Шекспировская Сирена. Как финансист Марьяна Головко стала оперной певицей

Звезда самой громкой оперной постановки прошлого года и ведущая радио "Аристократы" Марьяна Головко рассказала Фокусу о том, ради чего она бросила любимую работу в инвесткомпании, что делают джазовые музыканты в кабинетах Госкомиссии по ценным бумагам и фондовому рынку и что общего между русалками и желтыми елками

Пожалуй, главное открытие "Кориолана" — Марьяна Головко в партии Виргилии, придумавшая и исполнившая лучшие номера: любовный дуэт на текст 36-го сонета Шекспира, ирландскую протестную песню XVIII века, сирийский церковный распев и украинскую колыбельную. Таким же коктейлем оказалась и ее биография, обсуждать которую мы странным образом начали с того, какую часть будущего памятника вокалистке Головко отполируют своими ладонями уличные зеваки, загадывая желание. Марьяна считает, что у ее памятника будет отполированная шея:

— Я бы хотела, чтоб люди меня душили. Тем самым, с одной стороны, прикасались к единственному, что у меня есть, то бишь к голосу, с другой — имели свободу волеизъявления. Захотят кого-то задушить — памятник тут как тут.

Ее "пьяццолы"

С шумной Пейзажки спускаемся по старой деревянной лестнице на безлюдную Воздвиженку. Свой любимый кусочек Киева — Золотые ворота и Большую Житомирскую с прилегающими окрестностями Марьяна называет "добрыми, глубокими местами". На ходу она тараторит без умолку, будто ведущая утреннего радиоэфира. Хотя почему "будто"? Каждое воскресенье в одиннадцать Марьяна ведет на радио "Аристократы" двухчасовую программу — "Клуб благородных певиц".

— У нас семейный подряд. Папа пишет сценарии каждой передачи, брат сидит за звукорежиссерским пультом.

Отец Марьяны, Анатолий Головко, до 33 лет сочетал работу историка с игрой на ударных в джаз-бенде. "Джазовый музыкант, объездивший весь СССР, и вообще — не голова, а дом советов". Позже, во время работы в Государственной комиссии по ценным бумагам и фондовому рынку за его спиной в казенном кабинете так и стояла ударная установка, аккуратно прикрытая тряпочкой. По вечерам он тихонько бил в барабаны.

Марьяну воспитывали на классике и джазе. В четыре года девочка обожала слушать пластинки Эдит Пиаф. Тогда же ее отдали в школу-студию при консерватории — учиться игре на фортепиано.

— В шесть лет мою фотографию должны были повесить на доску почета. И вдруг за день до съемок у меня выпали два передних зуба. Это был первый удар. Чтобы как-то исправить ситуацию, решила отрезать себе челку. Она убийственно торчала вверх, я злобно прикрывала губой выпавшие зубы, а фотограф постоянно твердил: "Улыбнись, девочка, ну улыбнись". Я эту фотографию потом просто запретила.

Начинается дождь, мы забегаем в кафе, увешанное фотографиями Владимира Высоцкого. С ними соседствуют афиши Таганки, красные китайские зонтики и глинтвейн — постмодернизм какой-то. Марьяна вспоминает, как без энтузиазма училась игре на фортепиано, зато с удовольствием взяла в руки гитару — отец на время одолжил ее у своей секретарши (как и у шефа, у нее прямо на рабочем месте хранился "инструмент в кустах").

Когда Марьяне было 12 лет, отец подарил ей кассету Астора Пьяццолы — концертное выступление с бандонеоном. Было лето, семья отдыхала в Конча-Заспе, и девочка-подросток часами рыдала над душераздирающими танго.

— Я не могла понять, как можно сочинить такую музыку, как мы можем жить, если она существует. Папа тряс меня как липку, прятал эту кассету за холодильник, а я ее снова находила и опять включала. Тогда уже мама бежала с истерикой к папе: "Она сойдет с ума с твоими пьяццолами".

