Отпустить и прыгнуть. Как довериться жизни и найти свой путь

Если загуглить его имя, сразу выскакивает много ссылок на видео. Он играет на улицах европейских городов, люди слушают. Внешне похож на хиппи из 70-х или парня из сказки, которому впору играть принцев: длинные волосы, правильные черты лица. Последнее, что можно предположить, — то, что Эстас родом из СССР. Он родился и рос в Запорожье. Накануне развала красного колосса семья переехала в Израиль. То есть детство у него было вполне советским. Все прочее — путешествия по странам, жизнь вне системы и первый успех произошло потом.

Мы разговариваем по скайпу. Скайп — вещь странная, и когда говоришь с героем вслепую, то есть без видео, так или иначе прислушиваешься к дыханию собеседника. То, что у Эстаса нет заготовленных ответов на вопросы, ясно сразу — он думает, прежде чем ответить, иногда подбирает слова на русском, акцент почти не заметен, хотя некоторым высказываниям придает пафос, но он гасит его тем, что часто посмеивается. Отвечает на вопросы прямо, но при этом избегает рассказов о своей жизни. Он похож на персонажа из рассказов Картасара, которые живут по иным правилам или вовсе без правил.

Кто он

Гитарист-виртуоз

Почему он

1 ноября выступит в Киеве с сольным концертом в МЦКИИ (Октябрьский дворец)

"Что будет, если я откажусь от всего, что знал, забуду все, чему меня учили, уйду с насиженных мест и позволю себе стать настоящим. Возможно, тогда я достигну новых вершин, стану самим собой и найду свой истинный дом?" Поясните, о чем вы говорили? Это о зеленом яблоке, которым должно стошнить из рассказа Сэлинджера, когда мальчик Тэдди объясняет журналисту, что бы он изменил в системе образования?

— Не о чем говорить на самом деле. Слова ничего не дают.

Журналисту дают текст.

— Окей. Тут можно погружаться глубоко и смотреть с разных сторон. Просто той цитате, которая гуляет в интернете, уже довольно много лет. Хотя в чем-то она для меня не изменилась. Я до сих пор иду этим путем. Каждый описывает то, что он видит, из того состояния, в котором он находится в "тот момент". Но "тот момент" меняется, приходит следующий, так до бесконечности. Наверное, мне через музыку проще всего выражать себя, потому что ничего не нужно объяснять словами — каждый слышит и видит то, что ему нужно.

Как вы пришли к такому отношению? Я читала в вашей биографии, что вы не играли 10 лет. Что происходило в эти годы?

— Если мы исходим из начальной точки — из того, что человек пришел на эту планету и началась его жизнь, то это не так.

А как?

— А так, что детям надо давать возможность себя выражать и смотреть не на ребенка в маленькой человеческой форме, а на дух в человеческой форме, у которого уже есть огромнейший опыт. И то, что мы считаем, что нам надо бегать и обучать детей чему-либо, заблуждение.

Если не обучать, социум сожрет.

— Даже если создать якобы правильные условия для развития человека, дать ему возможность получить образование, не факт, что он поймет свое истинное предназначение. Все равно приходится проходить через трудности. Через горки. Это надо для того, чтобы двигаться дальше. Я недавно смотрел интервью Мэрил Стрип, в котором она говорила о том, что ее когда-то не взяли в какой-то фильм, поскольку посчитали некрасивой. Это ее чуть не сломало. Но она решила, что несмотря на отказ все равно пойдет выбранным путем. Мне тоже когда-то один большой музыкант сказал, что лучше тебе не играть и заниматься чем-то другим. И, в общем, так и произошло. Я попытался поступить в музыкальную академию, меня не взяли, сказав, что я не слышу звуков. И все. Я не играл десять лет. Каждому из нас в какой-то момент жизни надо прыгнуть, что-то отпустить. Какое-то перерождение до смерти должно произойти.

Как вы прыгнули? Вы бросили семью, работу?

