Музыка Прокофьева. Как и зачем "киборги" воюют за донецкий аэропорт

Ежедневно сепаратисты обрушивают на них тонны металла, расстреливая из "Градов", ствольной артиллерии и минометов. Донецкий аэропорт имени Прокофьева стал Брестской крепостью нового времени

Маршал-летописец

Они приехали в Киев прямо оттуда. В одном из столичных ресторанов их искупали в овациях, засыпали цветами и подарками, с ними фотографировались и записывали видео, мужчины благодарно жали им руки, женщины целовали. Среди других выделялся высокий светлобородый боец — командир роты Николаевской аэромобильной бригады по прозвищу Маршал, автор хлестких постов в Facebook. В его записях — вся история войны. Он рассказывает о ней спокойно, без пафоса, без истерик "Нас сливают!", без ненависти к врагам.

"Уже три дня как мы пытаемся полностью прекратить огонь. И этого тоже хотят сепары с востока, но, с..., две банды Гиви и Моторолы никак не могут успокоиться. Этих дураков уже никто не поддерживает, они даже периодически воюют с батальоном "Восток" прям в Донецке… Не знаю, как Моторола, но Гиви никогда в боях не участвовал, только сидит и трындит, и людей на смерть отправляет пачками. Боевик хренов! За два дня у них потери около 20 человек, а у нас двое раненых. Слава Украине!"

"Я просто хочу жить, работать, иметь свое жилье и достойную зарплату, путешествовать по миру — раз в год, во время своего отпуска. И чтоб семья была счастлива и ни в чем не нуждалась. И этого хотят все люди, наши люди, украинцы! И дай Бог, чтобы так все и было у каждой семьи и каждого человека. И так будет. Я верю в это! И еще… подтяните сопли, у кого они висят!"

Не было бы счастья

Как и все бойцы в зоне АТО, Маршал не любит личных вопросов. Любопытство на войне — смертный грех. Но какие-то подробности о его довоенной жизни все же удается узнать.

Сейчас ему 28. В старших классах решил стать военным и сразу после школы подал документы на аэромобильный факультет Одесского института Сухопутных войск. После получения диплома попал по распределению в 79-ю Николаевскую аэромобильную бригаду.

— Когда поступал в институт, еще была надежда, что военные станут уважаемыми и небедными людьми, как это было при Союзе, — рассказывает Маршал. — Вместо этого я застал постепенное и планомерное уничтожение армии. Два года назад написал рапорт на увольнение. Не мог спокойно на все это смотреть. Но друзья, сослуживцы отговорили меня. А потом началась война.

Fullscreen

Бойцу трудно привыкнуть к мирной жизни после восьми месяцев войны

На войне Маршал нашел то, что искал в армии: едва ли кто-нибудь сейчас пользуется в стране большим уважением, чем десантники. Десантные части стали обеспечивать, как не обеспечивали за все время независимости.

— Стыдно признаться, но у меня, взрослого мужика, ничего нет, кроме любви к Родине, — говорит Маршал. — Ни машины, ни квартиры — я снимаю жилье. Единственное, чем разжился за время службы, это неплохая экипировка, которую покупал за свои деньги. Так получилось, что государство не дало мне ничего, кроме хорошей военной подготовки. А я теперь ради этого государства рискую жизнью и здоровьем. Но я уверен, что все это не напрасно.

До войны Маршал мечтал участвовать в международных соревнованиях по стрельбе. Сейчас он гордится тем, что хорошо стреляет "из всего". На армейских соревнованиях по биатлону выбивал 95 очков из ста.

— Я бы после войны хотел пострелять на Олимпиаде, — застенчиво улыбается Маршал. — Может, подскажете, к кому обратиться, чтобы пройти отбор.

Война по-взрослому

Сейчас Маршал защищает главную украинскую цитадель — донецкий аэропорт. Он вернется туда через несколько дней.

— Неделю отработали без погибших, — отвечает боец на мой тревожный вопрос "Как там?". — В таких условиях человеку долго находиться нельзя: мозги превращаются в желе. Ведь спать в аэропорту почти невозможно, мыться негде. Еда есть, но всегда идут какие-то "замесы", так что не до еды.

Узнав о моей профессии, Маршал хмурится.

— Не пишите, пожалуйста, бред. Что в аэропорту накрыло роту, что погибло аэромобильное подразделение. Что нас окружили. Такие сообщения больше всего действуют на нервы. Что особенного в том, что окружили? Мы с ребятами были в окружении в Дьяково, в секторе "Д". И ничего — вышли. Да, в аэропорту все серьезно, есть раненые и убитые. Но их немного. У противника потери гораздо больше, хотя бы потому, что нападать сложнее, чем обороняться.