В 13 лет родители перевели будущую Вергилию в Киево-Могилянский коллегиум с раздельным обучением, да еще на Троещине. "В монастырь засунули, елки-палки", — первое, что пришло в голову Марьяне. Потом оказалось, что формула "мальчики — налево, девочки — направо" куда интереснее привычной модели.

— Нас учили отдельно "женским" и отдельно "мужским" дисциплинам. Девочкам преподавали медицину, у мальчишек был акцент на спорте и истории. Мы успевали так соскучиться за пару, что на переменах бежали пообщаться. Многие поженились сразу после школы, что для нашего времени абсолютный нонсенс.

В школе были творческие вечера, которые на пару устраивали "физики и лирики" — учитель математики и преподаватель литературы. Оба играли на гитарах и пели песни, ученики подпевали.

— Я увидела, что многие старшие девочки аккомпанируют себе на гитаре. А я петь — пою, а подыграть себе не могу, потому все как-то акапельно, скудненько. Начала заниматься, до крови счесывая пальцы. Изобретала велосипед: вместо того чтобы изучить матчасть, подбирала аккорды на слух, проверяя их затем на фортепиано. Потом учитель зарубежки пожалел меня и показал с десяток аккордов, которыми до сих пор пользуюсь. Так что считать, что я играю на гитаре, можно с большой натяжкой. С другой стороны, если что-то сочиняю, то это именно с гитарой происходит. Но песни эти я редко кому-то показываю, какие-то они таривердиевские, инфантильные, светло-душистые.

Тихо и высоко

Карьерные виражи Марьяны пролегали из мира финансов в мир музыки. На семейном совете решено было, что дочь сдает экзамены в нархоз, на факультет международной экономики. Абитуриентка и не думала роптать. Поступала с удовольствием. Музыку, впрочем, не оставила, и однокурсники представляли ее как "ту самую Марьяшу, которая поет" (пересказывая это, она протягивает последние два слова на мотив песни Пугачевой). Потом была работа в инвестиционных компаниях и банках, стремительный взлет по карьерной лестнице.

— Я пела на корпоративах своей компании и всегда выслушивала пьяные комментарии: "Что ты здесь делаешь? Я не понимаю, зачем это тебе! Тебе нужно на сцену". На это, конечно, отвечала: "Да". А мне: "Но чтобы завтра все договорчики были на столе".

"Вот я вижу фото Высоцкого — ихочется петь его песни", — говорит Марьяна Головко о своих метаниях между жанрами и направлениями

В конце концов девушка бросила работу и поступила в пединститут. В преподавателях видела небожителей: "Когда я слышу, как музыкант с консерваторским образованием определяет на слух — это звучит Третья симфония в каком-нибудь соль-диез миноре, я падаю ниц: о, великий человек". Теперь она сама преподает вокал в этом вузе и дает мастер-классы в вокальной студии.

Мечта Марьяны — петь барочную музыку. №1 в ее плей-листе — Чечилия Бартоли, одна из самых авторитетных вокалисток в области аутентичного (или, как оно иначе называется, исторически достоверного) исполнительства барочной музыки. На втором и третьем местах — The Beatles и Queen. Жалуется, что всегда найдется народная певица, которая исполняет фольклор профессиональнее, и джазовая — которая поет джаз лучше нее. Задаю встречный вопрос: может быть, уникальность Марьяны Головко как раз в том, что нет другого человека в Киеве, который способен на таком уровне делать самые разные вещи своим голосом?

— Меня пинали за это, говорили: плохо, что не определилась. Часто бывают депрессии, думаешь: все, пойду сажать капусту, и вообще, я люблю декупаж, и еще срочно нужно вязать, вышивать — только бы не трогать музыку руками. Если серьезно, мне трудно определиться. Вот я вижу фото Высоцкого — и хочется петь его песни. Сегодня проснулась и подумала: а кто у нас пел на стихи Юнны Мориц. И тогда вспомнила, что люблю Никитиных. И тут же услышала по радио Miracle группы Queen и вернулась в свой альбом детства с этой песней, которую обожаю.

