Пусть идут. Почему вредно бояться иного

В Украине становится хорошей традицией раз в год обсуждать перспективу столичного гей-прайда. Обсуждать — это всегда хорошо, гораздо лучше, чем молча исступленно бить. С одной стороны, грустно, что тут еще нужно что-то обсуждать. Все равно что разводить дискуссию о том, мыть ли руки перед едой или достаточно вытереть о штаны. С другой — это, несомненно, само по себе свидетельство прогресса: мытье уже рассматривается как опция.

Несмотря на убедительную демонстрацию воли украинского общества к развитию, которая контрастно выделяется на фоне пугливого отказа от развития обществом российским, по большей части украинцы весьма консервативны. Собственно, одно то, что немалая часть наших граждан весной 2014 года захотела стать гражданами России и тем самым как бы вернуться в Советский Союз, свидетельствует о том, насколько пугающей для них оказалась перспектива изменений. Не все стали, некоторые передумали, но образ-то мышления и мироощущение остались, влияя на среднюю температуру по палате.

В то же время желание погонять гендерно чуждый элемент высказывают как раз не здешние пророссийские товарищи, а записные украинские патриоты, обладатели острого чувства крови и почвы, то есть самого что ни на есть архаичного комплекса символов и эмоций. Сама мысль, что патриотизм — это не только хорошо, но в некоторых незрелых формах еще и вредно, пока не повсеместно очевидна, особенно на фоне противостояния с Россией. Однако неудовольствие "Гейропой" буквально роднит носителей фобий по обе стороны фронта, что заставляет задуматься тех, кто еще не задумывался.

Совковый и этнический традиционализм — две стороны одной медали, которую носят те, кому тяжело мириться с иным и иными. Это своего рода моральное гопничество: цепляться к другим, чьи жизненные нормы кажутся "на раене" вызывающими. Причем такое цепляние и последующий мордобой выступают в качестве настоящего духовного подвига: отстояли скрепы, порадовали дедов и Боженьку. Они всегда лучше Него знают, что Ему надо.

Несколько дней назад прихожане Кельнского собора обнаружили пропажу реликвии — кусочка ткани с каплей крови папы Иоанна Павла II. Это якобы часть сутаны, которая была на понтифике в тот момент, когда в него в 1981 году стрелял Али Мехмет Агджа. Очевидно, если исключить хулиганов, такую кражу мог осуществить кто-то очень набожный, захотевший иметь реликвию только для себя, в надежде, что индивидуальное обладание усилит все сакральные эффекты и сфокусирует их на нем, на воре.

Вот такое стремление заполучить Бога только для себя или Украину исключительно для себе подобных в своей основе имеет очень мало с благочестием и с любовью к Родине. За этим кроется боязнь мира во всем его многообразии, страх перед его вызовами, желание спрятаться в привычном, объявив его единственно правильным и освященным свыше. Это в чистом виде трусость перед неопределенным и непонятным будущим. Забавно, что трусость такого рода защищена механизмами гордости собой и даже требованиями особых преференций.

Адепты Совка или "України калинової" не составляют у нас большинства, но есть ведь еще множество переходных типов, не столь крайних, но тоже вполне консервативных, когда можно говорить уже не о трусости, а, скажем, об осторожности. И в этом не было бы ничего страшного — в конце концов, тоже проявление замечательного общественного разнообразия, если бы только социальная осторожность, спасительная в другое время, сейчас не играла по-настоящему реакционной, губительной роли. Украине нынче противопоказано бояться.

И слишком много перед страной настоящих, на уровне жизни и смерти, проблем, чтобы еще тратить драгоценные силы и время на войну со своими внутренними чертями.