Сербский медиаэксперт: "В том, как работают российская и украинская пропаганды, нет ничего нового"

Фото: mc.rs
Фото: mc.rs

Когда начинается война, все ограничивается черно-белой картинкой друга и врага. Чем сложнее ситуация, тем меньше люди готовы признавать, что враг имеет право на существование

Душан Релжич был одним из редакторов независимого сербского журнала Vreme в те дни, когда страны бывшей Югославии воевали между собой. Сейчас он изучает особенности работы СМИ во время военных конфликтов и возглавляет офис немецкого Фонда науки и политики в Брюсселе. Релжич рассказал Фокусу, как медиа становятся заложниками политиков во время войны, и почему нынешние украинские и российские журналисты мало чем отличаются от своих хорватских и сербских коллег 1990-х годов.

Какие ассоциации с югославским конфликтом возникают у вас, глядя на то, как нынешнюю войну на востоке Украины освещают украинские и российские журналисты?

– В ситуации конфликтов и войн структуры коммуникаций за последние двадцать столетий особо не изменились. Когда начинается война, все ограничивается черно-белой картинкой друга и врага. Чем сложнее ситуация, тем меньше люди готовы признавать, что враг имеет право на существование. Поэтому присутствие пропаганды в российских и украинских СМИ – всего лишь естественное следствие военной ситуации.

У вас нет ощущения, что именно СМИ виновны в той ситуации, которая сложилась в отношениях между Россией и Украиной?

– Медиа не контролируют политику. Наоборот, это политика контролирует СМИ. Даже если газета или телеканал частные, они принадлежат людям, которые имеют свои собственные интересы. Только если медиа действительно автономны с политической и экономической точки зрения, они могут иметь определенную долю свободы. Но этот вариант сложно себе представить. Такое, пожалуй, возможно только в очень развитых демократиях Запада, где есть традиция общественного вещания. Правда, мы хорошо помним, как вели себя во время войны в Ираке американские СМИ. Когда ситуация достигает определенной точки эскалации, медиа загоняются в угол, в котором они вынуждены работать в пользу власть имущих.

И что же, по-вашему, должен сделать журналист, который не хочет жертвовать профессиональными стандартами в угоду пропаганде?

– Я не уверен, что у журналистов здесь есть по-настоящему свободный выбор. Журналистика всегда зависит от экономических условий, политической системы, от самого общества. От того, например, насколько оно готово критически воспринимать информацию. Люди не всегда хотят, чтобы им подавали противоположную точку зрения. Когда в разгар югославской войны мы решили издавать журнал Vreme, первый номер его состоял исключительно из фактов. Мы хотели, чтобы наши читатели получали только объективную информацию и сами делали выводы. В результате его просто никто не покупал – первый тираж потом еще долгое время валялся в редакции.

И все же, как должен поступать журналист?

– Это личный этический выбор, готов ли журналист поддерживать линию пропаганды. Очень часто в такой ситуации профессионал просто вынужден покидать профессию. Журналисты тоже являются частью политического класса, и они не могут жить так, будто окружающей действительности вовсе не существует.

В Украине распространено мнение, что вина за слишком мягкую позицию западных политиков в отношении российской агрессии, их запоздалые санкции лежит на зарубежных СМИ. Дескать, они были недостаточно критичны в отношении России. Западные журналисты действительно обладают такой властью над политиками?

– Это представление, которое не имеет ничего общего с реальностью. То, что политики принимают свои решения, руководствуясь сообщениями газет и телеканалов в своей стране, – миф. Конечно, общественное мнение может влиять на решения политиков. Но в конечном итоге решающее значение имеет та информация, которую политики получают от посольств, разведки и аналитиков. И подход к проблеме у них намного более сложный, чем у журналиста самой серьезной газеты.

Разве мнение граждан конкретной страны не может влиять на решения, принимаемые политиками? Ситуация со сбитым Боингом рейса MH-17 в этом смысле очень показательна.

– Всегда есть моменты, которые, как кажется, приводят к качественным изменениям. Но я бы не преувеличивал их реального значения. Хочу напомнить, что во время войны в Ираке американцы сбили иранский пассажирский самолет, где также было около 300 пассажиров. Но это не повлияло на ход войны существенным образом. Потому что медиа и общество рассматривали произошедшее несколько в другом контексте. Всегда нужно говорить о конкретной ситуации и условиях, в которой мы рассматриваем данные события.