Любить ушами. Как "Ухо" помогает расслышать новую музыку

История музыкального агентства "Ухо" началась шесть лет назад. Его организаторы — Саша Андрусик и Женя Шимальский — решили, что слушать современную академическую музыку в живом исполнении на концерте гораздо интереснее, чем дома.

Тогда, в 2012 году, круг слушателей такой музыки в Киеве был узким. На редкие концерты новой музыки приходили в основном люди с консерваторским образованием, аудиофилы и друзья музыкантов, выступавших на сцене. За несколько лет работы "Уху" удалось значительно расширить эту аудиторию.

Секрет того, как заинтересовать публику современной классической музыкой, оказался и простым, и сложным одновременно: говорить о музыке со слушателями, приглашать ведущих музыкантов из-за рубежа, проводить концерты не в академических концертных залах. Возможно, "Ухо" более всего известно своим проектом "Архитектура голоса". Концерты этого цикла проходили в бассейне, оранжерее, кинотеатре в спальном районе, музее палеонтологии и даже на ходу, в парке.

Более двух лет назад агентство "Ухо" организовало новый музыкальный коллектив — "Ухо-ансамбль". "Очень хочется собрать один из лучших ансамблей мира", — рассказывает Саша Андрусик, соосновательница "Уха". Признание киевской публики коллективу завоевать удалось, концерты "Ухо-ансамбля" всегда проходят при заполненных залах.

О слушательском опыте

Саша, современная музыка — это уже не "наслаждение для ушей", и понять ее бывает непросто. Что привлекает людей в новой музыке, мотивирует слушать ее, приходить на концерты?

— В самом начале нашей работы мы пытались объяснить, что концерт — это не обязательно удовольствие, что слушателю не обязательно "сходу" понимать, что происходит. Интересным может быть разный слушательский опыт, если пробовать относиться к нему чуть более созерцательно, чем привык. Кажется, у нас получилось это донести.

Слушатели приходят за новыми впечатлениями. Благодаря музыке можно чувствовать радость или ужас, попадать в счастливую пустоту или гипнотический "бэд трип" — испытывать все то, что мы обычно чувствуем при столкновении с искусством.

Когда мы составляем программы концертов, ставим перед собой в том числе и эту задачу — разнообразить слушательский опыт. С ансамблем это не всегда просто, программа сезона обычно концентрируется на двух-трех композиторских школах, но у каждого сезона есть своя драматургия, "сюжетная арка". Кроме того, мы часто совмещаем музыку с визуальными компонентами.

О визуальном

Я читала на вашей странице в соцсети, что в этом сезоне все выступления "Ухо-ансамбля" будут дополняться визуальной частью. Почему вы решили ввести это новшество?

— Нам интересно работать с самой формой концерта, за шесть лет мы много всего попробовали. При этом, первое время постоянно меняли площадки, "Ухо" было везде и нигде. Последние же два года мы сидим на одном месте — резидентствуем в одном из залов "Пленки", кураторского объединения, которое находится в Довженко-Центре. Это наша лаборатория: во-первых, ансамбль репетирует в пять раз больше обычных коллективов, нам никто не позволил бы столько заниматься в другом месте. Во-вторых, рядом с нами в "Пленке" много интересных проектов из другого поля — визуальных, поэтических, электронных. С нами постоянно работают несколько художников, сейчас мы много сотрудничаем с Катей Либкинд. При этом нам понятно, что наши слушатели устают ездить в "лабораторию" на Голосеевскую площадь, и что надо их немного развлекать. Так и мы решили, что в этом году концертная серия будет "рифмоваться" с серией визуальных интервенций.

Начали с выставки, которую готовили к своему восьмичасовому Сильвестров-марафону. У нее была документальная часть в виде фотографий Виктора Марущенко и редких архивных записей музыки Валентина Сильвестрова, которые нам предоставил Евгений Громов. Кроме того, мы пригласили подумать о Валентине Васильевиче нескольких молодых художников и композиторов — получился набор аудиовизуальных объектов, рефлексирующих о его музыке, личности, обстоятельствах биографии.

