Герой обязан умереть

Советская пропаганда изобрела новый вид героизма — массовый, обязательный и жертвенный. Бойцы Красной армии не имели права отступать или сдаваться в плен ни при каких условиях, они обязаны были погибнуть, но не нарушить приказа. Ведь "нам нужна одна Победа, одна на всех, мы за ценой не постоим".

В этом состояло едва ли не главное отличие советского подвига: герой обязан умереть. Именно в Советском Союзе была создана нетипичная для Европы практика массового награждения высшими государственными орденами посмертно. То есть пропаганда создавала своеобразный культ смерти и самопожертвования, характерный не для европейского, а скорее для азиатского мышления. Человек, даже совершивший подвиг, но оставшийся в живых, имел меньшую ценность, чем абстрактный мертвый герой. Иллюстрацией такого отношения служит тот факт, что в 1991 году, на момент распада Советского Союза, в Москве хранилось 3,2 миллиона боевых наград, которые по разным причинам не были вручены фронтовикам или их родственникам. Зато вся страна была заставлена уродливыми и однотипными бетонными монументами "безымянному солдату".

Реальные и не очень
Конечно, титул героя в СССР был не только нарицательным, но и вполне официальным. За годы Второй мировой войны звания Героя Советского Союза удостоились 11603 человека, причем 141 дважды. Но далеко не все заслуживали такой чести. Так, трижды Героем помимо самых результативных асов стран антигитлеровской коалиции Ивана Кожедуба и Александра Покрышкина был маршал Семен Буденный. Его героизм, по всей видимости, заключался в долгожительстве: Золотыми Звездами отмечены три юбилея подряд, начиная с 75-летия. А самые геройские Герои Советского Союза, получившие это звание четырежды — маршал Георгий Жуков и генсек ЦК КПСС Леонид Брежнев — попросту профанировали почетный титул. Жуков, один из наиболее кровавых советских военачальников, четвертой Золотой Звездой в 1956 году наградил себя сам — за успешное испытание ядерного оружия на собственных войсках. Брежневу же все четыре звания, да еще и Героя Социалистического Труда, "подарили" товарищи ко дням рождения.

Но профанация высокого звания началась раньше — еще в 1943 году, после освобождения Киева Красной армией. Тогда в войсках было роздано более двух тысяч Золотых Звезд, после чего появилось оскорбительное прозвище "днепровский герой". В конце войны такие раздачи практиковались неоднократно, а после ее завершения ценность звания и вовсе была сведена до уровня подарка для геронтократов.

Но не об этих более или менее реальных героях рассказывали на уроках мужества в советских школах. На слуху были герои павшие, коим воздавали почести гораздо более пышные, нежели большинству выживших. Именно они, пожертвовавшие всем во имя родины и партии, становились образцами для подражания.

В легендах не сомневаются?
Вот только большинство этих подвигов "ценой собственной жизни" имело мало (а то и вообще ничего) общего с реальностью и здравым смыслом. В той или иной мере они являлись вымыслом советской пропаганды. До сих пор не совсем ясно, кто на самом деле совершил огненный таран, раскрученный советской прессой в начале войны. По некоторым данным, свой подбитый бомбардировщик на немецкую танковую колонну направил экипаж не капитана Гастелло, а его однополчанина Александра Маслова — это якобы выяснилось еще в 1951 году. При перезахоронении останков героев обнаружили чудом уцелевшие документы и "медальон смерти". Но если об этом и знали летом 41-го, то идеологически более правильным было приписать подвиг этническому немцу Николаю Францевичу Гастелло. Подвиг пятерых моряков-севастопольцев, которые бросились с гранатами под гусеницы немецких танков, теряет всякий смысл, если учесть, что на момент его совершения немецкая 11-я армия, бравшая Крым, их не имела. Да и вообще, зачем нужно было бросаться под гусеницы, если к танкам удалось подобраться на расстояние броска гранаты? Не менее бессмысленной выглядит смерть Александра Матросова на амбразуре дзота: шансы на то, что ударная сила выпущенной в упор пулеметной очереди не отбросит тело, ничтожны. Увы, это не цинизм — это закон Ньютона. А злая окопная шутка о том, что Матросов поскользнулся, стала естественной реакцией на призыв следовать его подвигу. Брестскую крепость в действительности обороняла не горстка героев, а около 12 тыс. человек из частей 6-й и 42-й дивизий Красной армии. Эти формирования считались одними из лучших и имели опыт финской войны 1939-1940 гг. Их атаковали не "крупные силы противника", а лишь одна 45-я пехотная дивизия вермахта, правда, успевшая повоевать в Польше и Франции. В ее составе было примерно 13 тыс. солдат. За месяц боев немцы потеряли 482 человек убитыми и свыше 1000 ранеными. Тем временем в плен попало семь тысяч защитников крепости, 962 человека погибли, а судьба остальных неизвестна.

