Петровский. Флюгер большевизма

Советская власть любила переименовывать города и исторические районы, заводы, улицы и парки в честь своих лидеров. Особенно модным это было в 1920–1930-е годы. В те времена киевская Демиевка была названа в честь вождя всех времен и народов Сталинкой. Шулявка стала Раковкой – так пытались увековечить первого главу советского правительства Украины Христиана Раковского. А именем председателя Всеукраинского Центрального исполнительного комитета (ВУЦИК) Петровского назвали не только железнодорожную станцию, но и сердце города – знаменитый Подол.

В 1922 году металлургический Брянский завод в Екатеринославе тоже стал "Петровкой", тем более что предлог был по тем временам весомый: именно здесь когда-то начинал свой рабочий путь председатель ВУЦИК. На этом прославление Петровского не закончилось, и в июне 1926 года на заседании III окружного съезда советов было принято решение ходатайствовать перед центральным правительством о переименовании всего города и станции Екатеринослав в Днепропетровск. Судьбоносное для города заседание проходило в тогдашнем Зимнем театре (теперь – театр русской драмы им. Горького). Петровский лично присутствовал на съезде. Как гласит советское предание, скромный партийный вождь такой чести не обрадовался: "Не могли придумать городу другое название, спросили бы у меня. Я бы вам подсказал – этому городу очень подошло бы название Красноднепровск".

Сокращение населения Украины с 1930 по 1933 гг.

От слесаря до старосты
Будущий председатель ВУЦИК родился 23 января 1878 года в селе Печенеги Волчанского уезда Харьковской губернии в семье портного и прачки. Отец умер рано, и мать с тремя детьми переехала в Харьков в поисках лучшей жизни. Вскоре Григорий поступил в Харьковскую духовную семинарию, однако окончить ее не смог. Через два с половиной года он был отчислен за то, что не доплатил за учебу всего-то 5 рублей. Потеряв возможность получить образование, будущий революционер с 12 лет вынужден был работать. Начало его трудовой биографии было положено в кузнечной мастерской Курско-Харьковско-Севастопольской железной дороги в Харькове (странно, что ее впоследствии не переименовали). Здесь Петровский овладел слесарным делом. Правда, его вскоре уволили по причине несовершеннолетия.

В поисках лучшей доли Григорий перебрался к брату в Екатеринослав. Здесь он почти сразу устроился в телеграфные железнодорожные мастерские, но статус ученика не давал возможности получать зарплату. Только через год брат помог ему устроиться на крупнейший в городе Брянский завод, сейчас, естественно, носящий имя Петровского.

На заводе шестнадцатилетний Гриша вступает в подпольный заводской рабочий кружок и делает свои первые шаги на революционном поприще. А спустя три года уже и сам основывает "Екатеринославский союз борьбы за освобождение рабочего класса", который впоследствии вливается в Российскую социал-демократическую рабочую партию. Когда в 1903 году партия раскололась на меньшевиков и большевиков, Петровский поддержал последних. И с этого момента его политическая карьера стремительно пошла вверх. Через два года он уже был секретарем Екатеринославского совета рабочих депутатов. Правда, летом 1906 года ему пришлось эмигрировать в Германию, но уже осенью он вернулся. Этот эпизод в его биографии упоминается вскользь, но можно предположить, что среди причин, заставивших его вернуться, было банальное незнание языка: его более образованные соратники по партии оставались за границей годами.

Как бы то ни было, самоотверженность Петровского была вознаграждена. Через шесть лет он возглавил большевицкую фракцию в Государственном Совете Екатеринославской губернии, где активно пропагандировал идеи коммунизма. Реакция властей была молниеносной: всю фракцию вместе с лидером арестовали и сослали в пожизненную ссылку в Туруханский край. Впрочем, и в этот раз худо без добра не обошлось: здесь же мотал срок и Иосиф Сталин.