— Ничего. Но я чувствовал, что невозможно быть таким, каким я был в тот момент, понимал: что-то должно измениться. Не знал, что именно, просто следовал за собой. Есть одно правило, для того чтобы открыть в себе новый мир: надо довериться жизни. Оно (подразумевается божественное, которое есть в каждом человеке. — Фокус) все равно куда-то выведет. В человеке есть сила, которая знает и ведет его. Если ей довериться, она приведет в правильное место.

Вы занимались духовными практиками?

— Тогда я занимался выживанием. Я хорошо знаю, что такое улица, что такое быть вне системы. Так что в тот момент практика была иной. Уличной.

Вы жили на улице?

— Чтобы знать улицу, не обязательно на ней жить. Хотя у меня есть такой друг, близкий, как брат. Он так экспериментировал.

Что вы поняли про улицу? Ведь это довольно честная территория. Там характеры проявляются в крайней степени.

— Да, в этом есть много правды. Там происходят вещи, которые отражают суть наших отношений друг с другом. Но в то же время это очень жесткие правила. Они не для всех. Возможно, кому-то надо пройти через это, побывать в роли жертвы или в роли палача. Все зависит от того, для чего душа пришла сюда. Прочее — это как театральный перформанс. Неважно, улица это, супермаркет, 20-е годы или 90-е. Мы находимся там, где нам нужно быть, и проживаем то, что нам надо прожить. Я это видел во многих странах. Был в Нью-Йорке в таких интересных местах, куда туристы не заходят.

В каких?

— В разных, но, опять-таки, это все детали. Это истории, которые формируют человеческую жизнь, но не в этом же дело, дело в том, чтобы увидеть, что за этим всем стоит на уровне проживания. Не на уровне сказки или историй, которые мы потом будем рассказывать. Важно, что прожило Оно через меня.

Вы, наверное, хорошо чувствуете энергетику места. В странах, где идет война, она другая?

— Конечно другая. Но дело в том, что все войны происходят из-за внутреннего состояния человека.

Вы говорите о лидерах стран?

— Дело не в них. Это коллективное соучастие, сотворение. Человек, который руководит страной, это только отражение массы. Проблема в том, что людям не дали инструментов, как с собой быть.

Вы служили в израильской армии?

— Был в армии полгода. Не хотел этого и сделал все, чтобы поскорее уйти оттуда.

Потому что вы не приемлете агрессию?

— Дело не в агрессии. Хотя я очень хорошо знаю, что такое агрессия. Нет, в тот момент такого не было. Просто не мое место. Полная бессмыслица всего происходящего.

А вы умеете защищаться от агрессии?

— Все зависит от обстоятельств. Наверное, да. В этот момент надо слушать свое дыхание.

Вы избегаете конкретики, почему?

— А какая конкретика может быть? Факты биографии? Они неважны.

Я думаю, вы не едите мясо. Давно перестали его есть?

— Давно. Я могу иногда есть сыр. Иногда рыбу, но очень редко, и это церемония для меня.

Если вы жили в СССР, наверняка ели докторскую колбасу.

— Да. Но я помню, как в детстве с бабушкой пошел к ее друзьям-грузинам. Им было уже тогда лет под 80, и они являлись вегетарианцами, что для меня в тот момент было вообще непонятно, даже смешно.

Но сейчас я понимаю, что эти люди уже тогда знали что-то. В какой-то момент приходишь к пониманию того, что иначе не может быть. Это как начать другой путь. Как прыгнуть. Знаешь изнутри, что это больше не работает для тебя. Хотя может работать для других.

У вас есть друзья индейцы?

— Сегодня многие живут, как инуиты, которых мы ошибочно называем индейцами. Они действительно несли в себе знание. Но оно было у многих народов. Проблема европейской культуры в том, что из нее на протяжении веков вымывались эти знания — инквизицией, войнами. Но знания внутри нас все равно есть, потому что мы едем в деревню к бабушке или идем в лес и вспоминаем это состояние.

