Дай огня. Зачем малоизвестная компания Emerstone решила добывать сланцевый газ в Украине

Самой крупной инвестицией в украинскую экономику этого года можно считать соглашение о совместной разработке крупнейшего в стране месторождения сланцевого газа "Юзовское" между государственной компанией "Надра Украины" и люксембургским фондом Emerstone Capital Partners. Эта малоизвестная структура заняла место вышедшей в 2015 году из проекта международной компании Shell. Новый инвестор обязался вложить $200 млн в месторождение на протяжении пяти лет.

Emerstone возглавляет канадский предприниматель украинского происхождения Ярослав Кинах. Он говорит по-украински с сильным акцентом, зачастую безуспешно пытается перевести с английского нужные слова, но реалии отечественного бизнеса знает хорошо. Впервые на историческую родину Кинах попал в 1995 году, когда ему, канадскому банкиру, предложили возглавить киевский офис ЕБРР. После окончания контракта с ЕБРР в 1999-м, менеджер управлял разными филиалами западных компаний в странах СНГ. Кроме того, в качестве независимого консультанта помогал мэрии Киева размещать еврооблигации и подготовил несколько отечественных компаний к листингу на Лондонской бирже.

Позже Кинах основал компанию Iskander energy, которая разрабатывает сланцевые месторождения природного газа и залежи угольного метана в Грузии, Болгарии и Украине (совместно с Индустриальным союзом Донбасса Сергея Таруты), а также компанию Black Iron, которая разрабатывает Шимановское железорудное месторождение. Но этот бизнес сейчас идет не особо хорошо. Два из трех участков Iskander energy находятся в зоне АТО, в прошлом году на них пришлось прекратить добычу. А у Black Iron в 2015 году возникли проблемы с привлечением инвестиций для строительства ГОКа на Шимановском месторождении из-за падения цен на железную руду на мировых рынках.

Новый шанс развить свой бизнес в Украине Кинах увидел в выходе Shell из совместного с государством проекта по развитию Юзовского месторождения сланцевого газа. Сразу после этого события Кинах создал в Люксембурге инвестфонд Emerstone, который, по словам предпринимателя, на сегодняшний день располагает капиталом в $400 млн. Фокус выяснил, почему имена инвесторов фонда окружены тайной, когда он собирается пробурить первую скважину и как намерен отражать натиск чиновников и экологических активистов в Украине.

Эксперты достаточно скептически относятся к перспективам добычи газа на "Юзовском": там искали газ и в советские времена, однако так и не смогли наладить коммерческую добычу. Shell в итоге тоже решил выйти из проекта. Почему вы решили бороться за это месторождение?

— В советские времена там пробурили около 40 скважин. Суточная добыча составляла около 50–60 тыс. м куб. На те времена это был не тот объем, который стоило добывать. Газодобытчиков СССР, так же как и современные глобальные концерны, интересовали исключительно гигантские месторождения, где можно ежедневно добывать миллионы кубов. Но для небольших компаний, таких как наша, объемы Юзовского месторождения достаточно привлекательны. Другая моя компания — Iskander Energy, разрабатывает недалеко от Юзовского несколько скважин, и добыча на них вполне рентабельна.

Стоимость поисковых работ у таких гигантов, как Shell или ExxonMobile, значительно выше, чем у небольших компаний. Посмотрите на пример США. В свое время добычу сланцевого газа там начали именно небольшие компании ("сланцевая революция" пришлась на начало 2000-х. — Фокус). По мере того, как цены на газ росли, мелких добытчиков вытеснили крупные корпорации, а сейчас, после падения цен на газ, небольшие компании в США снова успешно конкурируют с гигантами.

Расскажу одну историю. Iskander Energy как раз пробурил неподалеку от Юзовского свою первую скважину, а Shell в это время вел там разведочные работы. Однажды мы встретились с одним из менеджеров Shell, и он меня спросил, во сколько обошлось нам бурение скважины. Я ему честно ответил, что очень дорого — в $5,5 млн. Он говорит: "Ты смеешься, бурение такой скважины стоит раз в десять дороже". Выяснилось, что Shell импортирует в Украину абсолютно все. Даже трубы они возят через полмира, из Японии. Хотя в Украине делают трубы ничем не хуже. Просто Shell нашла подходящую по качеству сталь у японской корпорации и централизовано закупает трубы там. Когда у тебя тысячи скважин, такой подход работает. Когда одна — нет. Это просто разная стратегия бизнеса.

Поэтому после падения цен на газ для Shell дальнейшее инвестирование в Юзовское месторождение стало очень рискованным. Добавьте к этому репутационные риски — если проект окажется неудачным, это обязательно используют конкуренты. Плюс давление акционеров на менеджмент. Когда начинается любой кризис, акционеры постоянно от тебя требуют экономить их деньги и не лезть в авантюры. Противостоять этому очень сложно. Для Shell $80 млн, которые они с 2011 года вложили в проект, — это небольшие деньги. Они сочли более правильным выйти из бизнеса.

Как только я услышал о выходе из проекта Shell, сразу же заинтересовался участком. За четыре года работы Shell накопил серьезный объем геологической информации, которую смогут использовать последующие инвесторы проекта. Для нас эта информация очень интересна. На ее основе небольшая компания может создать весьма рентабельный бизнес. К тому же у меня давно есть газодобывающий бизнес в Украине, и я хорошо знаю местные реалии. Я поговорил с несколькими своими друзьями, и мы решили создать Emerstone Capital Partners.

Вы согласились инвестировать в Юзовское $200 млн и выплатить $75 млн бонусов после начала коммерческой добычи. Предложения ваших конкурентов были намного скромнее. Швейцарский трейдер Vitol предложил инвестировать в месторождение около $10 млн, а Burisma — $108 млн. Чем вы руководствовались, разрабатывая столь масштабный инвестиционный план?

