно влияют на окружающую среду. Мы начали проверять. Горе-предприниматели поначалу пробовали договориться, а потом судиться с нами. К сожалению, суд под действием факторов, о которых мы можем только догадываться, встал на их сторону и позволил лицензиатам работать дальше.

Вертикаль власти

В прошлом году вы говорили, что столкнулись с проблемой управленческой вертикали. Этот вопрос решен?

— Саму проблему я бы разделил на две части. Первая — кадровый вопрос внутри министерства. После того как в мае 2016 года вступил в силу новый Закон "О госслужбе", мы надеялись на то, что к нам придут молодые и эффективные управленцы. К сожалению, реформа госслужбы не сработала, получить качественное обновление не удалось. Сокращая аппарат госслужащих, мы получили обратный эффект: оставшийся штат сотрудников не успевает качественно исполнять поставленные задачи.

Какая вторая проблема?

— Эта же реформа госслужбы отстранила всех министров от процесса избрания людей, которые будут работать на руководящих должностях в центральных органах исполнительной власти (ЦОИВ). В вертикали нашего министерства таких ЦОИВ четыре: Государственная экологическая инспекция, Государственное агентство водных ресурсов, Государственное агентство Украины по управлению зоной отчуждения и Государственная служба геологии и недр. В апреле 2016 года, когда я пришел в министерство, в Службе геологии и недр и Водном агентстве не было ни глав, ни заместителей, а в Госэкоинспеции и Агентстве по зоне отчуждения был глава, но не было заместителей. Как можно работать с центральными органами исполнительной власти, если нет имени и фамилии человека, ответственного за свои действия перед Кабинетом министров? Да, есть временный человек из работников аппарата, на которого волей случая возложили обязанность подписывать финансовые документы, позволяющие обеспечивать жизнедеятельность учреждения. Но у него нет ответственности и политической воли проводить реформы.

Прошло полтора года: у нас уже полностью укомплектовано Агентство по управлению зоной отчуждения и Водное агентство. Благодаря последнему мы провели через парламент базовый закон по реформе управления водным хозяйством — один из трех ключевых законов, которые от нас требует Соглашение об ассоциации с ЕС.

А что с реформой Госэкоинспекции?

— Я считаю, что вылечить от коррупции Государственную экологическую инспекцию невозможно. Поэтому подал в Кабмин просьбу о ее ликвидации и создании новой природоохранной службы. В мае нынешнего года правительство утвердило Концепцию реформирования системы государственного надзора (контроля) в сфере окружающей среды.

Реформа предусматривает три этапа. Первый — ликвидация Госэкоинспекции и создание нового органа — Государственной природоохранной службы. Второй этап — обновлении законодательной базы. Третий — введение новой системы мониторинга состояния окружающей среды, европейских экологических стандартов и норм при осуществлении природоохранного надзора. Плюс нужно убрать дублирование функций контроля между разными организациями, которые создают проблемы и не ведут к эффективному исполнению. Кроме того, в планах создать до десяти межрегиональных территориальных органов службы и в их составе 27 специальных областных инспекций.

Чем они будут заниматься?

— Мониторингом и предупреждением экологических угроз и катастроф. Также они должны предоставлять объективную информацию о состоянии окружающей среды. Сегодня в Украине никто не может получить онлайн-информацию о текущем состоянии атмосферного воздуха, воды и земли.

• Читайте также: Где в Украине дышать легко. Экологический рейтинг областей

Вы ничего не сказали про Службу геологии и недр. Сейчас там есть руководство, с которым вы можете наладить сотрудничество?

— К сожалению, руководителя до сих пор нет. Конкурс по его избранию не состоялся, но в службу уже назначили двух заместителей. Кстати, после проведения конкурса по заместителям прошло около девяти месяцев бюрократических проволочек и споров в судах, прежде чем их назначили. Проблема в том, что сегодня неукомплектованная Служба геологии и недр не проведет реформу, в которой остро нуждается украинский рынок. Стране необходимо, чтобы эта отрасль стала прозрачной, появилась возможность на конкурентной основе принимать решения о том, кто получит разрешение на работу с недрами. И самое главное: эта служба должна начать инвестировать в будущее.

Сегодня по всем группам недр Украина добывает больше, чем разведывает. В ближайшее время страна столкнется с проблемой, когда, например, для промышленности нужно будет добывать металл, а у нас не будет разведанных месторождений, и рудники остановятся просто потому, что не будут знать, где копать. То же касается нефти, газа, камня и всего остального.

• Читайте также: Привет из Чернобыля. Почему шведские экологи бьют тревогу

Правительство, к примеру, решило увеличить добычу газа, что позволит Украине стать менее зависимой от внешних поставок. Но как мы будем добывать газ, если в этом году не провели исследования, в прошлом году тоже почти ничего не сделали, в позапрошлом — та же история?! Если сравнивать с 1990-ми годами, то тогда Украина бурила примерно 250 км скважин в год. Сегодня в 100 раз меньше, потому что нет финансирования.