В Украине у нас нет возможности "гигиенично" зарабатывать, — Дмитрий Яблонский

В холл второго этажа Дома кино, где мы встречаемся с Дмитрием Яблонским, заносят две картины с портретами казаков. Дирижер взволнованно рассказывает историю их покупки: "Перед отъездом из Мариуполя, где мы выступали с оркестром, ко мне подошел мужчина с двумя этими полотнами. Он сказал: "Если дадите мне за них 500 грн, буду счастлив". У меня как раз в кармане была одна такая купюра — я ее отдал и забрал картины. Это масло, видно же, что их писал талантливый человек. Грустно, что все у него так складывается".

Два года назад Яблонский начал сотрудничать со столичным камерным струнным оркестром "Киевские солисты", отказавшись от должности главного приглашенного дирижера оркестра "Новая Россия" и от концертов с ансамблем "Виртуозы Москвы". Причина отказа, как утверждали СМИ, в том, что руководители этих коллективов — Юрий Башмет и Владимир Спиваков поддержали действия Путина в Крыму. Яблонский, впрочем, уверяет: он вне политики, а с украинскими музыкантами начал работать только потому, что они его поразили своим талантом.

КТО ОН

Российско-американский виолончелист, дирижер, номинировавшийся на премию "Грэмми"

ПОЧЕМУ ОН

Возглавляет украинский камерный оркестр "Виртуозы Киева"

Везде как дома

В 1977 году вы ребенком эмигрировали из Советского Союза в США. Какую страну считаете родиной — несуществующий Союз, Россию, Америку? И в принципе нужна ли родина музыканту, космополиту, владеющему шестью языками?

— Я когда-то снимал в Норвегии квартиру у человека, который ни разу в жизни никуда не выезжал. Он мне говорил: у меня есть моя лодка, мой фьорд. При этом мужчина был настолько образованным, что вы бы подумали: он побывал везде. Не знаю точно, в скольких странах я был, — в восьмидесяти или в ста. Чувство родины у меня, в отличие от него, полностью атрофировалось, не знаю, к счастью или к сожалению. Москва уже не моя родина, я никогда не жил в России — приезжал в 90-х делать какие-то музыкальные проекты. Я считаю своей родиной Нью-Йорк, точнее, Манхэттен. И Барселону. И мою деревню, и Рим, и Париж (смеется). Я везде себя чувствую дома — в любой стране, куда приезжаю. Даже без знания языка.

Вам повезло играть на старинных виолончелях, изготовленных знаменитыми мастерами. Что испытывает при этом музыкант?

—У меня есть две виолончели XVIII века. Одна 1700 года, сделанная Гофриллером, мастером, работавшим в Венеции. Вторая — виолончель Гварнери 1726 года. Она раньше принадлежала знаменитому норвежскому скрипачу Оле Буллу. Оба инструмента фактически свалились с неба. Виолончель из Норвегии мне дали просто потому, что она лежала в коллекции оркестра. Инструмент Гофриллера фактически подарили — просто хотели, чтобы он у меня был. Что я испытывал, когда получил эти виолончели? Это как для слесаря хорошая, дорогая отвертка. В 20 лет мне предлагали подарить "страдивариусы". Я отказался. Дело в том, что через 5 или 10 лет их нужно было бы вернуть. А это, знаете, как будто ребенка отдать. Ростропович хорошо сказал: "Две вещи в жизни должны быть свои — жена и виолончель".

Несколько лет назад вы отказались ставить оперу "Лоэнгрин" Рихарда Вагнера, объяснив это идейными соображениями. Что означает лично для вас понятие "нерукопожатность" и насколько сочетаемы в музыке гений и злодейство?

— Вагнер… То, что он говорил о евреях, недопустимо. В Израиле этот композитор запрещен, но я знаю, что многие израильские дирижеры ставят его по всему миру и гордятся этим. Предпочитаю его не дирижировать.

Я не отказываюсь от своего еврейского происхождения. В XIX веке был Мендельсон, который принял христианство. И Малер поступил так же. В противном случае им просто не дали бы выступать в Вене. Сейчас в России та же тенденция: знаменитейшие музыканты-евреи надевают кресты. Не знаю, зачем они это делают. Считаю, что человек должен гордиться тем, кто он: палестинец, еврей, украинец или русский.

Вы допускаете, что лет через пять пересмотрите свои убеждения и поставите Вагнера?

— Может быть. Вагнер умер, а его музыка осталась. И, может быть, это в какой-то степени садизм: еврей играет эти произведения, а Вагнер 10 раз переворачивается в гробу.

Что вам приносит больше удовольствия: самому играть или дирижировать?

— Это разные профессии. Я не могу сказать, что интереснее. Это как две разные личности. Диагноз еще такой бывает (смеется).

С кем из музыкантов и что вы хотели бы сыграть?