Еще Маршала возмущают сообщения о том, что украинская армия стреляет по мирному населению.

— Когда в Дьяково стояли, мы видели, как через Дибровку ходят российские танки, — говорит он. — Мы могли бы их сжечь, но не делали этого, потому что в селе были мирные жители. Четыре дня назад приезжала ОБСЕ на ту сторону. Стрельба по аэропорту прекратилась, мы сидели, наслаждаясь покоем, "носочки перебирали". Вдруг рядом — выстрелы из гранатомета. Не по нам. Смотрим, а это их "бобер" метрах в двухстах палит по городу. Европейцам, конечно, скажут, смотрите, как подлые укропы стреляют по Донецку во время перемирия. А люди, у которых погибнут родные, будут нас проклинать. Хотя мы здесь ни при чем.

Fullscreen

Ежедневно аэропорт обстреливают из тяжелых орудий и реактивной артиллерии

Маршал не склонен драматизировать или романтизировать войну. Для него это тяжелая, неприятная и опасная работа, которую он должен выполнять.

— Если бы сепары не стреляли, в аэропорту давно все было бы спокойно, — рассказывает он. — Мы стреляем в ответ, да и то не всегда. Вот сидим в бункере чаек пьем. И тут начинается "музыка Прокофьева" (аэропорт носит имя композитора Сергея Прокофьева. — Фокус): сначала по окнам бьют пулеметы, потом подключаются станковые гранатометы, зенитки, затем уже валят из реактивных противотанковых гранатометов, из минометов. Мы ждем, может, этот концерт сам собой прекратится. Но когда чувствуем, что сепары вконец охренели, просим у командования разрешения на ответный огонь. И тогда уж изо всех стволов от души "насыпаем". После наших ответок сепары собирают своих по кускам, звонят на номер координационного центра, просят прекратить огонь. А потом перегруппировываются и снова атакуют. Не могу понять, чем мотивированы люди, называющие себя защитниками Донбасса. Закопай ты этот автомат, уйди в Россию и живи себе спокойно. Нет же, они бегут на нас, как бараны на убой. Убиваешь одних — присылают других. Зачем гибнут эти люди?

Мышь не проскочит

В ответ на просьбу оценить силы противника Маршал пожимает плечами:

— Набрали кого попало, посадили на танк и повезли к нам. Мы их всех вместе с танком и накрыли. Вот и вся история. За неделю, когда я был в аэропорту, не видел с их стороны профессиональных военных действий. Дебилизм сплошь и рядом. Самые отчаянные забегают на этажи полуразрушенных терминалов, вступают в прямой огневой контакт. Мы потом складываем их тела в кучу, потому что хоронить нет возможности. Тех, до кого добраться не можем, по ночам пожирают собаки — это видно в тепловизоры.

Даже без тепловизоров понятно, что Маршалу неприятно говорить обо всем этом. Он хотел бы сбросить с себя военные воспоминания так же, как сбросил провонявший потом и гарью бушлат.

— Правда, что сепаратисты захватили подвалы аэропорта?

Маршал безнадежно машет рукой.

— Да они каждый день там шляются. Пускают впереди собак, потом идут сами и снимают те растяжки, которые не сняли собаки. После взрывов орут в этих подвалах, пока их свои не заберут. Там все так заминировано, что мышь не проскочит, — спасибо, кстати, саперам. А если и проскочит, то гранатами эти подвалы элементарно забрасываются.

Fullscreen

Таким стал новый терминал донецкого аэропорта, на строительство которого потрачено почти три миллиарда гривен

По словам бойца, теперь сепаратисты не идут в лобовые атаки, а работают артиллерией — издалека. Украинским военным — от Правого сектора до танкистов и саперов — удалось наладить идеальное боевое взаимодействие. Можно было бы и самим пойти в атаку, выбить противника с позиций, откуда они обстреливают украинскую армию. Но это будет непросто, потому что в Донецке много гражданских, которые "мешают работать и вечно лезут, куда не надо". К тому же прежде чем наступать, в штабе должны детально разработать план спецоперации.

Дан приказ

— Правда ли, что в аэропорту много укрытий, где можно спрятаться даже от реактивной артиллерии? — спрашиваю я, видя, что Маршал собирается закончить разговор.

Накрытые столы с белыми скатертями явно привлекают его больше, чем рассказы о войне. За восемь месяцев боевых действий он был в отпуске пятнадцать дней.

— Да нет там ничего такого, — миролюбиво отводя мою руку с диктофоном, отвечает Маршал. — