Гурам, писатель от Бога. Откуда в Грузии взялся абсолютный моральный авторитет

От памятника Бараташвили до Концертного зала Тбилиси ехать всего ничего, до площади Свободы, а там в конец проспекта Руставели, но таксист запросил десять лари, это гривен 110 на наши, многовато. А все потому, что говорили мы с ним по-русски. Как еще говорить в Тбилиси, если ты не знаешь грузинского?

Пока ехали, водитель, радуясь удачной сделке с россиянами, за которых он нас, очевидно, принял, рассказывал, как накануне возил приезжих из Новосибирска по Грузии. Позже из нашего разговора стало ясно, что перед ним киевляне. Когда приехали, Николаз — таксиста звали как поэта Бараташвили — сказал, что в Грузии и в Украине обязательно все будет хорошо, и категорически отказался брать деньги.

Спешили мы на музыкальную драму композитора Зазы Марджанишвили по мотивам романа живого классика грузинской литературы Гурама Дочанишвили "Облачение первое". Поскольку нас, гостей, пригласила семья великого писателя, отказываться было нехорошо, хотя незнание языка сильно смущало. Дело в том, что жанр представления даже трудно определить. Два драматических актера читают со сцены текст романа, звучит удивительной красоты музыка, которая то уходит в симфонические глубины, то вдруг переходит на вполне эстрадные ритмы. Вот рисует эпическую картину хор, а тут, пожалуйста, вполне опереточная песня, конечно, о любви. Заза Марджанишвили много лет работал в Америке, сочинял в Голливуде музыку к кино, и это чувствуется, ему нравится нравиться каждым аккордом.

Но слова, увы, нам оказались недоступны. Тем интереснее было вглядываться в лица зрителей, реагировавших на все смысловые нюансы. Очень много молодежи и та самая знаменитая тбилисская творческая интеллигенция. Мы только и знали, что роман, написанный еще в 70-е, рассказывает о юноше, который отправился искать город красоты, а по ходу встретил и любовь, и смерть, познал Добро и Зло, такая одиссея с мощными библейскими мотивами. Кстати, удивительно было увидеть в зале много монахов и монахинь, как и лиц высокого духовного сана: по сюжету хватало эпизодов самой обыкновенной земной любви. А после окончания к зрителям, авторам и исполнителям обратился сам епископ. Поднялся на сцену под овации и еще один святой человек — сам Гурам Дочанашвили.

"Грузины! Никто нас не защитит, кроме нас самих. Мы должны обрести свободу в борьбе! Наш пламенный привет героическому венгерскому народу! Пусть его героизм станет примером для всех порабощенных народов! Руки прочь от Венгрии! Смерть оккупантам и их вооруженным бандам, испачкавшим свои руки в крови нашего народа!" Это отрывок из первого текста, пошедшего в массы от Дочанашвили. Правда, он был не единственным автором. Листовки, расклеенные по Тбилиси 2 декабря 1956 года, подготовила группа старшеклассников из девяти человек, среди которых был и сын выдающегося деятеля грузинской литературы Константина Гамсахурдиа — Звиад. КГБ быстро вышел на след ребят, Гамсахурдиа дали пять лет, Дочанашвили — три года. Несколькими годами ранее пришлось бы дорого заплатить, а тут удалось в конце концов отделаться условным сроком.

В 60-е историк и археолог Гурам Дочанишвили посвятил себя литературе и больше ей не изменил никогда. Даже когда он руководил знаменитой киностудией "Грузия-фильм", это было о литературе. У него есть рассказ "Человек, который страсть как любил литературу" — в общем, про себя. "Хотя в доме у нас нет центрального отопления, тем не менее условия у меня самые наилучшие… У меня дома имеется два огромных книжных шкафа, полки, удобное кресло и торшер — над самым плечом лампочка". И до сих пор, несмотря на удивительные славу и почет, писатель действительно живет среди старых полок с книгами в многоквартирном доме, который носит все следы жутких грузинских 90-х. Даже признаки излишнего комфорта Гурам отрицает, порой просто агрессивно, деньги у него не задерживаются, он все раздает, пишет и стучит на печатной машинке в окружении книг и рукописей, а его покой от непрерывного потока посетителей охраняет Натела — верная и строгая жена.

Люди порой просто просят дать им возможность прикоснуться к этому удивительному человеку или молча на него посмотреть. Бывает, от доброты душевной приносят подарки. По подъездной лестнице как-то лилась река вина: Натела столкнула двадцатилитровую бутыль вниз. Очень хорошее вино, да только надолго выключило бы классика из реальности.

В церкви, которой он с годами стал уделять все больше времени, для Дочанашвили из глубокого уважения ставят стул: в 1996 году он повредил ногу, стоять тяжело. Раньше, когда писатель заканчивал книгу, он от радости делал кульбит. Кульбиты остались в прошлом, хотя он, смеясь, говорит, что больная нога позволила больше времени уделять работе.

Гурам Дочанашвили, к большому сожалению, не очень хорошо известен за границами Грузии. При Союзе его, невыездного, не очень издавали, он был абсолютно чужд социалистическому реализму, придя к тому, что называют реализмом магическим, задолго до Маркеса, а те переводы, которые появлялись, часто сопровождались вычеркиванием целых "неудобных" страниц. Пишет он сложно, огромный роман "Глыба церковная" 2003 года, например, полон изобретательных языковых игр, когда даже суффиксы с префиксами могут оказаться не на своих местах, характерно для Гурама множество отсылок к другим литературным произведениям. Перевод такой вещи — работа не намного легче, чем ее написание. В 2014 году Дочанашвили подали на Нобелевскую премию в области литературы, но без массива переводов поди докажи иностранцам уровень этой творческой глыбы.

С грузинскими лидерами он лично хорошо знаком. Я уже упоминал Звиада Гамсахурдиа, с которым он вместе вырос и попал на скамью подсудимых. Правда, потом по какой-то причине они перестали общаться, Гурам не говорит, оставляет свои выводы себе. Другой грузинский президент, Михеил Саакашвили, не забывал поздравлять его с днями рождения. Рассказывают историю, как готовилось такое поздравление: спецслужбы перекрыли и обыскали район, какой-то перепуганный и что-то напутавший чин из мэрии позвонил в квартиру писателя и спросил: "Где покойник?" А когда Миша, презрев лифт, взбежал на высокий этаж, охрана с недоумением рассматривала странную банку в руках Дочанашвили, которого Натела едва уговорила переодеться по такому случаю. А что в банке странного? Обыкновенная стеклянная банка, удобно бычки от папирос в ней держать.

Поскольку в сверхскромной гостиной писателя стол отсутствует, президент сунул подарок между книг в книжном шкафу. В одном из рассказов Гурам писал о прекрасной Флоренции, где ему не суждено побывать, так Саакашвили подарил пять билетов на самолет во Флоренцию. Почему пять? Ну, писателю, его жене и семье дочери: что за отдых в Италии, если Гурам будет беспокоиться, как там его родные дома?

Я попытался спросить у него, почему у Миши не очень складывается в Украине, Дочанашвили тактично избежал ответа. Он и о Бидзине Иванишвили, сверхвлиятельном олигархе, старается плохо не говорить, тот тоже когда-то помог его семье. Про политику писатель сказал когда-то просто: "Чтобы человек занялся политикой, он должен оторваться от своего дела. А мне лучше мое дело".

Один из его литературных героев говорил: "Сынок, в устах человека моих лет и ложь сходит за правду, неужто не можешь поверить, когда правду говорю? Все будет в порядке — вот я и вот мое слово". Вот Гурам Дочанашвили и вот его слово. Один в один сходится с теми словами, что нам говорил таксист Николоз, который отказался брать деньги у украинских гостей.