Налоги в 2026 году, финансирование ВСУ, новые зарплаты учителей и пенсии: интервью с Гетманцевым (видео)
Новым гостем эфира стал Даниил Гетманцев, народный депутат Украины, председатель Комитета Верховной Рады по вопросам финансов, налоговой и таможенной политики. Вопросы задавала главный редактор Фокуса Мария Скибинская.
— Данило, здравствуйте!
— Здравствуйте! Слава Украине!
— Рады видеть вас в Фокусе. Сегодня будем говорить о бюджете, выплатах военным, будем говорить о мобилизации, социальных выплатах людям, пострадавшим от войны, а также о пенсиях и налогах.
Госбюджет 2026: Не имели права не проголосовать
— Давайте начнем с первого: Украина приняла бюджет. Это было не так просто, не без коллизий. Знаем, что основной темой, которая бурно обсуждалась в соцсетях, были выплаты военным, которые не повысились. Зато поднялась зарплата народным депутатам. Это вызвало возмущение. Есть ли шансы это исправить вообще?
— Мы с вами должны понимать, что такое бюджет. Бюджет — это определенный компромисс. Каждый народный депутат, когда происходит бюджетный процесс, ставит перед собой определенные политические задачи по защите тех или иных прав. Я перед собой ставил задачу, это детенизация. Я настаивал, чтобы было учтено в бюджете больше поступлений от детенизация. Я ставил перед собой задачу увеличить заработные платы учителям и предусмотреть программы для поддержки семей с детьми с инвалидностью.
Кроме этого, там еще было разминирование. Кроме того, еще была программа по страхованию военных рисков и другие небольшие программы. Например, областная детская больница в Харькове. Но крупные программы — это заработная плата учителям. В конце концов, мы их подняли впервые за всю историю Украины существенно. И с первого сентября люди уже получают минимальную заработную плату учителя в два с половиной раза больше, чем минимальная заработная плата в Украине. Я считаю, что это огромная победа. И второе — это, безусловно, то, что мы уже в первом чтении проголосовали за законопроект о системной помощи семьям с детьми с инвалидностью. Там также огромные ресурсы. Они будут в 2026 году, но в ограниченном объеме. Но уже в 2027 году эта программа заработает в полную силу. И я считаю, что это с моей стороны достаточно большая победа. Я многое сделал — с командой, бесспорно — чтобы убедить Кабинет Министров, потому что до последнего дня, во втором чтении это выглядело дискуссионным вопросом, особенно в отношении заработных плат учителей.
Голосуя за бюджет, ты взвешиваешь, скажем так, плохое, что есть в бюджете, с теми поправками, которые ты отстаиваешь и которые для тебя имеют большое значение — для твоей политической жизни, для тебя вообще, как для человека даже. Поэтому, бесспорно, бюджет нужно было поддерживать. Я проголосовал за бюджет, потому что, помимо того, что бюджет является компромиссом, в нем было учтено многое из того, что я предлагал.
Кроме того, бюджет был необходим для программы с МВФ. Это было предварительным условием для программы с МВФ. Мы не имели права не голосовать.
— То есть у нас не было бы помощи.
— Да. Но с другой стороны, бесспорно, я не соглашался с вопросом о повышении заработных плат депутатам. Ну, не заработных плат, там это другая природа этого. Это компенсация вроде бы наших расходов, но это плюс 120 тысяч гривен ежемесячно. И, безусловно, это шло вразрез даже с моей поправкой, которую я подавал вместе со Стефанчуком, об ограничении заработных плат в 70 тысяч всем вообще чиновникам. Эту поправку не поддержали, она в зале провалилась, а вместо нее была другая поправка, вообще противоположная.
Но мне кажется, что это очень удачный, классный тест для каждого конкретного депутата, который покажет: а на самом деле депутат поддерживал эту поправку или он, собственно, критиковал ее? А у нас из оппозиции, из нашей паркетной оппозиции многие выступали, мол, как можно поддерживать бюджет с повышением заработных плат депутатов. Вот сейчас есть тест. Почему? Потому что каждый депутат имеет право взять эти 120 тысяч и отправить той или иной бригаде.
Я это сделаю. Я уже сделал об этом публичное заявление. Я это сделаю, как только в январе будет начислена указанная сумма. И публично отчитаюсь об этом. И я призываю каждого оппозиционера — а общество помнит, кто критиковал эту норму в бюджете — сделать то же самое. И мы посмотрим, кто из тех или иных межфракционных объединений, фракций или других депутатов, которые так горячо выступали против этой поправки, возьмут 120 тысяч и перечислят на армию.
Не на покупку облигаций внутреннего государственного займа, когда тебе эти деньги вернутся с процентами, не на какие-то моменты, где ты можешь каким-то образом вывести эти деньги для себя. А конкретной бригаде, на защиту Родины. Этот вопрос будет определенным маркером. Я убежден, что те коллеги, которые были на самом деле искренне против этого повышения, а таких было достаточно много…
— И не только в оппозиции.
— Не только. Когда мы обсуждали этот вопрос, кто-то выступал за, кто-то выступал против. В конце концов бюджет был поддержан, это такой плохой компромисс. Каждый год это плохой компромисс. Но в этом году там есть такая поправка, которую мы, каждый для себя, слава Богу, можем решить конкретно, отдельно — и действиями показать, что ты с этим повышением не согласен. Поэтому я призываю всех коллег сделать то же самое, что буду делать я. И мы тогда перед обществом будем абсолютно честны, искренни и откровенны в своем стремлении помочь армии.
С каждого депутата — по 120 тысяч
— О повышении заработной платы военным. Бесспорно, в зале нет человека, который бы не поддерживал это решение. Но объем расходов, необходимых для этого, исчисляется со ста миллиардов и выше. В зависимости от модели этого решения. И, к сожалению, на сегодняшний день это очень сложный вопрос — о резервах, которые мы можем использовать для военных. Я убежден, что резервами должна стать детенизация. Прекращение всех этих сладких схем, измельчение ФЛП, всех этих ресторанов, которые… Вы видели фото, которое путешествует по сетям: на одном столе пятнадцать или шестнадцать кассовых аппаратов, и один бухгалтер ведет эту бухгалтерию якобы шестнадцати ФЛП, а на самом деле это одно лицо, которое является владельцем и которое дробится на шестнадцать ФЛП, чтобы не платить армии налоги.
Такого рода резервы — это не исключение, это, к сожалению, правило. И ресторанная отрасль также не исключение. У нас есть торговля, есть торговля в интернете. Есть огромный бизнес, когда огромные группы лиц ввозят товары контрабандой и реализуют их здесь. И там скрывается триллион гривен, по нашим расчетам. И все эти деньги, бесспорно, являются резервом для повышения заработных плат военным — и их нужно взять из тени.
Надо заставить этих людей платить налоги, не воровать у армии налоги. И это задача правоохранителей и налоговой.
— То есть, во-первых — мы ждем донаты от народных депутатов в размере 120 тысяч гривен ежемесячно.
— Да, от каждого, кто выступал против этого. Я считаю, что мы должны дождаться.
— Ну, желательно от всех на самом деле.
— Ну, смотрите. Кто-то, например, искренне выступал за, да? Кто-то искренне считал, что работа, которую делает народный депутат, означает, что он должен получать больше денег.
— Ну, например, Марьяна Безуглая честно написала, что она поддерживала это. И объяснила почему.
— Чем мне нравится Марьяна? Тем, что она говорит искренне.
— То, что думает.
— Искренне, да. То, что думает. А другие, они же говорят одно, делают другое.
— Но еще важно, что ты думаешь. Это тоже имеет значение.
— Ну, смотрите, если ты получил эти 120 тысяч и потратил на себя, то понятно, что ты думаешь. Если ты получил и перечислил военным, то тоже понятно, что ты думаешь. Проверяется делами.
