Последний город СССР. Идеолог фестиваля "86" — о том, почему Славутич стал Меккой для украинских урбанистов

Пять лет назад в Киеве появилась первая маленькая афишка, приглашающая на фестиваль кино и урбанистики "86". Локация — Славутич, ниже — расписание местных автобусов и объяснение "как добраться". Тогда поездка туда казалась авантюрой, граничащей с безумием. Сегодня все, кто причисляет себя к культурному, богемному и околотусовочному Киеву, хоть раз, но побывали на этом фестивале. Столичная публика открыла для себя Славутич, последний город, построенный в СССР, идеальный спланированный конструкт. Город, каждый район которого спроектирован специальной командой архитекторов, город — архитектурный феномен, город без общественного транспорта, наружной рекламы, без киосков. Это мечта урбаниста, где все передвигаются пешком, много зелени, чистый воздух и застройка человеческого масштаба. А еще столичная публика открыла для себя неигровое кино, в частности, художественную документалистику — новый для Украины жанр. И теперь год за годом следит за его развитием с нарастающим интересом.

Официальное определение "86" — "фестиваль кино и урбанистики". На первый взгляд, сочетание немного неожиданное. Почему вы так назвались?

— Мы видим "86" междисциплинарным и концептуальным фестивалем; урбанистика в нашем понимании — понятие значительно более широкое, чем, скажем, городское планирование. Наша концепция — site specific (учитывающая особенности места, где проводится мероприятие), то есть мы отталкиваемся от места. И кино сюда пришло тоже от места, потому что Чернобыль — это очень кинематографическая тема. Чернобыль — это то место, где снимался клип Pink Floyd, и то место, где снимается каждый год множество других клипов, фильмов, репортажей, фоторепортажей. Существует определенный образ, канон Чернобыля в кино, и нам было интересно с ним поработать. Если бы это было настолько же выразительно отображено, к примеру, в литературе, то мы, наверное, работали бы с литературой. Но настолько яркого его образа в литературе я не встречала. Вот поэтому и такая тематика. Чернобыль — кинематографический феномен, а Славутич — спланированный город с очень интересной архитектурой. Это действительно очень необычное сочетание, но когда к нам приезжаешь и смотришь нашу программу, то все выглядит очень органично.

Полезный урбанизм. Обустройство кемпинга и рекреационной зоны — отдельный проект, архитектурный воркшоп "Щось у котловані". Над ним работали молодые урбанисты под руководством европейских дизайн-студий

Ваш фестиваль посвящен Чернобылю?

— В каком-то смысле да. Существует определенный украинский "чернобыльский" дискурс, преимущественно виктимный. Мы говорим о себе и мыслим себя нацией, пострадавшей от Чернобыля. Я это хорошо знаю как человек, который родился в 1986 году, ровно за неделю до Чернобыля. Моя мама говорила, что первое, что я увидела в мире, — это была чернобыльская суббота. По семейной легенде именно в этот день маму выписывали из роддома.

То, как мы говорим про Чернобыль, так или иначе связано с травмой, и это легитимно. Действительно, есть множество смертей, страданий, страха, но есть что-то еще. Нам было интересно поработать с этим "чем-то". Это был наш starting point, то есть изначальная точка отсчета — 1986 год — с одной стороны, как начало моей биографии, но также как рождение нового поколения, новой страны и новой культуры. Первой задачей было деконструировать Чернобыль, придать этому событию новые смыслы. Для этих целей нам идеально подошел Славутич, потому что этот город стал антитезисом городу-призраку Припяти.

Кроме того, существует внешний, зарубежный дискурс Чернобыля, в котором это город экзотический и мистический: о боже, там все так таинственно, там трехголовые дети и ядерные грибы. На самом же деле там самоселы, которые садят картошку и разговаривают на диалекте полищуков, оставаясь носителями аутентичной культуры. Там есть природа, современный туризм и его индустрия. Обо всем этом интересно говорить.

Однако ваша программа не состоит только из фильмов на чернобыльскую тему.

