Sex, drugs, Beigbeder

5 цитат из "Идеаль"

Номера Бегбедера построены на контрастах. Он беспощадный критик буржуазного общества, с удовольствием пользующийся всеми его благами. Желчный циник и одновременно нежный романтик. Не устает пророчествовать скорую гибель погрязшего в пороках человечества и охотно предается этим порокам. В общем, увлеченно рубит сук, на котором сидит. "Идеаль" – роман о России. Впрочем, не обо всей, а лишь о той, которая открылась досужему взгляду иностранца, ограниченному пределами московского Садового кольца. В поле зрения писателя попали нефтяные нувориши и православные священники, гламурные тусовщики и юные проститутки. А также Большой театр (к нему герой романа съезжает с горки на лыжах) и Храм Христа Спасителя (его герой романа взорвет из-за несчастной любви). В герои Бегбедер выбрал действовавшего еще в знаменитых "99 франках" Октава Паранго. За восемь лет этот грустный фигляр несколько поистаскался, но на то, чтобы нещадно бичевать общественные пороки и влюбляться в 14-летних девиц, его вполне хватает.

В Киев писатель прилетел из Москвы. В Белокаменной были организованы его дебаты с другой звездой французской литературы – Мишелем Уэльбеком. Уже в начале диспута Бегбедер потребовал принести водки, которую они с автором "Элементарных частиц" принялись распивать прямо на сцене и без закуски. Для Уэльбека поединок закончился нокаутом: к концу вечера он еле ворочал языком. Зато Бегбедер продемонстрировал поразительную выносливость. В Киеве он тоже не подкачал, успев не только продегустировать множество спиртных напитков и повеселиться в разнообразных заведениях, но также пообщаться с читателями и ответить на каверзные вопросы журналистов.

Перед визитом в Киев вы побывали в Москве. В чем вы видите разницу между Украиной и Россией?
Мне трудно определить, чем отличаются эти страны. Я провел в них слишком мало времени. Однако разницу между Москвой и Киевом я увидел. Москва – какая-то анархическая и неровная, она очень большая. Размеры Киева… как бы это сказать… гораздо более человечны, что ли. Я думаю, самое большое отличие – в головах. В Москве чувствуется тревожность, озабоченность, неуверенность в будущем. Не хочу сказать ничего плохого о москвичах, но, мне кажется, киевляне более классные. По крайней мере, французу легче чувствовать себя европейцем в Киеве, чем в Москве. И жить здесь, наверное, более приятно.

Известно, что вы придерживаетесь левых политических взглядов и даже сотрудничали с французской коммунистической партией.
Ну сейчас я с коммунистами уже не сотрудничаю, но могу сказать, что на недавних выборах голосовал не за нынешнего президента Франции, а за его соперницу. Причем я знал, что она проиграет. Дело в том, что проигравшие больше любят литературу, чем победители.

В своем новом романе "Идеаль" вы упоминаете и цитируете множество русских писателей. Доводилось ли вам читать произведения украинских авторов?
Хм, даже не знаю. Наверное, Гоголя. Мы можем считать его украинским? В любом случае, жаль, что он сжег свою книгу. Мы как раз на днях вспоминали эту историю с Мишелем Уэльбеком и говорили о том, что к писателям нужно относиться очень бережно – они такие ранимые.

Нет ли в ваших отношениях с Уэльбеком зависти или соперничества?
Нет, что вы. Он мне как старший брат. Никакой ревности. Хотя пишем мы приблизительно на одни и те же темы. Какой-то французский журналист заметил, что Уэльбек пишет о бедных, Бегбедер о богатых, но на самом деле мы рассказываем одну и ту же историю, только по-разному.

Ваша новая история заканчивается трагически.
Я люблю чередовать веселые романы с грустными. Смешные "99 франков" я написал сразу после печального "Любовь живет три года". После трагедии, описанной в "Окнах в мир", мне захотелось чего-то легкого, и я написал "Романтического эгоиста". Теперь мне понадобилось найти какую-то новую глубину. Тут не обошлось без русской литературы – "Идеаль" написан под влиянием великих писателей XIX века – Толстого, Достоевского, Тургенева. Можно сказать, это роман о России и о свободе. Его герою Октаву Паранго, который пришел в "Идеаль" из "99 франков", кажется, что он свободен, как и Россия. Но на самом деле ни герой, ни Россия не свободны.