— По поступкам судят.
— Да, поэтому я убежден, что есть люди, которые искренне хотели и боролись за это повышение. И они считают — у нас есть заявления от некоторых депутатов, что это определенная антикоррупционная мера, что они будут получать эти деньги, и благодаря этому не будет соблазнов… Но я исхожу из другого. Я не хочу обсуждать вопрос взаимосвязи между высокими зарплатами и коррупцией. Наблюдательные советы Энергоатома и других предприятий доказали нам, что там взаимосвязи нет.
— Нет, к сожалению.
— То есть я не хочу это обсуждать, но с другой стороны, я просто выскажу свое мнение, почему я против. Я же нормальный человек, мне хочется больше зарабатывать. Все хотят больше зарабатывать денег, потому что у всех есть семьи, и понятно, что мы должны радоваться любому повышению. Но не в этом случае. Почему? Потому что ты, особенно во время войны, для того, чтобы получать больше, чем солдат на фронте, должен иметь для этого моральное право.
А ты такого морального права не имеешь. Потому что "придут первые, чтобы служить последними". Потому что ты имеешь право на любое повышение только после того, как у тебя будут учителя получать приличную заработную плату, медики получать приличную заработную плату, не говоря уже о солдатах — на фронте или даже в тылу. В тылу же заработная плата в 20 тысяч. Да? То есть когда эти люди, а это подавляющее большинство нашего общества, будут получать достойную заработную плату, тогда у тебя будет моральное право ее получать.
Пока этого нет, особенно во время войны, ты служишь. Мы, как депутаты, служим нашей Родине. Ты должен ставить на первое место служение, а не материальную выгоду. Если для тебя на первом месте материальная выгода, иди, работай в бизнесе. Много есть позиций, много есть вакансий сейчас, и там можно зарабатывать, наверное, больше. Намного больше, чем зарабатывает сейчас народный депутат. Если ты выбрал для себя служение, служение стране во время войны, ты должен согласиться с тем уровнем обеспечения, который у тебя есть сейчас.
— Какая страна может обеспечить.
— Да.
Верховная Рада в состоянии политического процесса: "Выборов нет — а турбулентность есть"
— А давайте поговорим как раз о бюджете. Какой дефицит бюджета заложен на двадцать шестой год? И где брать эти деньги?
— Огромный дефицит, на самом деле. Один и девять триллионов.
— Ого!
— Один и девять триллионов — это 18,5% от ВВП, огромное бремя для государственного бюджета. Да, там те кредиты, которые мы привлекаем на льготных условиях. Но сам по себе такой дефицит — это наши обязательства. Поэтому, бесспорно, это бремя является большим. Если говорить об источниках покрытия, то еще на прошлой неделе была очень, очень плохая ситуация. Сегодня уже мы можем говорить о том, что мы получили подтверждение кредита 90 миллиардов от ЕС.
— Положительное решение, да.
— От ЕС, на два года, и это в большей части покроет наш дефицит.
— Мы немного выдыхаем.
— Да, немного выдыхаем, тем более что у нас есть еще программа Ukraine Facility. Есть еще программа ЕРА по финансированию за счет замороженных российских активов, также кредит, который нам предоставляет Европейский Союз. Еще есть программа с МВФ, которая должна заработать. Мы чувствуем себя не до конца уверенно, потому что еще есть разрыв на два года в 40 миллиардов.
— То есть недостаточная цена.
— Ну, если все сложится, то меньше будет. Но вопрос еще не исчерпан. Но мы чувствуем себя более уверенно. Первый тезис. Второй тезис заключается в том, что эти деньги не даются просто так. Эти деньги — в обмен на реформы. Я считаю, что это абсолютно классная позиция, которая идет на пользу нашему государству, потому что эти реформы — это не реформы для ЕС или для Америки, или для кого-то еще. Это реформы для нас.
И если мы говорим о закрытии каких-то дыр в налогообложении, об антикоррупционных механизмах, которые должны развивать — то это идет на пользу нашему обществу, нашей стране, и мы должны это поддерживать. К сожалению, Верховная Рада на сегодняшний день находится в состоянии политического процесса.
— Турбулентность перед выборами, назовем так. Да?
— Ну, если бы выборов не было — а турбулентность есть. Понимаете? Вот. И это предчувствие каких-то изменений, каких-то политических движений… Оно порождает то, что люди занимаются своими рейтингами, а не будущим страны. Вот возьмем последнюю пленарную неделю. Абсолютно нормальный закон. Это имплементация директивы DAC7. Это особый механизм, упрощенный механизм налогообложения цифровых платформ и предоставление льгот нашим людям на продажу личных вещей в 2 тысячи евро в год.
Он не набрал голосов. Законопроект, с одной стороны, является программным. Это такой же пре-экшн, предварительный шаг перед программой МВФ. Обязательный шаг, который мы должны сделать. Документ поддерживается бизнесом. Есть публичные заявления от Европейской бизнес-ассоциации, от Американской торговой палаты, от Uber, от Bolt, от Glovo, от крупных монстров, которые осуществляют и предоставляют цифровые услуги, которые поддерживают и стремятся к этому законопроекту.
Более того, в законопроекте мы льготируем доход людей. Потому что на сегодняшний день, если вы что-то продаете из вашего движимого имущества, вы должны задекларировать этот доход и уплатить с него налог. Налог нужно уплатить в размере 23%. Понимаете? Сейчас такая норма действует. Налоговая все это не администрирует или плохо администрирует. И эти деньги не взимаются. Но так может случиться, что через год, через месяц, через два года они просто вспомнят об этом и начнут взимать. Так вот, мы даем льготу в 2 тысячи евро на каждого человека. То есть на семью. В год.
— На год?
— Да. На семью это может быть и 6 тысяч евро, и 2, и 4 тысячи евро в зависимости от того, сколько человек. И даем эту льготу. Освобождаем людей. А депутаты не хотят вообще голосовать, потому что кто-то из них когда-то выступил где-то и сказал, что это "налог на носки". И им бы признать, что они же глупость сказали и вообще не понимают, о чем идет речь, и не читают то, что комментируют. Для них это уже как-то и неудобно. А с другой стороны, они, продуцируя эту ложь – а это откровенная ложь – они таким образом, им кажется, набирают себе рейтинг. А сегодня время не политиканов. Сегодня время государственников. Сегодня не то время, когда мы должны заботиться о рейтинге на следующей неделе. Мы должны заботиться о своей стране через год и через десять лет.
— Но вопрос, будет ли это на следующей неделе? Давайте по-честному. Враг продвигается, враг силен.
— Да. Нет права думать о выборах. Нет права думать о рейтингах, понимаете? А фактически Верховная Рада на сегодняшний день в своей большей части живет уже какими-то политическими событиями, которые сама придумывает.
— А какие предпосылки? Почему они так?.. Они же видят новости так же, как и мы. То есть мы видим реакцию Путина. Абсолютно, абсолютно ясно и четко он дал понять, что ни о каком мире речи не идет. Как бы там с ними ни говорили, что он там не обещал американцам, но речь об этом не идет.
— Ну, наверное, они видят мирный процесс.
— Откуда такой оптимизм?
— Мы все — давайте начнем с того, что это правда. Мы хотим мира. Мы хотим, чтобы мир состоялся. Они видят, что мирный процесс оживился, и это точно. Мы видим, что позиция Соединенных Штатов стала более активной в этом направлении. И есть какие-то продвижения в направлении мира. И действительно, я лично хочу, чтобы мир наступил. А мир — это означает выборы сразу после мира. И в их голове такая логика, что завтра будет мир. А уже через девяносто, через шестьдесят дней будут выборы, поэтому им не нужно терять времени.