— Темы фестиваля мы интерпретируем широко, можно сказать, поэтически. В этом году наша тема "Что-то неуловимое", в прошлом — "Близость", в 2016-м — "Круг поколений", в 2015-м — "Элемент питания". А до этого — "Вне зоны". Наш фестиваль вообще отличается тем, что он очень кураторский. Мы пересматриваем огромное количество фильмов, но выбираем очень мало. По-английски это называется hand picked (отобранное вручную), то есть под определенную концепцию каждый фильм отобран самым тщательным образом.

Чернобыль тут становится таким трюком, секси-штучкой, которую мы сознательно эксплуатируем и ею манипулируем. Например, когда тебе нужно пригласить какое-то светило западной режиссуры, ты говоришь: "Славутич — это два с половиной часа от Киева". Они кривятся. А потом ты говоришь: "А мы вас бесплатно свозим в Чернобыль на электричке". И сразу они: "О-о-о-о! Точно!"

То есть Чернобыль — это как голая женщина на рекламном плакате бетона?

— Ну… Не как голая женщина, но как аперитив. Из всех фестивалей, которые я видела, мне кажется, что мы абсолютные нерды в курировании и подборе программы. Мы ужасно боимся самоповторов, у нас очень амбициозные перфекционистские планы на кураторство в том, что ничего не может повторяться, все должно быть эксклюзивным, но в то же время site specific и качественно. И это не столько Чернобыль, сколько формат работы с контентом и с аудиторией.

Отдельная тема для нас — урбанистика, и это уже тема Славутича. Это урбанистика малого города. Урбанистика утопическая и невозможная, потому что у Славутича есть свои проблемы, но в целом он наталкивает на интересные размышления о том, что такое город, как в нем жить, какие могут быть взаимоотношения в городской общине, какие отношения у нас могут быть с городской архитектурой, с природой города.

Но это же ненастоящий город. Он искусственный, как съемочная площадка, и почти такой же маленький. Только поэтому он вообще может существовать в нынешнем виде — без транспорта, без рекламы, практически без киосков.

— Абсолютно точно. То, что делает "86", — это игра, работа с концепцией и воображением. Может, она умозрительная, но, на мой взгляд, очень полезная, поскольку то, что я вижу и очень остро переживаю в Украине, — это кризис идей и шаблонность мышления. Да, мы не можем ни скопировать Славутич в Киев, ни Киев в Славутич. Но мы используем Славутич так, как режиссер, приходя на съемочную площадку, ставит декорации или не ставит — как в фильме "Догвилль" Триера. В любом случае он создает некий режим условности и свои правила игры. По этим правилам мы и можем играть. По крайней мере у себя в голове, а может быть, и не только. Возможно, мы способны здесь отрепетировать что-то, отработать, сделать какой-то "пилот", нащупать нечто такое, с чем вернемся в будничную жизнь, имея за плечами "рюкзачок" с идеями.

Зона кино. Главная локация фестиваля — киноконцертный комплекс Славутича, где в другое время выступают ансамбль бандуристов и другие местные музыканты

Я была в Славутиче два раза и осталась от него в восторге, наверное, как и все, кто там был. При этом я очень четко ощущаю, что это последний советский город, что по принципам планирования он очень несовременный. Как можно играть в будущее, используя для этого идеальную пространственную матрицу индустриальной империи?

— Да, это тяжело. За пять лет мы пересмотрели свой идеализм. Столкнулись и продолжаем сталкиваться с разного рода вызовами. Но насчет имперской матрицы я бы не согласилась. У меня есть определенный академический урбанистический опыт, и я могу сказать, что то, с чем мы имеем дело здесь, — идея отнюдь не только советская. Это спланированный город, а идея планирования — общемодернистская. Имя, с которым мы ее ассоциируем, — это швейцарско-французский архитектор и урбанист Ле Корбюзье. Существует знаменитое его фото, на котором он показывает пальцем на макет спланированного города. Модернизм — это глобальное историческое наследие, переосмысливать его вынужден весь мир. Мы в Украине в том числе.