— Когда мы шли на конкурс по Юзовскому, я предполагал, что там будут лишь компании, связанные с украинскими олигархами. Никто из крупных компаний сразу после ухода Shell не рискнет сюда заходить. Так и получилось. Нашими конкурентами стали Burisma Злочевского и Vitol. Это швейцарский трейдер, но если говорить об украинских проектах, то они здесь работают через компанию Arawak в партнерстве с группой EastOne Виктора Пинчука. Поэтому мы решили максимально, насколько это возможно, придерживаться соглашения с Shell, продумать, какие из его обязательств мы можем взять на себя в условиях нынешних цен на газ. Скажем так, мы проявили немного оптимизма, и поэтому выиграли конкурс.

Вашими конкурентами на конкурсе были компании, связанные с олигархами, но сами вы не разглашаете имена инвесторов Emerstone. Почему вы избегаете публичности?

— Естественно, сейчас начнут ходить разные слухи, но я связан соглашением о конфиденциальности и не могу разглашать имена инвесторов. Могу лишь повторить, что в фонде нет украинских или российских инвестиций. Среди наших инвесторов есть люди с разными интересами, и не все хотят, чтобы их дела обсуждали публично. Когда я общался с потенциальными инвесторами, от меня все требовали конфиденциальности. Для подобных рискованных проектов анонимный инвестфонд — вполне типичная структура.

Посмотрите на ситуацию с обратной стороны. Emerstone зарегистрирован в Люксембурге. В Украине работают тысячи компаний с кипрской регистрацией. А с люксембургской вы много видели? Потому что в Люксембурге, когда ты регистрируешь инвестфонд, с тебя, извините за грубость, штаны снимают. И меня, как распорядителя фонда, прозрачность капитала инвесторов разные структуры проверяли много раз. Если бы мы хотели скрыть коррупционный капитал, то зарегистрировались бы на Кипре, где всем безразлично, откуда у тебя деньги. Чтобы обезопасить себя от репутационных рисков, я сознательно решил зарегистрировать Emerstone в стране с очень высокими требованиями к законности происхождения денег.

Инвестиции в украинскую экономику сегодня — крайне рискованный вариант вложения денег. Например, при приватизации ОПЗ инвесторы опасались, что в любой момент может смениться глава НБУ и он снова запретит репатриацию дивидендов. Или того, что Нафтогаз, как монополист, просто не даст прокачивать по государственным трубопроводам их газ. Ваши инвесторы не задавали подобных вопросов?

— Задавали, конечно. Но у нас есть соглашение с государством о разделе продукции. В нем четко прописаны обязанности государства. Среди них в том числе возврат НДС, выплата дивидендов и возможность импортировать оборудование без акциза и таможенных пошлин. Конечно, эти моменты все равно связаны с определенными рисками, но соглашение о разделе продукции существенно их снижает.

Но одной из причин ухода Shell стало именно невыполнение государством своих обязательств. В частности, даже во времена Януковича Shell не удалось попасть на месторождения рядом со Славянском из-за противодействия местных властей. Вы уверены, что вам удастся наладить диалог с чиновниками?

— На мой взгляд, определенные проблемы с чиновниками были лишь одной из причин ухода Shell. Но не главной. Падение цен на газ и война на востоке — риски куда более существенные.

Вам все равно придется получать лицензии на разведку и добычу в структурах Минэкологии. Даже государственная Укргазвыдобування уже долгое время не может там добиться разрешения на бурение новых скважин. Не боитесь украинской коррупции?

— О коррупции в Госслужбе геологии и недр я наслышан. Но я не собираюсь бегать по коридорам и просить, чтобы нам выдали лицензию. Моя задача — согласовать рабочую программу и обеспечить финансирование работ. В соответствии с соглашением о разделе продукции, получение разрешительной документации — зона ответственности государства. Конечно, вложиться в оговоренные на разведку пять лет будет сложно не только нам, но и государству в плане подготовки необходимых лицензий и прочих документов. Но надеюсь, что чиновники приложат максимум усилий, чтобы выполнить взятые на себя обязательства.

• Читайте также: Добро пожаловаться. На что чаще всего жалуются украинские бизнесмены и как им помочь

Когда дело дойдет до проведения гидроразрывов пласта, вы наткнетесь на противодействие экологических активистов. Готовы к этому?

— В Украине коммуникация с негосударственными экологическими организациями идет гораздо сложнее, чем, к примеру, в Канаде. Но это тоже вопрос решаемый. При проведении гидроразрывов пласта на скважинах Iskander Energy я уже сталкивался с тем, что экологи накручивали местных жителей. Люди боятся того, чего не понимают. Поэтому я лично ездил по селам, проводил там собрания, подробно объяснял жителям, что мы собираемся делать. Приглашал всех желающих придти и присутствовать при проведении гидроразрыва. Пояснял, что в используемой для гидроразрыва смеси нет ничего, кроме воды, песка и пищевых добавок, но даже эта смесь не может попасть в воду в колодцах, чего так опасаются экологи. В конечном итоге мне удавалось убедить местных жителей, что мы не собираемся делать ничего страшного.

• Читайте также: Они возвращаются. Почему инвесторов снова заинтересовали сланцевые проекты в Украине

Какие объемы газа вы планируете добывать и каковы сроки возврата инвестиций?

— Пока я этого не знаю. Сейчас мы будем разрабатывать и утверждать рабочую программу. Там будут детально прописан ход поисковых работ. Планируем пробурить первую скважину уже в следующем году. А в целом программа поисковых работ насчитывает 15 скважин. Это даст возможность определить наиболее перспективные для коммерческой добычи районы.