Им сегодня уже нужно делать какие-то заявления, собирать избирателей, мобилизовать свой электорат. Понимаете? То есть они все в этом процессе. А на самом деле… Ну, во-первых, не факт, к сожалению, что эти мирные соглашения будут успешными. Затем, каким будет политический процесс после мира — это также достаточно сложный вопрос. А со своей стороны я считаю, что в стране нет на сегодня такого должностного лица, включая президента, или органа, включая Верховную Раду, который мог бы от имени людей утвердить те или иные мирные условия, какими бы они ни были.
Мы понимаем, что они будут тяжелыми в любом случае.
— Плохие или очень плохие, как сказал президент.
— Арахамия сказал, что плохие или очень плохие. И в этом случае это может сделать только народ. Поэтому я считаю, что мы должны, даже если дожмем до каких-то приемлемых условий этот мирный пакт, мы должны вынести его на референдум. Пусть люди скажут: да или нет. И так, как люди скажут, так будем и дальше себя вести. Потому что на самом деле это единственный выход в демократической стране для решения вопросов такого уровня сложности.
Если дожмем мирный пакт, должны вынести его на референдум
— Лично к вам вопрос как к политическому деятелю, как к человеку, который наблюдает за событиями. Как вы видите, на самом деле, возможно ли дожать Россию сейчас? Потому что, по крайней мере, как мне кажется, судя по ситуации, они не готовы сейчас к этому. Они просто обманывают Трампа и затягивают время.
— На самом деле мы видим по тому, что происходит на фронте, что они заинтересованы в продолжении. Но я вижу, что их переговоры с Соединенными Штатами далеко выходят за пределы только украинского кейса. Украинский кейс — лишь часть этого. Это и плохо, с одной стороны, потому что у Соединенных Штатов есть и другие интересы, очевидно.
— Какими можно их заинтересовать.
— А с другой стороны, есть те интересы, которыми можно заинтересовать Москву Соединенными Штатами. И это хорошо, потому что в контексте большого соглашения, которое они, очевидно, хотят заключить отдельно с РФ, мы являемся лишь частью. И меня собственно радует активная позиция США. То, что они действительно стремятся не на словах. Они отказались, вот обратите, пожалуйста, внимание, от того шоу, которое у нас было фактически до осени, когда Трамп давал двадцать четыре часа, две недели, пятьдесят дней…
— Мир уже завтра.
— Да, да. Заявления, ни одно из которых не оправдалось. Они отошли от этой игры на публику. И происходит почти ежедневная, но глубокая, тайная работа. Так же, как она и должна происходить при дипломатическом урегулировании. Потому что любая война, она так или иначе заканчивается. Заканчивается она каким-то соглашением.
И наша задача, чтобы она завершилась как можно скорее, а мир был стабильным. Это то, что мы с вами должны обеспечить.
— Но важны условия этого соглашения.
— Условия этого соглашения будут сложными. Мы с вами это понимаем. Поэтому я и говорю, что окончательное решение должен принимать народ.
— Здесь я полностью с вами согласна, но мы понимаем, что ключи от мира лежат не в Соединенных Штатах, не в Вашингтоне, они лежат в Москве.
— Наверное, в большей степени так. Но опять же, учитывая, что аргументов может быть много со стороны Соединенных Штатов, и они их, очевидно, используют, я думаю, что они смогут подтолкнуть агрессора к остановке. Не остановке войны, да? А остановке там, где они есть, и заключению долгосрочного мира.
— Вы говорите по линии соприкосновения, да?
— Мне бы так хотелось.
— Это было бы наименьшим злом, да? Скажем так.
— Это было бы наименьшим злом. Мне бы так очень хотелось. Я не исключаю другие варианты. Но по любому варианту решение должен принимать народ.
Уклонение от налогообложения — умышленное преступление
— Относительно решения, которое должен принимать народ. Еще один фактор, самый важный, который сдерживает агрессора, это Вооруженные силы Украины, это Силы обороны Украины. И теперь к финансовому вопросу. Какая часть бюджета выделяется именно на Силы обороны Украины? И в сравнении, например, с предыдущими годами полномасштабной войны. И можем ли мы ее увеличивать, эту долю?
— Беспрецедентно большие деньги мы выделяем на Вооруженные силы. Это абсолютно оправдано. И так и нужно делать.
— Вопрос выживания.
— Мы все, что зарабатываем налогами, полностью выделяем на Вооруженные силы. Полностью. Мы ничего не финансируем другого за счет налогообложения. Более того, нам не хватает даже на Вооруженные силы этих налогов, мы еще добираем за счет военных облигаций. Ситуация очень сложная, потому что на самом деле в 2024 году это было почти 40 процентов от ВВП, мы направили на Вооруженные силы, это 60 процентов нашего бюджета идет на Вооруженные силы. В этом году где-то 3 триллиона.
В этом году сумма будет примерно такой же, в соотношении к ВВП это будет, возможно, немного меньше, потому что ВВП вырос, а эти деньги остались. Итоги подведем после декабря, посмотрим, какие будут цифры. То, что это сверхбольшие средства, мы видим в сравнении, например, с Израилем. Это больше, чем Израиль тратил денег в свои худшие времена во время израильско-арабской войны Судного дня.
Это огромные деньги, которые страна в нормальных условиях мирной жизни не может себе позволить в принципе на финансирование армии, потому что просто ничего больше не будет финансироваться. Или нужно будет настолько увеличить процент перераспределения… Что в этой стране, опять же, либо будет сплошная тень, либо экономика остановится.
— То есть другие отрасли…
— Отрасли, которые должны приносить деньги, мы говорим сейчас о налогах, да? Вот на сегодня у нас уже нет ресурса для повышения налогообложения. Выдвигают разные предложения о повышении ставки НДС. Это обсуждается достаточно широко. Я лично не вижу для этого никаких ресурсов. Бесспорно, у нас большая теневая составляющая, мы об этом уже говорили. Но с другой стороны, и экономика не выдержит, люди не выдержат существенного повышения основных налогов.
Поэтому то, над чем мы сейчас должны работать и где действительно есть резерв, это детенизация. Мы должны убрать все эти схемы с измельчением. Ну посмотрите. Это же ни на какую голову не лезет. Сеть маркетов "Маркет Опт". Конкретная сеть. Я, мои помощники специально поехали, она работает в Полтавской, в Днепропетровской области. Приобрели товары в этой сети. И мы вычислили, что в этой сети работает полторы тысячи ФЛП. Это подтвердила налоговая. Более четырехсот маркетов. Они, чтобы не платить НДС, измельчились на ФЛП, понимаете? Чтобы эти деньги не платить армии.
И здесь возникает несколько проблем. Ну, то, что они воруют, понятно, да? Здесь вопрос морали, вопрос Уголовного кодекса. Но возникает еще один вопрос. А скажите, пожалуйста, а почему "Варус", "АТБ", "Сильпо", "Новус" и другие сети должны работать в белую? Почему они должны быть оформлены на одно юридическое лицо или, там, на два, как им удобно? Почему они должны платить зарплаты в белую? Почему их зарплаты должны быть в районе сорока тысяч гривен? А зарплаты в этой сети — в районе четырнадцати, пятнадцати, двадцати тысяч гривен.
Почему так? Почему такая разница? И почему государство не делает свой мастхев, чтобы прекратить эти злоупотребления? Вот Бюро экономической безопасности недавно разоблачило такую же сеть в Черновицкой области. "Тано" они называются. Точно так же были раздроблены на 43 ФЛП, правда, на меньшее. Но такая же схема работы. Провели с ними разъяснительную работу, скажем мягко. И они оформились на единое юридическое лицо, стали платить НДС.
Но. Почему мы не отработаем все эти кейсы? Они же очевидны. Понимаете? То же самое и с интернет-торговлей. Точно так же я недавно погрузился в международные перевозки.
— Логистика.