— С возрастом мечты отходят на второй план. Но, тем не менее, я бы очень хотел выступить с Кливлендским оркестром — он потрясающий. Лет 50 назад, когда я был ребенком, я хотел сыграть в Венской или Берлинской филармонии — об этом все мечтают. Сейчас предпочел бы Израильскую.

Ваши дети отказались от карьеры музыкантов. Пережили, что музыкальная династия обрывается?

— Мои дети были музыкантами: дочь играла на гобое и виолончели, а сын на рояле и скрипке. У них музыкальное образование. Но они выбрали то, что выбрали, и свой выбор они делали не для меня, а для себя. Я этим очень горжусь. Моя дочь живет в Сиэтле, а сын в Аризоне — в Финиксе. Дочка — шеф-повар, она получила самое престижное образование в своей сфере. Мой сын обожает животных, он высококвалифицированный дрессировщик собак. Но не в смысле "сядь, покушай, место". Он дрессирует собак, например, для аутичной маленькой девочки, у которой не работают руки. Она будет давать команды, чтобы собака что-то принесла. Это очень трудно. Мои дети не знают русского языка, мы говорим по-английски. Они выросли во Франции, Испании и Норвегии, поэтому помимо английского они идеально говорят по-французски, по-испански. И по-норвежски в детстве говорили, но сейчас, наверное, чуть подзабыли.

Дмитрий Яблонский: "Я считаю своей родиной Нью-Йорк, точнее, Манхэттен. И Барселону. И мою деревню, и Рим, и Париж. Я везде себя чувствую дома — в любой стране, куда приезжаю. Даже без знания языка"

Это по любви

Вряд ли концерты, которые вы даете в Украине с "Виртуозами Киева", приносят хотя бы десятую часть заработка, который получаете в Европе и США. Что для вас работа в Украине — благотворительность?

— Никакой благотворительности. Я получаю от концертов невероятный заряд. Сейчас мы делаем много записей, летим в Швейцарию, потом на мой фестиваль в Азербайджан. Все это не бесплатно. Еще подумываем над турне по Южной Америке. Здесь, в Украине, у нас нет возможности "гигиенично" зарабатывать. Я не понимаю, почему люди в этой стране ездят на машинах, которые стоят, как квартиры и дома. В США, если вы покупаете такую машину, об этом сразу же докладывают в налоговое управление. Здесь же ничего подобного нет. Откуда человек взял эти деньги? Где заработал? Как работают банки? Я стараюсь об этом не думать — к счастью, у меня много других забот.

Почему вы решили сотрудничать с "Виртуозами Киева"?

— Когда три года назад я приехал к "Киевским солистам", они после первой же репетиции спросили, не хочу ли я стать их главным дирижером. Я был польщен. Сейчас у нас потрясающие концерты — правда, части коллектива пришлось уйти из "Киевских солистов", теперь оркестр называется "Виртуозы Киева".

В чем суть раскола?

— Некоторым людям надоело быть под черствым, ржавым руководством. Они хотели свободы, они устали выслушивать, когда им приходить, что делать, что репетировать. Они хотели больше времени проводить со мной, а я с ними. Поэтому случившееся — естественно. Мы пошли разными дорогами. "Киевские солисты" теперь полностью разрушены. Их не то что больше не существует… Понимаете, вы не можете взять 16 новых музыкантов из 22 и сказать, что это тот же самый коллектив. Это как в той шутке с объявлением в газете: "Знаменитый квартет с мировой репутацией ищет первого скрипача, второго скрипача и виолончель". Конечно, ребятам больно. Это была их жизнь на протяжении 20 лет. С другой стороны, у нас нет времени думать об этом. Я очень рад, что так случилось, поскольку у нас кипят проекты, мы вытаскиваем яйца из кипящей воды.

Вы сейчас рассчитываете организовывать больше выступлений по Украине или ориентируетесь на зарубежье?

— В первую очередь нужно делать туры по Украине. Одесса, Львов, маленькие города. Я не считаю, что существует периферия и провинция. Не думаю, что в каком-то маленьком городке во Флориде люди, которые приходят на концерт, ниже качеством. Это ложное советское понятие, что нужно по миру кататься и тогда у тебя будет все в порядке, а дом — это так. Все наоборот. Нужно играть в Украине как можно больше концертов, воспитывать публику, чтобы люди любили классическую музыку.

Как вы составляете концертные программы? Вы признавались, что привлечь людей на концерт классической музыки в Киеве очень сложно.

— Я говорил о филармонии. Там публика очень качественная, но залы полупустые. Что касается репертуара, то выбираем мы его очень легко. Есть шедевры, есть что-то новое. Мы часто играем музыку Сильвестрова, других украинских композиторов. Вопрос только в сочетании: вы наденете зеленые брюки с красной рубашкой или серые. То есть это будет Чайковский — Дворжак, Бах — Вивальди или микс. Иногда мы делаем эксперименты. Бывают удачные, бывают не очень. На самом деле все зависит от публики. Если она холодная, ты ничего не можешь сделать.