После февральской революции 1917 года уже известный в большевицких кругах Петровский снова оказался в родных краях. ЦК РСДРП(б) направил его в Украину для борьбы с Центральной Радой. Никита Хрущев вспоминал: "Я много наслышался о Петровском еще до революции. Ведь Петровский был избран в Государственную Думу от Екатеринославской губернии. За него голосовали рабочие Донбасса и Екатеринослава. Однажды до революции я был приглашен на собрание – воскресную сходку в степной балке; там должен был выступать Петровский. Я пошел, но сходка не состоялась. Полиция пронюхала о ней, и сочли, что не следует собираться. В Донбассе очень многое было связано с именем Петровского. Рудники, на которых я был секретарем райкома партии в 1925–1926 годах, назывались Петровскими. Они и сейчас так называются. Как раз в районе этих шахт тогда намечалась в степи сходка".

Антикулак
В 1919 году Петровского за былые заслуги перед партией на III Всеукраинском съезде Советов избрали председателем ВУЦИК – Всеукраинского центрального исполнительного комитета. В народе эту должность ласково называли "всеукраинский староста". Формально Петровский обязан был санкционировать все, что происходило в республике, – от строительства промышленных гигантов до принудительной коллективизации. Впрочем, справедливости ради нужно отметить: в значительной мере этот пост являлся декоративным. А сам Петровский успешно исполнял роль флюгера. Всеукраинский староста беспрекословно поддерживал ту часть партийного государственного аппарата УССР, которая, ориентируясь на Москву, полностью отбрасывала идеи украинских национал-коммунистов о возможности существования украинской советской государственности. Представляя Украину в составе комиссии по подготовке союзного договора, был рьяным сторонником проекта Сталина о вхождении формально независимых советских республик в состав СССР на якобы автономных правах. Более того, в 1923 году во время подготовки конституции Советского Союза он решительно выступил против строительства союзного государства на принципах конфедерации.

Особенно проявил себя Петровский в годы коллективизации, когда руководил работой комбедов. "Рост и укрепление колхозов, проведение сплошной коллективизации сельского хозяйства в большинстве районов, организация МТС, а главное, политотделов, куда подбирались лучшие боевые большевики, чтобы поднять сельское хозяйство на высоту требований нашей социалистической стройки, ликвидация кулачества в корне изменили лицо села, значительно лучше и шире укрепили смычку рабочего класса с колхозниками, – говорил всеукраинский староста в своем выступлении в 1934 году. – Наши дальнейшие задачи: окончательно ликвидировать кулачье, укрепить колхозы на основе более высокой плановой работы, лучшей организации труда, установления крепкой трудовой дисциплины, добиться в колхозах более высокой урожайности. Но, приступая сейчас к практическим предложениям, нужно прямо сказать, товарищи, что наркомбедовская система не оказалась на высоте тех задач, которые стояли перед партией в деле укрепления колхозного строя".

Зато на высоте оказался Григорий Иванович. Он весьма преуспел в стремлении окончательно "ликвидировать кулачье" на Украине. В результате такой борьбы более 352 тыс. крестьянских хозяйств было разорено. На имя Петровского тысячами приходили письма от крестьян с просьбами помочь в их горе. Так, весной 1932 года колхозника Ярослава Ефросинина лишили заработанного на трудодни хлеба. Его было мало, поэтому хлебозаготовительные комиссары забрали все, вплоть до дома. Он спрашивал Петровского: "Правильно меня раскулачили или нет, я имел пять душ семьи и 700 трудодней". Впрочем, председатель ВУЦИК был слишком занят укреплением колхозного строя, чтобы обращать внимание на подобные жалобы. Украинский историк Владимир Сергийчук пишет, что в годы Голодомора 1932–1933 гг. всеукраинский староста успокаивал себя и своих приближенных тем, что при "царской власти такая беда приводила к еще большей смертности сельского населения". Куда уж больше, если голод унес, по разным оценкам, от 2 до 6  млн. жизней.