— Логистика, международные пассажирские перевозки. Подавляющее большинство этих предпринимателей даже не зарегистрированы нигде. Но у них есть сайты, у них есть телеграмм-каналы, они продают людям билеты, перевозят их через границу. А если на границе их останавливают, они говорят, что вы же моя подруга, я просто вас перевожу в Польшу. Мы с вами договорились. Все, никаких вопросов.
И все не замечают этого. Не замечают фискалы, не замечают таможенники, не замечают правоохранители. Понимаете? И там где-то более миллиарда прячутся деньги в этой небольшой отрасли. Она сравнительно не такая большая, как торговля. Бесспорно. Но, в отличие от других, эта отрасль как раз в войну развивается, потому что не летают самолеты. Понимаете? И у них обороты увеличиваются. Прибыль увеличивается, количество транспортных средств увеличивается, потому что они растут. Они классные, большие бизнесмены. А что они платят налогами? А ничего не платят. И это умышленное, я считаю, преступление.
К сожалению, этим вирусом поражено подавляющее большинство наших отраслей. И там как раз есть резерв для повышения и военным заработных плат, и учителям, и медикам, и, наконец, повышения пенсий.
Пенсионная реформа в Украине: "Пенсия в 6400 — это позор, это позор для всехʼ
У нас огромная проблема с социальными стандартами. Мне в этом году, я считаю, что это не удалось. Перечень того, что мне не удалось, начинается с первого вопроса. Это вопрос о социальных стандартах. Я очень хотел и поднимал этот вопрос на всех уровнях, чтобы мы наконец начали большое изменение подходов к социальным стандартам. У нас в этом году прожиточный минимум 2300 гривен.
Ну что можно сделать? Человеку нельзя прожить на 2300 гривен. Даже имитировать жизнь, даже умереть нельзя за 2300 гривен, потому что это дороже стоит. Понимаете? А мы в бюджете этого года где-то на 300 гривен повысили. Но мы оставили в том же объеме эти стандарты. Понимаете? И мы делаем вид, что они у нас есть, что это прожиточный минимум, а само государство, считая потребительскую корзину, причем такую потребительскую корзину, на которую, ну, без слез не смотреть — там демисезонная куртка на три года ребенку-подростку одна предусматривается, не буду даже перечислять… Кое-где грустно, кое-где смешно читать его.
Но даже государство само в три с половиной раза считает прожиточный минимум больше, чем мы утверждаем в бюджете. Зачем мы это делаем? Зачем мы себе лжем? Мы лжем себе, лжем людям. Чтобы что? Я убежден в том, что мы, во-первых, должны отвязать этот прожиточный минимум от всех этих удержаний, заработных плат правоохранителям, судьям.
— Просто для понимания. В 2024 году средняя пенсия судей в Украине составляет около 107 тысяч гривен, а самая высокая выплата достигает 390.
— Триста девяносто. Но я сейчас даже не о пенсиях говорю. Я сейчас говорю об содержании, о зарплатах, потому что у нас зарплаты все привязаны к прожиточному минимуму. Зарплаты этих привилегированных профессий. Ты повышаешь прожиточный минимум, и у них повышаются заработные платы. И ты тогда связан с этим. Поэтому отвязать нужно прожиточный минимум. Второе. Нужно его сделать… реальным.
Реально посчитать. Это научно считается, достаточно сложная эта наука. Но это нужно сделать и посчитать его с учетом обновленной уже корзины, а не такой потребительской корзины, где еще есть расходы на проводную связь.
Пересчитать прожиточный минимум, сказать людям, что прожиточный минимум такой, ну, например, там 10-12 тысяч. И сказать, что да, действительно, у нас сегодня нет на это денег, но в трехлетней перспективе, вот вам график. Таким образом он будет повышаться и дойдет в конце концов, там, в 2028 году, например, дойдет до реального. А источники? Бесспорно, первый источник это опять же детенизация, ну, и будем верить в то, что все же мир он даст возможность перераспределить эти расходы.
— И экономика начнет работать иначе.
— Да, и экономика начнет работать. Это нужно сделать. От этого зависят пенсии. Потому что вы правильно сказали, 390 тысяч — максимальная пенсия. Минимальная пенсия, опять же…
— Две триста.
— Да. И это 635 раз. Шестьсот тридцать пять раз разница. Даже, мы могли бы сказать, что это определенный казус. Минимальная пенсия такая маленькая, но нет. Средняя у нас — 6400. Средняя пенсия в стране — шесть четыреста. При том, что у нас более 7 миллионов пенсионеров, одиннадцать миллионов. Семь миллионов из них — за чертой бедности.
То есть они получают меньше, чем фактический прожиточный минимум, который рассчитывает само государство. Понимаете? Это абсолютная несправедливость. Более того, к этой несправедливости приводит сама формула начисления пенсий. Если человек уходит на пенсию, то ему рассчитывается пенсия, исходя из средней заработной платы за последние три года. То есть берется ее заработная плата, вычисляется коэффициент, и этот коэффициент применяется к трехлетней средней заработной плате.
Но почему этим уменьшается заработная пенсия, которая начисляется человеку? Где-то на 19 процентов таким образом. Причем коэффициент замещения, который должен быть 40 процентов во всех цивилизованных странах, у нас меньше, потому что мы считаем за один год стажа один процент, а не более одного, как это есть в других странах, давая возможность человеку выйти на пенсию с тридцатью годами стажа, а не с сорока, как сейчас у нас.
И индексация, бесспорно. Где такое можно увидеть, чтобы пенсия индексировалась до показателя 2017 года, с одной стороны, а с другой стороны, по такой сложной формуле, в которой, во-первых, простому человеку разобраться невозможно, а во-вторых, она взвешивает различные коэффициенты таким образом, чтобы опять же уменьшить эту пенсию. И в исторической перспективе пенсия становится меньше, меньше, меньше. Она не индексируется в соответствии с ростом средней заработной платы, а наоборот уменьшается.
Поэтому вся эта система подлежит пересмотру. Извините, пожалуйста, что я столько времени уделил этой проблематике, но я считаю, что это проблема номер один сегодня. Вот после того, как мы более или менее решили проблему с учителями, я думаю, что мы решим точно в этом году с детьми с инвалидностью те вопросы, которые у нас накопились. Кстати, это также достижение этого года. Тоже мой законопроект был, еще в 2021 году, довоенный, о повышении выплат при рождении ребенка.
Считаю, что это тоже очень своевременный и правильный шаг. Даже запоздалый шаг. Но это также очень важно. На этом нужно сконцентрироваться всем. И пересмотреть солидарную систему. Убрать все эти уловки со стороны государства, которые позволяют сэкономить или украсть у пенсионера — давайте называть вещи своими именами.
А с другой стороны, с другой стороны, наконец реализовать второй уровень пенсионной системы. Сколько можно о нем говорить уже? Говорим, говорим уже лет, наверное, двадцать. Говорим о том, что нужно наконец ввести второй уровень пенсионной системы, накопительную пенсию, и не делаем этого. Это так же, как с налогообложением цифровых платформ. Кому-то кажется, что это непопулярно. А я считаю, что это очень популярно, чтобы человек тридцати лет смог сам заработать себе на пенсию и распоряжаться этими деньгами, а не только получать пенсию.
А она же в наследство может оставить, она может получить эти деньги разово. Там уже разные условия есть. То есть это не о чем-то вроде какой-то обязательной программы, в которую ты вступаешь и не можешь из нее выйти. Это как раз и есть определенные рыночные отношения, когда человек должен распоряжаться своими деньгами самостоятельно, а мы этого не даем сделать. Я считаю, что это сверхпопулярная реформа. Но даже если бы это была непопулярная реформа, все равно нужно делать, потому что мы с вами понимаем, что 6400 — это позор, это позор для всех.
— Ну, это не те деньги, на которые можно прожить. Но на самом деле пенсионную реформу вы же видите все-таки после наступления мира, да?