— Станьте возле фото с Высоцким и поулыбайтесь глазами, — просит фотограф. ("Улыбнись, девочка, ну улыбнись", — почти из ее детства.)

— Задача почти как от Троицкого, — смеется Марьяна. — Хотя чаще всего он ни о чем не просит. Он спрашивает: "А что вы думаете?" или "А как бы вы сделали то-то и то-то?" Знакомство с Владом — главное, что произошло со мной в тридцать лет. И вот сейчас, кажется, начинается мой самый счастливый период жизни. Хотя первая репетиция "Кориолана" для меня началась с разочарования. Думала: ставят оперу, наконец-то могу юзануть свой академический голос. И тут первое, что говорит Влад: "А вы можете спеть народным?" В конце концов вернулись к академическому вокалу, но колыбельную из репертуара Нины Матвиенко я все-таки исполнила в финале.

В "Кориолане" вырос еще один интересный дуэт — Марьяны Головко и электронщика Антона Байбакова. Впрочем, сотрудничать они начали еще до личного знакомства.

— Подруга-режиссер Анна Смолий два года назад сняла фильм "Желтые елки" по моему стихотворению. Музыку к нему написал Антон Байбаков. Я послушала и подумала: вот это нам повезло. Потом мы встретились на "Кориолане". Однажды Антон прислал мне текст английского стихотворения и попросил его как-то "впеть" в уже готовую музыкальную аранжировку. У меня, кстати, и раньше такое случалось, поэтому показалось — не вопрос, сделаем. Но у Антона там был какой-то нездоровый размер 7/8 и вычурный ритмический рисунок. Я давай тыкаться, а оно не тыкается, я его туда пою, а оно не поется. Но это был невероятно классный опыт, мы весь вечер сочиняли.

Марьяне нравится техника академического пения на PPP (три пьяно — максимально тихо) и максимально высоко — там, где голос уже подбирается к ультразвуку. Это невероятно сложно: чем выше хочется взять звук, тем он получается громче — против физики не попрешь. Но Марьяна закрывалась у себя в классе в педуниверситете и подолгу тренировала голос.

— Когда Антон услышал этот ультразвук на репетициях "Кориолана", сказал, что это как раз то, что ему нужно для французского мультика. Там по сюжету мальчик-рыба влюбляется в певицу, русалку Сирену. Потом он ужасно разочаровывается, потому что она при нем в гримерке снимает хвост. Такая трагедия. И вот мне нужно было спеть за Сирену.

Марьяна постоянно находится то внутри, то снаружи музыкального процесса, дает и берет интервью, поет сама и ставит чужую музыку, пытается сочинять и потому боготворит талантливых авторов.

— Я считаю, что гениальный человек писал музыку для ABBA — Стиг Андерсон. Мой дедушка Мика перед смертью попросил, чтобы на его надгробной плите было написано Thank you for the music. Мы исполнили его пожелание, потому что он очень любил эту песню. Теперь она — моя визитная карточка, где бы ни приходилось выступать. Всегда начинаю с I"m nothing special… ("Ничего особенного". — Фокус), первый куплет — это обо мне.

"Ничего особенного" — конечно же, самоирония. За те два часа, пока мы беседовали с Марьяной, ей прямо на улице предложили сняться в рекламе и выступить с французским репертуаром в кафе, где мы пили чай. Она напоминает воздушный шарик, постоянно рвущийся вверх — даже концовки фраз обязательно восходящие, с тремя восклицательными знаками. Прощаемся внезапно, застигнутые врасплох прибывшим поездом метро, и я напоследок инстинктивно сжимаю ладони, пытаясь поймать за нить ускользающий шарик.

Фото: Дарья Решетняк