В другом случае у нас был концерт, в котором исполнялся известный цикл Фаусто Ромителли "Professor Bad Trip". Это психоделическая по сути музыка, иллюстрация к текстам о мескалиновых "бэд трипах" Анри Мишо. В визуальном проекте нам было интересно подумать о другой стороне этого состояния, о том, какого типа "бэд трипы" могут случаться с нами в повседневности. Чем, например, может являться хобби — как некое повторяющееся действие, которое поначалу нас освобождает, но одновременно и затягивает в собственную закольцованность, механичность.

Мы решили показать эту метафору через увлечения своих мам — мам людей, связанных с "Ухом" и "Пленкой". Перед входом в зал было накрыто 16 банкетных столов. На одних мы расставили еду, другие были только сервированы или просто накрыты скатертями. Между едой и приборами, на скатертях, мы разложили "продукты увлечений" своих мам. Это могли быть вышитые репродукции картин, калейдоскопы из бамбукового тростника, маскировочные сетки или вычесанная шерсть кота, из которой можно свалять носки. У одной из мам был видеопроект: прямо на скатерть мы проецировали поздравительные видео, которые эта женщина привыкла готовить для всех своих близких. На другом столе можно было послушать запись 40-минутного телефонного разговора с мамой, которая в мельчайших деталях пересказывает подробности прошедшего дня сыну. Это тоже хобби, таким образом она как бы коллекционирует все, что произошло с ней за день - и каждый вечер представляет эту коллекцию сыну.

Идея таких интервенций в том, чтобы показать, насколько нелинейно музыкальный материал может "рифмоваться" с материалом визуальным — и самим научиться так мыслить.

Визуальный материал может уводить в сторону от композиторского замысла?

— Да, может. Но мы пытаемся не навязывать лишнего взаимодействия. В нашем случае музыка и визуальная часть существуют параллельно. Визуальный материал выставляется в соседнем зале и не вмешивается в ткань концерта. Это просто способ добавить ко всему происходящему какую-то другую "рамку" или наоборот — "сломать картинку" для слушателя. Когда люди заходили в "Пленку" и видели там банкетные столы, они не понимали, куда пришли и что происходит. "Ой, мы на Ромителли, а здесь какая-то свадьба. Куда нам идти?" — спрашивали многие.

Последняя наша программа называлась "Теория струн". В этом проекте были "выставка звука" и "выставка света". "Выставка звука" — это сам концерт, в нем звучали предельно сложные сочинения для струнных направления New Complexity (новая сложность). Он проводился в затемненном помещении, сцену мы тоже частично закрыли. Открытой оставалась одна довольно узкая полоса, через которую слушатели могли видеть головы и плечи музыкантов. Периодически в зал через боковые окна проникали световые вспышки. Когда концерт закончился, двери открылись и люди вышли к ослепительному свету — в соседнем помещении была огромная динамическая световая инсталляция команды Black Box. Движение света было написано по скрипичной партии в одном из произведений концерта. Люди в тишине, без какого-либо музыкального сопровождения, следили за динамикой света. Смотрели "выставку света".

Кураторство и критика

К организации концертов вы подходите как куратор. То есть не только организовываете концерты, но и "объясняете" музыку, приглашаете на открытые репетиции, собираете визуальный материал. В музыке такой подход встречается редко. Вы считаете, что современная музыка требует кураторского сопровождения в той же мере, что и визуальное искусство?

— Уверена в этом. Контакт с аудиторией появляется, когда аудитория понимает, о чем речь. В современной музыке много школ, течений. Кроме того, музыкальные произведения — это вещи, которые так или иначе рефлексируют нашу действительность, вписаны в исторический контекст. Есть послевоенная музыка, музыка 60-х и т. д. Это все нужно как-то объяснять, хотя бы в нескольких словах.

Второй момент — это конкурентное поле. Современная академическая музыка конкурирует не только с "высокой классикой", с романтической или барочной музыкой, конкуренты — это и экспериментальная электроника, и импровизационная музыка, и многое другое. Все конкурентное поле умеет говорить о себе, соответственно, это должна делать и современная классическая музыка. Иначе она выпадает.

Как вы относитесь к критике ваших проектов? Кто может оценивать современную музыку?