— Я считаю, что у нас есть два приоритета на сегодня. Первый приоритет, бесспорно, это безопасность, оборона. Если сравнивать с безопасностью и обороной, все остальное может подождать и будет ждать столько, сколько потребуется.
— Во-первых, нужно выжить, да? Давайте начнем сначала.
— Да, но, кроме этого, мы понимаем, что люди во время войны беднеют. У нас существенно увеличилась часть людей, живущих за чертой бедности. Мы с вами, проживающие в Киеве или под Киевом, и видящие пробки каждый понедельник в центре Киева, в центре города, наверное, воспринимаем с определенной осторожностью этот тезис. Но если вы поедете даже недалеко от Киева, вы увидите, за что и каким образом живут люди. И посмотрите на пенсионеров. Прифронтовые очень рекомендую. Это совсем другой мир.
— Бывала, понимаю, о чем вы…
— Это совсем другой мир. И это люди, которые действительно нуждаются сегодня в поддержке со стороны государства. И мы не можем, не имеем права закрывать глаза на это. Тем более, что, слава Богу, и нашим партнерам, у нас есть финансирование дефицита бюджета.
И эти годы были, и следующий год, и следующие два года уже, если говорить о 90 миллиардах на два года, мы также будем иметь это финансирование. И мы должны направлять эти деньги в эффективные источники. Потому что если вы платите деньги пенсионеру, повышая пенсию, или учителю, повышая заработную плату, которая является мизерной, эти деньги возвращаются в экономику. И они стимулируют развитие экономики гораздо лучше, чем какая-то очередная программа типа кэшбэка, которая абсолютно не имеет никакого влияния на рост ВВП, является абсолютно неэффективной и ни для чего другого не используется, кроме пиара.
Понимаете? Нам премьер, кстати, обещала сразу после прихода ее Кабинета министров пересмотреть эффективность всех существующих бюджетных программ. Я убежден в том, что это обещание уже нужно выполнять, и мы должны видеть какие-то результаты этого обещания. Потому что на самом деле люди, которые являются бедными, они не имеют оснований, возможности для сбережения денег, для их аккумулирования. Они их тратят на потребление. Тратят на потребление на отечественные товары, потому что наши товары дешевле и качественнее, чем товары польские или европейские, или даже китайские. Понимаете? И этим самым они стимулируют развитие отечественной экономики. Поэтому я убежден в том, что повышение социальных стандартов является одним из путей для поддержки и стимулирования развития экономики, в том числе.
— Потому что они возвращаются.
— Бесспорно.
— Сложный вопрос сейчас будет по мобилизации. Это еще одна часть, затратная часть бюджета. Я зачитаю цитату Главнокомандующего ВСУ Александра Сырского, так будет корректнее. Он так объяснил свое видение, что должна быть усилена мобилизация. "Враг продолжает наступление, поэтому у нас нет другого выбора, как усиливать обороноспособность и укреплять свою армию, чтобы в дальнейшем отражать полномасштабную российскую агрессию. Ключевая точка приложения наших усилий — не железо, а люди. Мобилизация, рекрутинг, новые контракты и, следовательно, качественная подготовка".
Есть ли у нас на это деньги? Потому что мобилизация — это не только человек, которого забирают из гражданской жизни и отправляют в учебные центры. Это и обучение этого человека, оно стоит денег. Это и обмундирование, то есть это и заработная плата. То есть это большой бюджет.
— На самом деле я не хотел бы комментировать вопрос мобилизации как таковой. Это точно не моя сфера. И мы видим достаточно сложные, местами даже ужасные формы, которые приобретают те или иные меры по мобилизации. Хотелось бы, чтобы их, безусловно, не было вообще такого рода. И, безусловно, ответ на мобилизацию даст мир, если он будет.
Но, опять же, не все в этом случае зависит от нас. Если говорить о деньгах, то мы только что ответили на этот вопрос. Сколько необходимо будет для армии, столько денег мы и выделим.
— То есть нужно будет усиление. Будем усиливать.
— Мы будем сокращать другие расходы, если это будет необходимо. Это не вопрос, кстати, мобилизации. Это вопрос вообще обеспечения Вооруженных сил. Это оружие, прежде всего, это содержание и обеспечение наших Вооруженных сил. Это абсолютный приоритет. Который имеет первое место, первенство даже перед социалкой.
Поэтому действительно мы будем финансировать армию при любых условиях и они получат своевременно все, что им положено получить.
Государственное финансирование СМИ: сколько тратить на телемарафон и общественное телевидение
— Спасибо. Это исчерпывающий ответ. Еще один бурный вопрос: "На что были потрачены бюджетные деньги?" — который вызвал бурное обсуждение в сетях. Я должен задать его вам. На телемарафон увеличили финансирование с 1,5 до 4 миллиардов гривен по сравнению с прошлым годом. Считаете ли вы целесообразным такое решение?
— Во-первых, давайте с цифр. У нас почему-то наша медийная дискуссия, публичная дискуссия, идет по определенным каналам и какие-то вопросы обходит. Вопросы, которые, возможно, для тех, кто ее порождает, не являются удобными. Расходы на телемарафон составляют 738 миллионов гривен. Семьсот тридцать восемь миллионов гривен. А расходы на общественное телевидение — 2,5 миллиарда. Скажите, пожалуйста, а почему те люди, которые требуют отменить телемарафон, не требуют отменить Общественное телевидение, расходы, хотя бы уменьшить расходы на Общественное телевидение? Я не знаю, сколько стоит содержание вашего СМИ, но убежден в том, что это не сопоставимо с Общественным телевидением, потому что ни один канал в Украине, который имеет гораздо более высокий рейтинг, не сопоставим с двумя с половиной миллиардами гривен, которые проедает эта организация.
Я лично подавал поправки по уменьшению тех денег, о которых вы говорили. По уменьшению расходов на информационную политику этих четырех миллиардов. По уменьшению телемарафона. По уменьшению Общественного телевидения. Ни одна из этих поправок не была поддержана. И вот я говорю о бюджете как о компромиссе. Опять же, это всегда плохой компромисс.
Но я абсолютно согласен с тем, что эти деньги необходимо сокращать. Нужны ли деньги на информационную политику и информационную безопасность? Да, действительно, нужны. Но должны ли эти расходы быть в три с половиной раза больше, чем расходы на военные инновации? А так сейчас есть в бюджете. Я убежден, что нет. Я не знаю, зачем мы каждый год, это же не только первый год, это каждый год, тратим примерно два плюс миллиарда на Общественное телевидение.
Я не знаю, кто его смотрит, но пусть, то есть, тоже — вопрос вкуса. Я о деньгах. Может, давайте все же обсудим и уменьшим хотя бы вдвое? Я не говорю, что мы вообще закроем, Боже упаси. Но давайте эффективнее эти деньги будем тратить. И действительно, хотя бы полтора миллиарда направим, опять же, на военных. Почему мы не обсуждаем это? Почему мы взяли только, только телемарафон? Телемарафон, я также, я согласен, его нужно сокращать, возможно, вообще его нужно отменить.
Ничего не имею против этого. Но давайте же системно подходить к этим вопросам. У нас вообще на всю информполитику выделяется восемь с половиной миллиардов гривен. Восемь с половиной миллиардов гривен. И я убежден в том, что если бы мы действительно провели реальную ревизию, то вдвое сократить эти деньги можно было бы легко.
— То есть в этом направлении, я так понимаю, еще будет проводиться работа.
— Да, в этом направлении мы с вами согласны.
Возмещение людям поврежденного имущества во время войны: кто позаботится о прифронтовых регионах
— Хорошо, посмотрим. У меня будет сложный вопрос. Это возмещение людям поврежденного имущества во время войны. К сожалению, очень много разрушений. Враг бьет по городам. Очень много погибших гражданских. Мы теряем детей. Самое страшное, что происходит, мы теряем детей. И мы знаем, что появилась такая программа, которая будет работать на возмещение расходов. Но там есть много нюансов. И вы у себя в Телеграм-канале по крайней мере писали об этом и говорили, что она не действует.