Вы приедете в Киев и будете играть в Октябрьском дворце, во время Второй мировой войны там было гестапо, до войны НКВД, во время Майдана там тоже были убиты и ранены люди. Место может повлиять на концерт?

— Место всегда несет какую-то энергию, и эта энергия будет усилена присутствием тех, кто находится в зале. Но дело не в этом. А в том, что те, кто туда придут, на самом деле не знают для чего. Так бывает довольно часто, поскольку люди думают, что приходят просто на концерт послушать гитариста. Или посмотреть на мужчину, или послушать испанскую гитару. Хотя все вообще не об этом.

То есть вы говорите о некоем действе, которое теоретически может изменить человека?

— Ну представьте: вы приходите в кинотеатр, где на экране не будет ничего, все, что вы увидите и почувствуете, — это ваше личное кино. Я не знаю, что вы увидите, но знаю точно: что-то связанное с вами.

Вы были в Киеве?

— Проездом, больше 26 лет назад.

Вы наблюдали за тем, что происходит во время Майдана?

— Смотрел. Душой болел за людей. Сделал несколько постов в Facebook. Но правду узнать невозможно. И потом, я никогда не жил в Украине. Я жил в СССР. Я жил во многих странах — в Израиле, Мексике, Америке, Индии, во Франции, Англии, Германии, Австрии, но не чувствую принадлежности к определенной стране. Хотя, безусловно, во мне очень много от той земли, где я родился.

Вам что-то мешает в вашем пути? Есть же родственники, социум, обязательства гастролирующего музыканта?

— Я жил по-разному. Как перекати поле, роллинг стоун, бывало, ехал и не знал, где и когда окажусь. Поэтому меня невозможно было пригласить. Сегодня во мне что-то изменилось, я чувствую: надо что-то другое делать. Как бы я ни хотел сидеть в пустыне или в горах, я знаю, что надо идти к людям.

Вы говорите, что звук может что-то изменить в человеке, потому что общение происходит на языке, который не требует слов. Был ли момент, когда вы что-то поняли о себе благодаря такому общению?

— Звук — это и тишина, в ней все важное находится, а не в этом ритмическом безумии или красивой мелодии. Главное в том, что между. Там мы соприкасаемся с чем-то истинным. Мы можем послушать песню, которая длится три минуты, и за эти три минуты может что-то произойти. Но это все равно происходит на поверхностном уровне.

Когда я не знал, чем дальше заниматься, то сделал десятидневный курс медитаций и очень много всего услышал. Во мне то первое путешествие что-то вскрыло, я стал слышать по-другому. Этот путь бесконечен... Но мне кажется, чем дольше я иду, тем меньше понимаю.

А что это за известный концерт, который вы играли в Нью-Йорке в связи с годовщиной 11 сентября?

— Это не был специальный концерт, посвященный 11 сентября. Мы с Мишей (Майкл Шульман, скрипач. — Фокус) решили, что будем играть. Потом приехало специальное подразделение полиции, чтобы нас закрыть. Но поскольку собралась огромная толпа людей, все рыдали, свечи горели, полицейские к нам даже не подошли. Хотя большой полицейский чиновник приехал, потому что кто-то пожаловался на нас. У меня было много таких моментов.

• Читайте также: Повесть о неизвестном человеке. Юозас Будрайтис

Как вы думаете, почему люди сопротивляются свободе?

— Люди сопротивляются вообще. Выражению себя, любви. Все связано с сопротивлением. Я не знаю, кто придумал эту игру. Наше понимание любви искажено и опущено до уровня маленького человека — семьи, мужчины, женщины. Для меня это состояние цельности, в котором нет поиска, нет сопротивления. Мастера медитации дотрагиваются до состояния тишины. И советуют из него принимать решения. Потому что если бы мы действовали из этого неразделенного состояния, то увидели бы другой мир.

Фото: Getty Images, открытые источники