Мне кажется, хотим мы того или нет, но вся Украина — советская. Где-то это проявляется в архитектуре, где-то в головах — в комплексе неполноценности, скажем. Но это вызов, и нам от этого никуда не деться, мы как представители культуры просто обязаны с этим работать. Потому и пробуем. Может, кто-то делает это лучше, мы будем рады поучиться у них. Славутич — это город — детский сад. К сожалению, когда детям исполняется 17 лет, они отсюда уезжают. Вот, например, Иван Дорн — уроженец Славутича. Я не знакома с ним близко, но думаю, что то, что он здесь родился и вырос, неслучайно относительно того, что с ним произошло потом. Мы много работаем с молодежью Славутича, у нас здесь свой волонтерский корпус, около 100 человек. И это просто бомба. Эти дети неимоверно талантливы, когда они дорываются до нас, то сворачивают горы. Мы надеемся, что инвестируем себя в этих местных людей, и даже если они уедут отсюда, то, возможно, когда-нибудь вернутся и что-нибудь придумают.

У вас пятилетний юбилей. Как бы вы оценили то, что удалось сделать за это время?

— Классный вопрос, если честно, я даже не успеваю об этом подумать. Одно достижение я вижу точно. Оно, возможно, цеховое, но очень важное для меня как для режиссера. По-хорошему, я делаю фестиваль, потому что мне хочется иметь место, где я могу показать собственный "странный" фильм и чтобы его язык был понятен аудитории. Когда мы начинали пять лет назад, украинского независимого кино практически не существовало. Было очень мало художественной документалистики, только на злобу дня, практически как журналистика, только с более широким контекстом. А сегодня все понимают, что документальное кино — это круто, даже круче, чем игровое. И что оно тоже может быть радикальным и интересным. Оно может быть интерфейсным. Оно может быть всяким. Появилась аудитория на этот тип кино. Появились люди, которые снимают его все смелее. Появились даже полноценные явления, к примеру, "Мариупольский кинофеномен". И это не люди, получившие грант на питчинге Госкино или учившиеся в институте Карпенко-Карого. Нет, это такой киноавангард, который был в Нью-Йорке в 80-х — абсолютно вне институций, художественно довольно жестокий и брутальный. Вот сидят люди в Мариуполе и снимают суперсмелое кино. Они серьезно работают с формами кино и делают какие-то смелые вещи. Теперь есть место, где можно показывать их фильмы, и аудитория, которая может их посмотреть, понять и обсудить. Это супер.

Еще один очень важный для меня итог этих пяти лет — то, как мы построили работу с городом и как сам город за нас "вписывается". Пять лет назад мы пришли с улицы прямо в кабинет бывшего мэра и сказали: "Добрый день. Мы хотим у вас делать международный фестиваль". Он ответил: "Ну давайте". Это было обнадеживающе. И мы как-то смогли построить доверительные отношения, своего рода институциональный роман. Он неплохо развивается, и это довольно приятно.

Это непросто. Мы находимся как бы в разных ритмах. Они играют Бетховена, а мы фри-джаз. Поэтому нам часто нужно найти общий камертон, чтобы синхронизироваться, но нам это удается. Например, мы подали на грант Минкульта вместе с городом. Впервые Минкульт объявил открытый конкурс проектов, мы его выиграли. В этом огромная заслуга той части нашей команды, которая из Славутича, но и мэр города тоже принимал участие. Не все у нас гладко, но в принципе все классно. Наши отношения прогрессируют, и нам становится легче работать вместе. Это хороший прецедент, на котором можно учиться.

Самое большое наше достижение — это аудитория, которая, думаю, насчитывает пять тысяч человек. Это активные, продвинутые, думающие люди. Они изменились и продолжают расти. Это очень здорово. Здесь, в Славутиче, — лаборатория, в которой есть возможность выработать новые модели мышления в самых разных направлениях: по работе с местной администрацией, с местной аудиторией, по осмыслению различных аспектов современной культуры Украины. Я хочу об этом думать и говорить, пропускать через себя. "86" — площадка, где можно это делать.

Песни и танцы. На открытии юбилейного "86" устроили дискотеку под музыкальный микс Черниговского военного оркестра и Space Spice Boy