— Нельзя сказать, что она неэффективна вообще. Тот факт, что она появилась — уже слава Богу, потому что я лично столько потратил здоровья на это.
— Хотя бы смотрим в правильном направлении, да?
— Да, потому что это же четвертый год. А программа должна была появиться в конце двадцать второго года, ну, в двадцать третьем году, когда мы все поднимали эти вопросы, и когда бизнес от нас требовал: "А дайте нам страхование военных рисков". Минэкономики тогда выступало с яркими презентациями, говорили: вот мы здесь заключили соглашение, вот здесь заключили соглашение, но эти соглашения можно было пересчитать по пальцам одной руки. В конце концов, как раз с приходом нового-старого нашего Кабмина, потому что там немного людей изменилось, но, тем не менее, они занялись этой проблематикой, занялись этим вопросом и выкатали нам эту программу, для которой мы даже достаточно быстро внесли изменения в один из законов, предоставив экспертно-кредитному агентству дополнительные полномочия на реализацию этой же программы.
Программа заключается в том, что определенная часть рисков страхуется за счет коммерческих, частных страховых компаний. А прифронтовые регионы страхуются экспертно-кредитным агентством, потому что туда страховые компании не ходят вообще. Там для них риски слишком высоки. Можно обсуждать вопрос о планке ограничения, сейчас 10 миллионов на один страховой случай они определили.
Можно обсуждать вопрос о критериях для того, чтобы ты мог участвовать в этой программе. Я считаю, что мы можем их обсуждать, но в конце концов, то, что они есть, и то, что это начнет действовать с 1 января, это уже большая победа для всех нас. С чем я не согласен, так это с тем, что нам удалось, а по сути, это была моя поправка, только один миллиард в год.
— Это общий бюджет этой программы, да, на год?
— И это точно недостаточно. Поэтому мы общались с министром экономики еще по этому поводу, и он заверил: давайте мы исчерпаем этот миллиард. У нас есть деньги в резервном фонде, мы найдем резервы, найдем источник для того, чтобы продолжить программу. Ну, полагаемся на Министерство экономики. Возможно, действительно они смогут найти и дополнительные источники. Точно миллиарда на это недостаточно, потому что спрос на эту программу очень велик со стороны именно прифронтовых территорий.
На самом деле, это проблема не только страхования рисков военных. Это проблема и кредитов. Если мы возьмем структуру кредитования в нашей стране с начала полномасштабной войны, то у нас в Киеве кредитов выдано больше, чем в Николаеве, в тридцать раз. В тридцать! Не на тридцать процентов, а в тридцать раз.
А если сравнить Киев и Харьков, то в пятнадцать и шесть раз в Киеве больше, чем в Харькове. Прифронтовые вообще не кредитуются. Потому что нет ликвидного имущества, потому что то имущество, которое было в Харькове, офисный центр в центре города, оно стоило до полномасштабного вторжения миллиарды, а сейчас оно вообще ничего не стоит. Стоит какие-то копейки, и банки даже не хотят его брать.
— Потому что слишком высокий риск.
— Они не могут его продать потом, не дай Бог, кредит не будет погашен. И это является их основной проблемой. Поэтому этот инструмент страхования военных рисков, он хоть как-то сможет это компенсировать. В пределах десяти миллионов, безусловно, этого недостаточно. Но я, с другой стороны, понимаю Кабмин, потому что ему нужно с чего-то начать, протестировать что-то. Эту программу до нас никто не делал. Мы многое делаем впервые вообще. Впервые в мире, не в стране.
И нужно протестировать эту программу, посмотреть, как она пойдет, посмотреть, какой будет тяга на эту программу со стороны бизнеса, со стороны людей, и тогда уже откорректировать и внести соответствующие правки в эту программу. То, что спрос есть, запрос есть, это я вам гарантирую. То, что дизайн программы нужно будет совершенствовать, я вам тоже гарантирую. Но сразу попасть в десятку, наверное, не удалось Кабмину.
Соцвыплаты 2026: помощь при рождении ребенка, поддержка семей, где есть дети с инвалидностью
— По крайней мере, как говорим, смотрим в правильном направлении — потому что это болезненная тема. А социальные выплаты в двадцать шестом году, что там будет меняться?
— Мы уже говорили, что нам удалось сделать, это помощь при рождении ребенка. Очень большой шаг и то, что мы сейчас делаем, это не будет двадцать шестой год, я не думаю, что мы успеем в двадцать шестом году, но точно будет двадцать седьмой год, это помощь семьям с детьми с инвалидностью. Мы полностью меняем эту программу. На сегодняшний день этой помощью занимаются органы местного самоуправления. И где бюджет богаче, там он что-то выделяет, где бюджет бедный — вообще ничего нет.
А проблема — это сто шестьдесят тысяч семей, у которых есть дети, о которых нужно постоянно заботиться. С ними нужно быть постоянно.
— Неполноценные, да?
— Да, и они нуждаются в уходе. Большинство этих семей неполные. То есть отец ушел, а мать осталась. И у нее дилемма, она работать не может.
— Потому что ребенка нельзя оставлять одного.
— Она не может оставить. И не может содержать ребенка, потому что нет денег, понимаете? Вообще человек в отчаянии. Я общался с ними. Люди просто брошены на произвол судьбы. И если взять все выплаты, вот она получает абсолютно все выплаты — это восемь тысяч максимум. Это сумма всех выплат, которые получает такая семья.
Мы предлагаем 8 тысяч для инвалидов, детей с инвалидностью первой группы. Мы предлагаем 8 тысяч минимальную заработную плату ассистенту и предлагаем ввести ассистента. Мы предлагаем за счет бюджета услугу раннего вмешательства при рождении ребенка. Мы предлагаем сопровождение ребенка при обучении в детском саду, в школе или дома, если он не может учиться в школе в детском саду.
Мы предлагаем отдых родителям за счет государства, и все это мы предлагаем за счет государственного бюджета. Мы предлагаем убрать это вообще из органов местного самоуправления. Они не справляются с этим. Более того, мы предлагаем полностью изменить всю, как бы сказать, бюрократию, связанную с этим вопросом, перевести все в электронный формат, чтобы они не получали все эти справки в очередях.
Как ни странно звучит, но человек с приобретенной инвалидностью получает справку в электронной форме. А ребенок с инвалидностью — в бумажной форме, до сих пор. Кто так придумал, непонятно. Кто придумал, что те выплаты, которые сегодня получают эти матери и отцы, могут выплачиваться только тогда, когда они не работают? То есть ей нужно еще и уволиться, чтобы получить эти 8 тысяч.
Это вообще бессмыслица. Также непонятно, кто придумал такую прекрасную норму. Но мы предлагаем это убрать. Мы предлагаем все диджитализировать. Мы предлагаем все сделать таким образом, чтобы реально облегчить им жизнь. И эти родители, эти семьи, они достаточно сплочены, они видели этот законопроект, очень поддерживают его принятие, и мы в первом чтении его наконец приняли. И я убежден в том, что во втором чтении мы его вскоре примем.
Там большие деньги. Это правда. Там где-то на сегодня выделяется около двадцати миллиардов, нужно пятьдесят, то есть тридцать миллиардов нам нужно найти в двадцать седьмом году. Но я убежден, что из-за перераспределения программ внутри Минсоц и из-за детенизации в двадцать седьмом году это уже будет отдельная статья в бюджете.
— Уточнение. А кто такой ассистент? В этой схеме вы сказали.
Ассистент — это человек, который помогает.
— Это не мать, да?
— Это помогающий человек. И он может взять любого человека. По моей логике, как автора этого законопроекта, она может взять человека вообще любого, или это может быть человек, которого предложат ее социальные службы.
