И клоун, и поэт

Барского в обычной жизни узнать сложно: вместо ярко-желтого лапсердака и синего берета — кожаная куртка, вместо галифе и хромовых сапог — джинсы и кроссовки. Но главные опознавательные знаки все же на месте: усы торчком, которые периодически подкручиваются привычным жестом, и неповторимый говор, который превращает все сказанное в шутку.

Борис Барский

— Юмор — сценический, литературный, народный — как-то меняется? Что происходит с ним сегодня? — Мне кажется, сам по себе юмор — неизменный. Он либо есть, либо его нет. А размышлять, каким был юмор в прошлом веке, каков он сейчас и каким станет в будущем — удел критиков. Юмористу сложно говорить об этом: сороконожку спросили, с какой ноги она начинает идти, и она разучилась ходить.

— Тем не менее, вы смотрите юмористические телепередачи. Как они вам?
— Одни нравятся, другие — нет. Есть неплохие проекты, но часто они "попадают в обойму": то есть за год нужно пошутить пятьдесят раз в пятидесяти программах, а шуток хватает лишь на десять программ. Тогда артисты начинают работать на издыхании, подкладывать закадровое "ха?ха?ха!". А это уже не смешно — это чуждый нам западный формат.

— А каков наш формат?
— Это когда нам не помогают смеяться, пуская фоновый хохот. Почему мы можем миллион раз смотреть "Бриллиантовую руку", "Кавказскую пленницу", "Джентльменов удачи"? Мы наизусть помним эти фильмы, а все равно смеемся! Есть органика юмора: когда артистам смешны собственные шутки, их юмор понятен зрителю.

— О чем сейчас актуально хохмить?
— Лет 20 назад были закрытые темы для юмора. Как рассказывал Михаил Михайлович (Жванецкий — Фокус), нашутишь чего-нибудь — потом сидишь и боишься, что загребут. Сегодня шутить можно о чем угодно, так что интерес к некогда закрытым темам угас. Но любовь, зависть, ревность — извечные темы, и об этом будут шутить всегда. Кто-то от души, кто-то от головы, а кто-то ниже пояса.

— Комик-труппа "Маски" создала несколько сотен гэгов. Как придумываются такие шутки?
— Шутка, смешная зарисовка — это скорее не выдумка, а оптимистический взгляд на жизнь. Я вижу какую-то ситуацию и могу сам додумать ее смешное продолжение. Сидим мы как-то в полуподвальном помещении, из окна виден лишь асфальт и ноги прохожих. Я, не найдя пепельницы, выбрасываю окурок на улицу. В это мгновенье через него переступает женщина, наклоняется и жестом мне показывает — мол, ты обалдел! Я, извиняясь, развожу руки, она уходит, а в следующую же секунду к моему окурку наклоняется бомж, поднимает его и исчезает. Смешная жизненная ситуация! А чтобы выдумать ее и отснять, понадобилось бы дублей десять. Или другая история: мне один мужик на СТО рассказал, как он ковырялся в машине и случайно прихлопнул себе пальцы капотом. Высвободить руку не может, зовет на помощь — машет проезжающим машинам. А те ему в ответ сигналят — думают, что он им говорит "привет, пацаны!". Мы экранизировали этот случай из жизни.

— Вы рассказывали, что некоторые эпизоды вам снятся, и потому вы спите с диктофоном под подушкой. Наверное, это забавно выглядит.
— Ага. Особенно жене забавно, когда она просыпается ночью, а муж сидит на диване и с кем-то разговаривает...

— Слышал, что на своей жене вы "испытываете" стихи — если она говорит, что чушь собачья, значит, стих удался.
— Так и есть. Только она обижается, что я всем это рассказываю. Говорит мне: "Ты что, хочешь, чтобы все думали, что я тупая?". Я говорю: "Нет! Ты острая". Вообще, благодаря моим упоминаниям, она уже стала популярной, дает интервью журналам. Короче, моя жена уже круче, чем я. Она, кстати, работает костюмером в "Масках".