Церковный грабеж
Петровский припомнил церкви те пять рублей. В марте 1922 года он вместе с секретарем ВУЦИК Андреем Ивановым подписал постановление "О передаче церковных ценностей в фонд помощи голодающим" ввиду "неотложной необходимости спешно мобилизовать все ресурсы страны, могущие послужить средством борьбы с голодом (1921–1923 гг.) и для обсеменения полей".

Как отмечает историк Александр Анисимов, согласно этому драконовскому документу местным властям предписывалось в течение одного месяца "изъять из церковного имущества как переданные в пользование группам верующих всех религий по описи и договору, так и не переданные им еще по договору все драгоценные предметы из платины, золота, серебра, драгоценных камней, слоновой кости". Сокрытие же оных ценностей трактовалось как "растрата достояния УССР". Хотя верующие приняли постановление без энтузиазма, но, осознавая, что второразрядные ценности помогут спасти жизни соотечественников, пошли на сотрудничество с властями.

Однако вскоре выяснилось, что немало изъятых ценностей осело в частных коллекциях власть имущих. Кроме того, купленное зерно так и не было передано голодающим Украины. Это спровоцировало взрыв народного возмущения вплоть до вооруженного сопротивления. Жестоко, впрочем, подавленного. Кстати, украинский документ был лишь копией российского. Подобный декрет – постановление ВЦИК с практически идентичным текстом – был подписан всесоюзным старостой Михаилом Калининым 23 февраля того же 1922 года.

Всего за несколько месяцев реквизиции церковных ценностей в Украине государство (причем РСФСР, а не Украинская республика) получило 3 пуда, 3 фунта и 75 золотников золота, 3 тысячи 105 пудов серебра, 125 рублей золотом и 8 тысяч 615 рублей серебром, 858 бриллиантов (общий вес – 1469 карат). Собранные ценности оценили в 834 тысячи рублей золотом. Сумма приличная, но данные, вероятно, были занижены в несколько раз. В одной только Киево-Печерской лавре большевики изъяли ценности, с трудом уместившиеся в нескольких полуторках. Достаточно сказать, что всего одна святыня православия – чудотворная икона Успения Божьей Матери (византийского письма, в золотом окладе, усеянном бриллиантами) – была продана в Германию за сто вагонов зерна. Возможно, именно за это Григорию Ивановичу и установили в Киеве неподалеку от Европейской площади памятник, где он стоит до сих пор.

Мавр сделал свое дело
В годы репрессий Сталин отблагодарил за проделанную работу всеукраинского старосту по-своему. Два его сына и зять на себе ощутили все прелести сталинской карательной машины – НКВД. В 1938 году арестовали его старшего сына Петра, работавшего редактором в газете "Ленинградская правда", а в 1941-м расстреляли как врага народа. Годом ранее был расстрелян зять Петровского Юрий Коцюбинский, сын известного украинского писателя.

Младшего сына Леонида, генерал-лейтенанта, служившего в Красной Армии с самого ее основания, лишили партбилета и уволили (правда, когда пик репрессий прошел, ему удалось восстановиться и даже получить повышение по службе. В начале войны он погиб на Западном фронте).

Самого всеукраинского старосту в 1938 году сняли с должности и отозвали в Москву. Петровский прекрасно понимал, чем ему грозит такая перестановка. Хрущев в своих мемуарах писал: "Позднее Сталин сообщил, что Григория Ивановича отзывают в Москву. Проводы были не такими, какие нужны были бы согласно положению. Формальные состоялись проводы. Мне потом рассказывали чекисты, что он всю дорогу очень волновался, особенно подъезжая к Москве, – видимо, ожидал ареста". Переживания, впрочем, оказались безосновательными. Петровского даже повысили в должности. Правда, новое назначение было таким же техническим – "вождь всех времен и народов" пожаловал ему пост заместителя председателя Президиума Верховного Совета СССР. Однако привыкнуть к должности он не успел: уже в 1940 году карьерный взлет отставного старосты прекратился окончательно: его назначили заместителем директора Музея революции СССР. Увы, выставки, посвященной деяниям самого Петровского, там не было.