— Я почему спрашиваю, потому что вот буквально на днях был вопиющий случай, когда ребенок, инвалид десяти лет, умер от голода. Погиб мальчик. Это страшный случай. Кажется, настолько дико в наше время, чтобы такое произошло. Но там и мать имеет определенные недостатки. То есть она больна.
— Понимаете, это вопрос системы. Система недорабатывает, потому что система должна была выявить эту мать и ее недостатки раньше.
— Социальные службы приходили в эту семью.
— И лишить родительских прав, забрать ребенка. То есть там есть механизмы, которые определены законодательно.
— Но они не сработали.
— Поэтому, когда мы говорим с вами вообще о детях, мы не должны сводить все только к компенсациям или выплатам. Мы говорим о том, что должна работать большая система. Каждого такого ребенка, и я говорю сейчас не только о детях с инвалидностью, я говорю о детях из неблагополучных семей — государство должно вести. Государство должно понимать, что у него происходит, понимать, контролировать, что происходит в этой семье. Своевременно принять меры к лишению родительских прав или изъятию этого ребенка. Если есть для этого основания, бесспорно. Но то, что это система мер и деньги, является лишь частью этой системы — это также очевидные вещи.
Социальная защита военных и их семей и политика в отношении ветеранов
— Еще один сложный вопрос я вам задам. У нас сегодня разговор о сложных вопросах. Это социальная защита военных и их семей. Военных, которые пострадали при выполнении боевого задания. К сожалению, там тоже страшные истории. Могу много рассказывать. К сожалению, у меня есть знакомые, которые с этим сталкивались. Что будет делаться в этой сфере? Будет ли пересматриваться вообще система? Потому что вопрос изначально в системе, которая должна заботиться об этих людях, а она этого не делает. Почему она этого не делает?
— На самом деле многое делается. Давайте также будем здесь откровенны. У нас уже есть определенная система выплат.
— Да.
— Это стотысячная выплата при ранении и выплаты в зависимости от инвалидности для человека, от четырехсот необлагаемых минимумов, триста или двести пятьдесят в зависимости от группы. А кроме этого, это пенсии, которые выплачиваются людям с инвалидностью. Также в зависимости от группы. Но это может быть и сто процентов от содержания, и меньше, если там вторая-третья группа.
У нас есть определенные льготы при обеспечении жильем. В течение года они должны быть обеспечены жильем. Также другие выплаты, касающиеся их семей. При потере кормильца, соответственно, есть пенсии, которые получают дети. Если один ребенок, семьдесят процентов, если два и более ребенка, каждый из них получает по пятьдесят процентов от его получения пенсии в связи с потерей кормильца.
Если ребенок с инвалидностью, он всю жизнь получает соответствующую пенсию. А если это дети, то до достижения ими совершеннолетия — восемнадцати лет или двадцати трех, если он учится. То есть, определенная система уже действует. Многое нужно сделать, чтобы она действовала эффективнее, бесспорно, это диджитализация.
— Да! Потому что человек после ранения, после войны, он просто физически, например, не может стоять в очереди. Получить эти справки, что ты инвалид, что ты получил инвалидность и имеешь право на эти выплаты. Их просто трудно получить. Это десять кругов ада.
— Абсолютно согласен с этим. И еще один вопрос, на который обращают внимание люди, это разная практика ВЛК. Субъективный подход в определении. А от определения уровня потери трудоспособности, уровня болезни, зависит выплата. Это принципиальный вопрос. Эти вопросы необходимо, бесспорно, доводить до конца, и, наверное, будет стоять вопрос и о повышении выплат. Особенно если мы все же придем к миру.
Тогда ветеранская политика должна быть одним из центральных вопросов вообще государства, которое должно ею заниматься и которому оно должно посвящать свои усилия.
Слишком затянули: почему нужна перезагрузка Трудового кодекса 1971 года рождения
— По энергетике у вас нет вопросов?
— Наверное, давайте энергетику оставим для отдельного разговора: там долго. Поговорим о Трудовом кодексе. Изменения в Трудовой кодекс уже достаточно давно ждут своей реализации. Но только сейчас текст проекта хотят внести на рассмотрение Верховной Рады. Какие изменения там предусмотрены? Чего нам ждать и почему именно сейчас?
— На самом деле, потому что затянули. Это нужно было сделать еще в девятнадцатом году. Это наше программное обещание. Мы должны были перезагрузить Трудовой кодекс 1971 года рождения. Он старше меня. В старые мехи не льют молодое вино. И эти заплатки-переплатки, которые есть в Трудовом кодексе сейчас, они точно не изменят его философию, его подход, который является чисто советским, и такой, который соответствует административно-командной системе и на сегодня точно не защищает трудящихся, что, самое главное.
А подход нового Трудового кодекса — я в конце концов благодарен, что Кабинет Министров сумел вынести его на общественную дискуссию и ожидаю от него внесения в Верховную Раду Трудового кодекса. То, что будет там, это будет возможность более свободного устройства своих трудовых отношений между работодателями и работником.
Формы этих трудовых отношений будут расширены. Будет изменена философия работы инспекции по труду, которая сегодня является абсолютно репрессивным органом. Если перечислять те органы, к которым хуже всего относится бизнес, то не так много органов, которые хуже налоговой. Так вот, инспекция по труду как раз хуже налоговой, потому что на самом деле она не столько препятствует детенизации труда, сколько просто является таким коррупционным органом, который давит на бизнес там, где не нужно давить.
Абсолютно необходимо изменить подходы. Рискоориентированный подход к проверкам. Разъяснительная работа и уже репрессии или меры административного воздействия, как последний рычаг. Детинизация. Кодекс будет предусматривать восемь критериев, при совпадении пяти из которых мы будем понимать, что это скрытые трудовые отношения. Это противодействие так называемым зарплатным ФОПам, когда вы оформляете кого-то из своих работников как физическое лицо предпринимателя и фактически выводите на него деньги под 6 процентов вместо того, чтобы платить 23 процента НДФЛ и военного сбора при выплате реальной заработной платы.
Будут приняты соответствующие меры по противодействию. Мы должны перезагрузить роль профсоюзов. Возьмите страны Европы…
— О, там это очень сильная, сильная история, да.
— Где профсоюзы реально защищают права работников. Они выходят на забастовки, они находятся в диалоге с правительством, с работодателями. Этот диалог реальный, а не имитация. А что у нас? У нас профсоюз — это организация, которая защищает свои интересы от интересов работников. По ходу еще эксплуатируя старое советское имущество санаториев, профилакториев и всего остального, что осталось им в наследство со времен еще СССР, что они успешно добивают.
— Наши профсоюзы и профсоюзы в странах Европы — это совершенно разные истории.
— У нас не профсоюзы, у нас атавизм. Я не встречал человека, который был бы членом профсоюза, и этот профсоюз его от чего-то защитил. Ну, вообще не встречал. За всю жизнь не встречал. То есть и будучи депутатом, и до депутатства. Мы должны, во-первых, чтобы они существовали за счет взносов своих членов. Только за этот счет. Не за счет какого-то имущества, каких-то путевок, что они там что-то раздают. Они должны содержаться своими членами, и тогда они будут зависимы от своих членов и будут за них работать и защищать их интересы. И будут переизбираться. То есть Трудовой кодекс об этом тоже. Это полная перезагрузка отношений с учетом тех реалий, которые есть сейчас.
Это модернизация трудовых отношений, и это, в том числе, и защита работников. Реальная защита работников, а не какие-то декларации, которые либо не выполняются, либо выполняются таким образом, что это бьет по самому работнику. Понимаете? Поэтому я абсолютно поддерживаю принятие Трудового кодекса. Он почему-то считается в зале непопулярным. Но я считаю, что он очень популярен, потому что он в пользу работников и в пользу работодателей.