Отличается ли программа, с которой вы выступаете здесь, от той, с которой ездите за рубеж?

— Нет. Помню, пару лет назад я в Украине встретился с одним дирижером. Он мне говорит: сейчас я тебе расскажу, что и как у нас здесь работает. Я ответил, что не хочу это слушать. Не верю, что есть один коридор и нет другого. Это смешно. Кто-то может сказать: в Вене любят это. Но мы должны делать то, что хотим. Если мы будем играть какую-то симфонию Гайдна, которая нам не нравится, и будем делать против шерсти, против своего желания, то в итоге ничего не выйдет. Сейчас популярны модерновые программы. Их исполняют ансамбли Парижа, Лондона, Нью-Йорка. Есть группы слушателей, которые обожают атональную музыку. Но я — нет, я бы сошел с ума. С другой стороны, если в течение полутора-двухчасового концерта выделить 10–15 минут на что-то новое — с удовольствием. Еще есть такие знаменитые композиторы, как Антон Гарсия Абриль, Кшиштоф Пендерецкий, Гия Канчели, у них уже имеется свой язык. Они стали классиками при жизни. Они тоже дают нам заряд.

В прошлом году вы играли концерты в Мариуполе, когда город обстреливали.

— Это был наш долг. Мы бесплатно туда поехали. Добирались на автобусе, дорога заняла 15 часов, мы проходили все блокпосты. Там потрясающие люди, я был поражен тем, как они нас приняли. Мы дали два концерта, один из которых — в детском лагере на Азовском море. Вечером сидели на улице, пили чай-кофе-вино, слышали эти кошмарные выстрелы. Ребята могут считать себя героями — у всех семьи, маленькие дети, но они все равно решились туда поехать.

Планируете это повторить?

— Думаю, да. Мы сейчас хотим организовать музыкальный фестиваль в Мариуполе.

Вы серьезно?

— Почему нет? Я не думаю, что люди в Мариуполе этого не заслужили. Там прекрасные лагеря, где отдыхают 700 детей. Там можно проводить детские концерты, конкурсы, мастер-классы. Люди, которые пришли на наш концерт в прошлый раз, получили огромное удовольствие, и мы тоже. Так что я рассчитываю сделать хотя бы недельный фестиваль в середине июля. Правда, не знаю, получится ли.

Власть отдельно, музыка отдельно

Два года назад вы отказались от сотрудничества с деятелями российской культуры из-за их поддержки аннексии Крыма. Затем значительную часть времени стали проводить в Украине, давать концерты. Не жалеете, что сделали такой выбор?

— Я не отказывался. Один журналист из Голландии как-то спрашивал у меня: вы же ненавидите русских, да? А потом написал, что так и есть. Но это неправда. Я могу громко осуждать их, чтобы меня здесь больше полюбили. Но на самом деле это не так. Мои российские коллеги сделали то, что они сделали. Может, я с ними меньше общаюсь, но это потому, что я здесь. Я родился в Москве, прожил там 12 лет, потом уехал. Как я могу говорить, что вычеркиваю из жизни свою родину?

То, что вы сейчас много работаете в Украине, отразилось на отношениях с вашими российскими коллегами?

— Думаю, нет. Да, многие мои друзья сюда не приедут, если они как-то связаны с правительством РФ. Но у них уже есть бельгийские, французские, английские, итальянские паспорта. То есть они могут приехать сюда не как россияне.

Что вы испытываете, когда смотрите на действия российской власти по отношению к Украине, к Сирии?

— У меня сложное отношение к СССР, к России. Меня раздражает их национализм, хотя он есть везде, даже в Норвегии. Когда в 1970-х мы выезжали из СССР, над нами дико издевались — КГБ, ОВИР. И те, кто делал это, еще живы — стали бизнесменами и называют себя демократами. Хотя люди везде одинаковые — есть плохие, есть хорошие. Что касается власти, то я не ужинаю с Путиным. Я стараюсь быть независимым. Конечно, людям, которые зависят от власти, нелегко. Они присосались к этой системе, и я им не завидую. Я кушаю свое.

• Читайте также: Соскочить с языка. Можно ли писать по-русски, оставаясь при этом украинцем

Вы, вероятно, знаете, что в Украине периодически бойкотируют концерты некоторых наших артистов, гастролирующих в России. Как вы относитесь к таким бойкотам?

— Для меня существуют те, кто пользуется этой ситуацией, и те, кто не пользуется. Есть люди, которые говорят: у меня нет работы, мне нужно поехать в Россию, сыграть концерт, чтобы мне заплатили, чтобы я мог накормить своих детей в Украине. Пусть каждого судит Бог. Я не имею права говорить, что должны делать украинские музыканты.