Самый большой конфуз вышел с панфиловцами, которые, по официальной версии, "ценой своих жизней остановили наступление вражеских танков под Волоколамском". Одного из "павших" героев пришлось после войны судить за то, что он сдался в плен и служил в немецкой вспомогательной полиции. И тут выяснилось, что разъезд Дубосеково на Волоколамском направлении обороняли не 28 человек, а около 150, то есть целая рота. Она входила в состав 1075-го полка 316-й стрелковой дивизии генерала Ивана Панфилова. Рота уничтожила не 18 танков, о которых говорится в легенде, а не более шести, но при этом была разбита — как и весь полк. А самое главное — немцы-то на этом участке обороны прорвались. Дивизию, понесшую тяжелые потери, пришлось выводить с фронта на переформирование, ее командир генерал Панфилов погиб. Но, как говорил позднее начальник Главного политического управления Советской армии Алексей Епишев, "кому нужна ваша правда, если она мешает нам жить". Стране нужны были герои, отстоявшие Москву. Поэтому Панфилову посмертно присвоили звание Героя Советского Союза, его дивизия стала 8-й гвардейской, а подвиг 28 бойцов во главе с политруком Клочковым и сержантом Добробабиным был канонизирован. Только немцы до Волоколамска дошли, а сержант Добробабин четыре года служил полицаем и не знал, что заочно-посмертно стал героем.

Вместе с тем мало что известно о лучшем советском танкисте лейтенанте Лавриненко, уничтожившем 52 немецких танка, хотя он тоже погиб под Москвой. Замалчивалась судьба подводника Александра Маринеско, пилота-истребителя Стивена Супруна и многих других. Лишь в связи с необходимостью развития снайперского движения в войсках по инициативе командующего 62-й армией генерала Чуйкова был "раскручен" снайпер Василий Зайцев, уничтоживший более трехсот немецких солдат.

Живые иконы рейха
Для сравнения посмотрим, кого прославляла немецкая пропаганда. В ее прицеле оказывались прежде всего профессионалы, уничтожившие наибольшее количество вражеских танков, самолетов и кораблей, но главное — живые. Обладателем самой высокой награды рейха — Рыцарского Креста с золотыми дубовыми листьями, мечами и бриллиантами был лишь один человек — пилот пикировщика полковник Ганс-Ульрих Рудель. Он лично уничтожил советский линкор "Марат", крейсер, эсминец, 532 танка, 7 истребителей и 2 штурмовика. Был сбит около тридцати раз, бежал из плена, в конце войны потерял ногу, но продолжал летать с протезом. Гитлер лично несколько раз запрещал ему участвовать в боях, боясь пропагандистского провала из-за возможной гибели столь выдающегося пилота, но безуспешно. Немецкая пресса тиражировала фото и умиленно смаковала чудачества героя Рейха: не курит, не пьет, любит молоко и обожает сладости.

Таким же образом, на манер современных историй о жизни поп-звезд, подавались биографии лучшего аса люфтваффе Эриха Хартмана, танкиста Михаэля Виттмана, подводника Гюнтера Прина и многих других. Но превознося (и часом преувеличивая) их подвиги, немецкая пропаганда умалчивала о гибели героев рейха, сколь бы доблестной она ни была. Так, смерть Прина, потопившего английский линкор "Ройял Оук" на его же базе, замалчивалась около двух месяцев.

Немецкий народ не узнал и о последнем бое гауптштурмфюрера СС Виттмана, уничтожившего за свою карьеру 138 вражеских танков и 132 орудия. Прикрывая отход своих войск, он всего с тремя "тиграми" остановил наступление канадской танковой дивизии и погиб под бомбами союзнической авиации. Но даже такой эпизод, сравнимый с подвигом панфиловцев, замалчивался из пропагандистских соображений. Ведь для Германии смерть героя всегда оставалась смертью, независимо от ее обстоятельств. Не практиковалось также и награждение павших солдат высшими военными наградами. Основным критерием победы над врагом считалась жизнь победителя. Пропагандистские мифы о самоотверженной смерти в рейхе были единичными и скорее вынужденными. Именно в таком свете, за неимением других вариантов, подавалась гибель армии Паулюса под Сталинградом, замолчать которую было невозможно.

Победить – значит выжить
По той же схеме строилась и героическая пропаганда в Англии и США. Тиражировались биографии наиболее успешных пилотов и подводников, хотя их достижения несравнимы с советскими или немецкими. Дело не в том, что солдаты западных армий никогда не жертвовали своей жизнью ради победы. Свои Гастелло были и у англичан — лейтенант Лейтон-Джоунс, и у американцев — лейтенант Пауэр, капитаны Нелли и Флеминг. Их самоубийственные тараны признавались проявлениями высшего героизма и самопожертвования, но никогда не были примерами для подражания и не возводились в правило. Недаром притчей во языцех стали слова американского генерала Джорджа Паттона: "Солдаты, запомните! Ни один ублюдок никогда не выигрывал войну, умерев за свою родину. Побеждают, заставив другого несчастного ублюдка умереть за его родину!"

Идеи самопожертвования на уровне государственной политики возникли лишь в Японии. Здесь они являлись своеобразным наследием самурайского духа подчинения интересам властителя. Именно японцы дали миру понятие камикадзе, летчика-самоубийцы. Здесь уместно вспомнить о лозунгах, выдвигавшихся по разные стороны фронта в самые трудные моменты. "Победа будет достигнута благодаря новому чудо-оружию" — таким было основное пропагандистское клише нацистской Германии в 1945 г. В СССР же в 1941–1942 гг. в ходу было "мы за ценой не постоим" и "умрем, но врага не пропустим". Этим оправдывались репрессии, скудоумие командования и полностью нивелировалась ценность жизни рядовых красноармейцев. СССР выиграл войну, победа была неминуема хотя бы вследствие соотношения сил Германии и стран Антигитлеровской коалиции. Однако, как пишет российский историк Борис Соколов, эта победа пострашнее любых поражений.

Говорят, после войны Сталин все-таки вспомнил о рядовых красноармейцах. На банкете для командования Советской армии после парада Победы вождь поднял тост за простых солдат, "этих винтиков нашей военной машины".