Работодатели уже поддержали эту редакцию. Я убежден в том, что люди, простые работники, они также будут довольны тем, что и каким образом будет урегулировано. Надо его принимать.
— Работник может стать членом этого профсоюза, то есть и защищать свои права.
— Бесспорно, да.
Налогообложение: вывести экономику из тени, но при этом не потерять малый и средний бизнес
— Ну что ж, основной вопрос — это налогообложение бизнеса. Во время войны бизнесы работают, и это сверхсложные условия. Будем честными.
— Учителя работают в сложнейших условиях, прифронтовые работают в сложнейших, коммунальщики работают в сложнейших. Это война. Война касается каждого. Хочешь не хочешь. Я очень благодарен тем, кто именно во время войны принял для себя решение, отказался от практик уклонения от налогообложения и перешел в белый клуб, стал реально белым бизнесом. И вот посмотрите, как раз мы сейчас начнем этот сезон, когда бизнес будет отчитываться, сколько он денег, налогов заплатил за 2025 год. Такого никогда не было в истории. Возможно, еще в двадцать четвертом году мы что-то видели подобное, единичные случаи, но в двадцать пятом году люди стали выходить в соцсети. В СМИ стали выходить и говорить: "Я заплатил в этом году столько-то денег налогов". Они гордятся тем, что они "белые". Они гордятся тем, что они платят налоги. Они гордятся тем, что они платят белые зарплаты.
Кстати, достаточно широкая общественная дискуссия возникла в результате моего поста о ресторане на Западной Украине "Ваша кухня". О том, что имея там более пятидесяти работников, только три оформлены, ФЛП второй группы — ну, классика уклонения от налогообложения, измельчения и выплат заработных плат в конвертах. И началась дискуссия. Настолько меня это радует, потому что на самом деле еще два-три года назад представить себе, что люди будут выходить в соцсетях и говорить, что это плохо: "Выходи из тени!". Владельцу этого говорили прямым текстом, и в комментариях получать поддержку. Для меня это два-три года назад было невозможно вообще.
Я один, по сути, на всю страну об этом говорил, собирал негатив, потому что мне говорили: "А они там воруют". А это ничего страшного. Пусть государство, пусть чиновники не воруют, и мы не будем воровать на налогах. Другие говорили, что это же не уклонение, это измельчение. А измельчение можно? Нет, нельзя. Это тоже уклонение. Что-то еще придумывали, короче, рассказывали полную ахинею, которая защищала право на тень. Но права на тень не существует. И сейчас то, что люди массово понимают, белый бизнес, просто бизнес массово понимает, что уклонение от налогообложения — это зло.
Для меня это моя личная победа. Я очень благодарен всем, кто сейчас меня в этом поддерживает. Поддерживает, собственно, не меня, а страну. Страну, которая нуждается в цивилизованном отношении к налогообложению, понимая, что налог — это плата за нашу с вами цивилизацию, европейскую цивилизацию. Вот такого рода примеры говорят о том, что уплата налогов стала в тренде.
Уплата налогов — это признак достоинства, признак того, что ты поддерживаешь наше европейское будущее, поддерживаешь европейские ценности, и ты, собственно, являешься основой этого государства. А вот неуплата налогов — это уже стыдно.
— Вы знаете, здесь должна быть действительно очень тонкая и разумная грань, когда мы должны вывести экономику из тени, но при этом не потерять малый и средний бизнес. То есть, наверное, это размер налагаемых налогов.
— Мы существенно повысили налоги. На три с половиной процента мы повысили военный сбор. По сравнению со странами во Второй мировой войне в сопоставимых с нами условиях, это даже не десять процентов от тех решений, которые приняли они. Они повысили корпоративные налоги. Они ввели новые налоги. Они — я имею в виду Соединенные Штаты и Великобританию.
Количество плательщиков увеличилось с 4 миллионов до более чем 40 в Соединенных Штатах — за Вторую мировую войну. И уже не уменьшилось после этого. Поэтому те решения, которые они приняли тогда, и те решения, которые мы принимаем сейчас, несопоставимы по своему размеру и по своим последствиям. Наше налогообложение намного меньше, чем в подавляющем большинстве стран Европы.
И третий тезис связан с двумя предыдущими. Мы не собираемся существенно, вообще не собираемся повышать налоги. То есть я не исключаю определенных точечных решений, но точно мы не собираемся повышать основные налоги. Мы не видим для этого потенциала. Мы не видим для этого оснований. Но убрать дыры в налогообложении, убрать механизмы уклонения от налогообложения, убрать тень мы с вами обязаны, потому что это не только вопрос армии и не только вопрос бюджета, и не только даже вопрос учителей, пенсионеров и врачей, которые получают из бюджета зарплаты.
Это вопрос самого бизнеса, потому что АТБ не может работать в одной и той же юрисдикции с "Маркет Оптом", когда "Маркет Опт" не платит НДС, а АТБ платит. На большой временной дистанции "Маркет Опт" победит. Не потому, что у него лучшие бизнес-процессы. Не потому, что у них лучшие работники. А потому, что они тупо воруют НДС у армии. И поэтому они победят АТБ, который армии НДС платит. Государство не может этого допустить. Поэтому противодействие тени — это наша задача на 2026 год. К сожалению, в двадцать пятом году этот процесс замедлился. В двадцать четвертом мы имели плюс двадцать, два с половиной миллиарда долларов за счет детенизации плюсом в бюджет. Это зафиксировано в изменениях даже в бюджет 2025 года, и мы имели перевыполнение бюджета в двадцать четвертом году. В двадцать пятом году, к сожалению, мы будем иметь недовыполнение бюджета по доходам, но точно должны сделать выводы на двадцать шестой год и точно должны ускорить противодействие тени.
— Вы уже ответили на мой следующий вопрос, будут ли изменения в налогообложении в следующем году: роста не будет. То есть роста не предусмотрено.
— Нет, если мы будем что-то делать, мы только будем устранять искажения. Какие-то льготы, возможно. Но точно не будем повышать налоги.
— Глобальных изменений не будет.
— Нет.
Все пройдем и победим!
— Завершу наш разговор действительно глобальным вопросом. Враг выбивает энергетику, инфраструктуру. Это влияет на бизнес, это влияет на жизнь каждого человека. Ваше видение, насколько сейчас тяжело? Удастся ли нам достойно выйти из этой зимы?
— А какие у нас еще есть варианты? У нас нет вариантов. Вот мы с вами пишем интервью. Нас прервало отключение света. Мы же с вами не собрались и не начали плакать друг с другом. Мы продолжили то, что делали раньше. И, собственно, мы будем продолжать нашу борьбу, нашу работу. Да, будет сложно. Действительно, здесь никуда не денешься. То, что может сделать государство в этом контексте, мы делаем.
Мы льготировали ввоз электрогенерирующего оборудования еще до конца войны по сути, мы его льготировали, продлили, продлили этот период. Мы делаем все возможное, чтобы поддержать наших энергетиков. Нет таких законодательных решений, которые бы мы не приняли, чтобы их поддержать. Все уже приняли. Поэтому им трудно. Да, действительно, тяжело. А то, что будет тяжело, это очевидно. И то, что будет тяжело всем, это также очевидно. Но то, что мы в конце концов пройдем это и победим, это также очевидный факт.
— Спасибо вам за беседу. Спасибо, что нашли время. Приглашаем вас к следующим беседам, потому что вопросов будет много. Будем развиваться. Мы должны пройти этот сложный путь. Враг силен, но, наверное, мы прошли уже очень много. Очень много людей, лучших людей, отдали свою жизнь, чтобы мы с вами имели возможность здесь говорить. Память о них, память о том, что на линии соприкосновения сейчас сражаются лучшие люди страны — это то, почему мы должны быть сильными. Спасибо за беседу.
— Спасибо вам.
— Спасибо нашим зрителям за внимание и до следующих встреч. Все будет Украина!