В чем сходства и различия между Октавом Паранго и Фредериком Бегбедером?
Конечно, сходства есть. Герой, как и автор, переживает кризис 40-летнего возраста. После неудачного второго брака герой, как и автор, остается один. Сначала ему кажется, что он обрел свободу, но в действительности это не свобода, а одиночество. То же и со мной. Например, вчера вокруг меня крутилось множество людей, было очень весело, но вечер я закончил в одиночестве в своей комнате.

Паранго совершает немало поступков, выходящих за грани приличия…
То есть вы хотите спросить, нюхал ли я кокаин, напивался до беспамятства и спал ли с четырнадцатилетними девочками? Честно говоря, я хотел бы жить так, как мои персонажи, но на это мне не хватает смелости и энергии. Для меня писательство – как игра Second Life. Я заставляю своих героев делать то, на что не отваживаюсь сам. То, что сам себе могу только представить.

В вашем романе упоминаются современные русские писатели Виктор Пелевин, Владимир Сорокин и Андрей Геласимов. Вам приходилось читать кого-то из них?
Геласимова я назвал просто из снобизма. А вот Пелевина читал уже давно, поскольку дружил с представителем его парижского издательства. Меня поразило сходство "99 франков" и "Поколения П". Что интересно: я француз, критикую общество потребления, но я-то вырос внутри него. Гораздо сложнее критиковать общество потребления, когда ты русский, когда твое взросление происходило при тотальном дефиците. Пелевин был одним из первых в России, кто решился сказать, что коммунизм это, конечно, ужасно, но смотрите: капитализм ничем не лучше!

Многие герои ваших романов погибают. Вы боитесь смерти?
Я часто представляю себе свою смерть и заставляю своих персонажей умирать вместо себя. То они кончают с собой, то погибают в результате несчастного случая, то их убивают. Писатель имеет преимущество перед другими людьми: он может умирать в своих книгах, а потом снова возвращаться к жизни. Я сильнее самого Иисуса Христа: он воскрес только один раз, а я это делаю каждые три года!

Недавно был составлен список гениев ХХ века. Кого бы вы хотели видеть в нем на первом месте?
Себя, конечно! На самом деле, самым великим из ныне живущих писателей я считал Нормана Мейлера, но он на днях умер. Теперь я считаю таковым Филипа Рота.

Фредерик, в Москве вы пили водку, а что предпочли пить в Киеве?
Чего я тут только не пил! Вино, водку, шампанское, виски и, в конечном счете, аспирин. Этот коктейль я никому не посоветую.

Не мешает ли алкоголь писать?
Наоборот! Чарльз Буковски – один из самых великих писателей ХХ века. Я обожаю "Москву на водке" (французское название поэмы Венедикта Ерофеева "Москва – Петушки" – Фокус). Лучшая в мире проза – пьяная. Когда вы пьяны, к вам приходят самые прекрасные образы.

В оригинале название вашей книги звучит как "Извините, помогите". В Киеве вы публично просили прощения у читателей. За что?
Я всегда прошу людей простить меня. Я живу сумасшедшей жизнью и не могу ничего изменить. Я пытаюсь, делаю все, что в моих силах, но мало что получается. Это обидно: люди читают мои книги, но продолжают жить, как раньше. Эта планета погибнет, и виноваты будем мы с вами.

Вы многое повидали. Чем вас еще можно удивить?
Я удивляюсь каждый раз, когда просыпаюсь и обнаруживаю, что еще жив.

Правда, что у вас достаточно сложное отношение к религии?
Я часто видел людей, которые начинают верить в Бога, потому что боятся смерти. А еще бывает, когда не находишь любви у женщины, ищешь ее у Бога. Бог – это антидепрессант. Когда мне плохо, я думаю о Боге и полагаю, что в этом есть какой-то смысл.

Давайте напрямую. Скажите наконец людям правду: вы в Бога верите?
После того, что люди для него сделали, Бог мог бы составить себе труд существовать.