— Мы учимся спокойно относиться к любой критике, высказанной культурно и сколько-то уместно. На самом деле в украинской музыке другая проблема: критики у нас почти нет. 90% всех событий "Уха" совсем не рецензируются, несмотря на то, что это продуманные, сложноустроенные концерты, с иностранными солистами и т. д. В Украине появилась полноценная сцена современной классической музыки. Кроме нас есть фестиваль Kyiv contemporary music days, EM-Visia и другие электроакустические проекты Аллы Загайкевич, одесский фестиваль "2 дня и 2 ночи", львовские "Контрасты" и проекты "Коллегиума", исполнители вроде пианиста Евгения Громова или ансамбля Sed Contra, которые ведут собственные серии. Есть и Союз композиторов, они тоже успевают организовывать концерты и фестивали. При этом, мы все существуем в некритическом поле — и это огромная проблема. Нет ни одной постоянно действующей критической колонки, посвященной новой музыке.

Нам пишут запросы из-за рубежа, а мы не можем предоставить свежих местных рецензий, только свои же кураторские тексты и видео/фото событий.

О "магии иностранного имени"

Несколько лет назад в одном из интервью вы говорили о том, что собрать публику на концерт, в котором украинские музыканты исполняют украинскую музыку, гораздо сложнее, чем на музыку иностранных композиторов, исполненную иностранцами. Как сейчас публика реагирует на украинские и зарубежные имена в афишах концертов?

— Магия иностранного имени все еще действует, хотя и ослабла немного. Несколько лет назад у нас была серия из девяти концертов украинских композиторов, с дирижером Михеилом Менабде. В каждом из концертов исполнялись сочинения только одного украинского автора, каждый из которых выбирал себе "в пандан" неукраинского композитора, чьи произведения также звучали в этот вечер. Это могла быть связь любого типа — учитель, коллега, идейный вдохновитель и т. д. Проект был очень успешным, но для того чтобы сделать его, нам нужно было два года до этого возить иностранцев — получить вначале кредит доверия, а потом показывать публике украинскую музыку.

Теперь у нас есть "Ухо-ансамбль", и это тоже киевский продукт. Все участники ансамбля, за исключением дирижера Луиджи Гаджеро и первой скрипки Рейчел Кобляков, — украинцы. На отсутствие интереса к их концертам не можем пожаловаться.

А вообще, интерес есть к каким-то отдельным именам. Например, празднование 80-летия Сильвестрова по всему городу (и не только ему) проходило при заполненных залах.

Ежегодно наши консерватории выпускают какое-то количество молодых композиторов. Чем дальше занимаются эти люди? Можно ли сейчас зарабатывать написанием академической музыки?

— Это возможно. Но все упирается не только в талант, творческую отдачу и трудоспособность, но и банально — в умение продвигать себя, рассказывать о своих идеях, работать с международными фондами, подаваться на стипендии и т. д. У нас этому все еще не учат. Государство пока тоже может композиторам предложить не много. Поэтому работа композитора в Украине — это в некотором смысле подвиг. Люди, которые связывают свою жизнь с композиторской деятельностью, часто обрекают себя на крайне стесненное экономически существование.

Как и везде, у нас самая понятная связка сейчас — композитор-преподаватель: можно преподавать в каком-то учебном заведении музыкальные дисциплины и параллельно писать музыку. Но существует и механизм заказа музыки, у нас он только запускается. Если мы говорим о мировых практиках, то есть, например, киноиндустрия, которая постоянно заказывает музыку, есть фестивали, крупные концертные площадки, оркестры, фонды. Кроме того, работает и авторское право — оно защищает опубликованную музыку (как ноты, так и записи) и предполагает начисления композитору.

В целом же, композитор вынужден лавировать между всем этим. И даже очень известные западные авторы — это часто люди, ведущие довольно скромный образ жизни. Признание в современной классической музыке совсем не гарантирует сверхдохода, скорее приносит возможность услышать свою музыку в исполнении лучших ансамблей мира.