— Одессу принято считать столицей юмора. Как вы это объясняете?
— Это в первую очередь устоявшееся убеждение самих одесситов. Когда горожане узнают, что Максим Галкин из Одессы, они понимающе кивают: ну понятно, почему он такой знатный хохмач! А вообще одесситы ни к чему серьезно не относятся — поэтому здесь легче родиться шутке, комедии. Если бы Федор Достоевский жил в Одессе, он никогда бы не написал "Преступление и наказание", в котором парень так жестоко расправляется со старушкой. В Одессе Раскольников нашел бы двадцать способов, как стырить бабкины деньги. А будь Анна Каренина одесситкой, поверьте, она никогда бы не бросилась под поезд!

— Режиссер "Масок" Георгий Делиев стал городским депутатом. Хоть к этому он всерьез относится?
— Конечно. В этом деле есть только два варианта: или серьезно к этому относиться, или не заниматься этим вообще. Я, кстати, тоже мог стать депутатом! Мы вместе баллотировались, выступали по ТВ. Жора обещал асфальт положить и все такое, а я пообещал избирателям отменить зиму. У нас в Одессе зима мерзкая, зябкая. Мороза нет, но с моря такой холодный ветер дует! Короче, я сказал, что когда стану депутатом, в Одессе будет весна-лето-осень, весна-лето-осень. Звонок от телезрителя: мужик говорит — то, что вы обещаете, нереально же выполнить. Я отвечаю: а когда другие депутаты обещают вам нереальное, вы же им верите!

— Вы больше клоун или поэт?
— Поэты считают меня клоуном, а клоуны называют поэтом. Мне тяжело себя оценить, я же не критик.

— Доверяете мнению критиков?
— Как говорит мой знакомый, сегодняшние критики — это евнухи, рассуждающие о любви. С недавнего времени университеты выпускают "профессиональных театральных критиков", но разве возможно научить человека любить и понимать театр?

— Многие артисты развлекательного жанра — выпускники школ циркового искусства, но разве можно научить человека шутить?
— Думаю, да. Ведь тот, кто, например, поступает в цирковую школу, ощущает в себе призвание быть клоуном. То есть учеба в данном случае — способ развить уже имеющиеся способности. Первое высшее образование я получил в политехе, мне еще тогда все говорили: "не твое!". Когда я уже играл в "Масках", мы вместе с Жорой Делиевым поступили в российский ГИТИС. Я начал изучать теорию и понял, что ко всему уже пробился собственным лбом. Другими словами, школа может помочь артисту быстрее стать хорошим артистом.

— То есть человек, который метко и остро шутит, может стать профессиональным юмористом?
— Ха! Мы же с вами в Одессе, где каждый второй — юморист. Я, бывает, оказавшись в какой-то компании, вообще не могу сострить — парень напротив уже обо всем пошутил! Но одно дело — "выступать" в кафе перед друзьями, а другое — на сцене перед полным залом. Тут нужен мощный заряд энергии и толчок для ее высвобождения. Поэтому комики, как правило, не "распыляются" вне сцены и аккумулируют энергию перед выступлением. Отсюда — расхожее убеждение, что в жизни все комики грустные. Дескать, какой же он весельчак: сидит за соседним столиком и не веселится.

— Многим комикам спустя некоторое время хочется попробовать себя в серьезной роли? Вас такое желание не посещало?
— Пока одни клоуны ждут, когда им дадут роль Гамлета, я решил не рассчитывать на манну небесную и написал свои версии "Ромео и Джульетты", "Моцарта и Сальери", "Дон-Жуана", "Отелло". Теперь сам в них играю. Мне как-то один молодой актер говорит: "Больше не могу играть Ромео — мне уже 25". Ха-ха! Мне-то 48, а я до сих пор Ромео!

— Вы говорите, что всех любите и все достойны любви. Но что-то может вызвать в вас гнев?
— Скажем так: бывают моменты, когда мне грустно. Я считаю, что женщина должна быть женственной, а мужчина — остроумным. И когда я вижу мужественную женщину и слышу пошлость от мужчины, мне грустно. Я не люблю дураков.