О современной музыке в академических залах

Почему в академических концертных залах музыка, которой уже 100, 200 или даже 300 лет, звучит чаще, чем музыка ХХ и ХХІ веков? Даже профессиональные музыканты иногда скептически относятся к новой музыке.

— Так происходит не только в наших филармониях и оперных театрах. Существует мировая конъюнктура на "высокую классику", понимаемую определенным образом. И если вы хотите быть почитаемым кассовым пианистом, вам следует заняться Бетховеном и Шопеном , а не современной музыкой.

В украинском случае, мне кажется, все понемногу будет меняться, потому что есть уже большое давление снаружи — исполнительский и слушательский запрос. Рано или поздно современная музыка доберется и до этих площадок.

У "Уха" уже есть уникальный опыт сотрудничества с оперным театром. Полтора года назад нас пригласили поставить три современные оперы в этом зале. В прошлом году мы поставили две из них, еще одну покажем в конце февраля. Конечно, эти постановки — пока только короткие "вмешательства", на один вечер. Но это все равно большой шаг вперед, на который и нам, и театру нужно было решиться.

В прошлом году вы ставили две итальянские оперы "Лимб" и "Хлеб. Соль. Песок". В этом году, если я не ошибаюсь, будет опера украинского композитора?

— Нет, все немного изменилось. Постановка украинской оперы состоится, но мы будем презентовать ее не в оперном, а сделаем это в рамках следующего цикла "Архитектуры голоса". Максим Коломиец, автор этой оперы, сомневался в том, что ее нужно показывать на такой академической площадке, и наше понимание в этом совпало.

Третьей постановкой в театре станет опера Сальваторе Шаррино "Мой предательский свет". Это опера о Карло Джезуальдо, гениальном композиторе-мадригалисте. В основе сюжета биографический факт: Джезуальдо убил свою жену и ее любовника. Это тоже итальянская опера — у нас получился такой итальянский триплет. Шаррино поразительно проработал материал — опера была написана в конце 90-х и с тех пор десятки раз ставилась на разных сценах, что для современной оперы большая редкость.

О звукозаписи

Кроме концертов и оперных постановок вы записываете пластинки. Зачем это нужно?

— Пластинки — это одновременно подтверждение нашей работы, тысячи репетиционных часов ансамбля, умещенные на один носитель, и то, что создает репутацию коллектива. Лейблы ведущего уровня, когда и если вы выходите на них, работают как один из этапов апробации музыкального материала. Вы готовите запись, ее слушают люди, имеющие статус абсолютных экспертов в этой индустрии, и говорят вам "да" или "нет".

Мы уже получили несколько очень обнадеживающих "да". Три записи уже сделаны, две из них выходят во второй половине 2018 года. Первая — на Winter&Winter. Это легендарный лейбл, записывающий современную классическую и импровизационную музыку. В сентябре они выпускают нашу пластинку с сочинениями Стефано Джервазони. Вслед за ней мы сделали запись музыки Тосио Хосокава. Это один из мировых классиков среди живущих сейчас композиторов. У него очень тонкая музыка, и к ее исполнению он относится крайне скрупулезно. Работа "Ухо-ансамбля" и Луиджи Гаджеро ему очень понравилась. Настолько, что он сам предлагает ее лейблам: в Kairos уже ответили, что запись феноменальная и они готовы издавать ее, ждем ответа от Naxos. Сейчас ансамбль работает над третьей пластинкой, на ней будет музыка Алессандро Сольбиати.

После тех "да", которые мы получили, фестивальные и концертные приглашения становятся намного ближе, чем раньше. Признание — ближе. И если речь идет о локальном киевском ансамбле, который никогда еще за пределы города не выезжал, работал в своей лаборатории в "Пленке" и только несколько раз играл в оперном и филармонии, то эти записи для него — как огромный громкоговоритель. Даже в мире, где лейблы сдают свои позиции.

Мы изначально планировали, что "Ухо-ансамбль" станет активно гастролирующим коллективом, своеобразной "карточкой" Киева. Сейчас я думаю о том, что мне интересно сделать и обратное: создать такой ансамбль, слушать который приезжали бы люди со всего мира сюда, в аскетичную "Пленку" на метро "Голосеевская". Чтобы это работало и так.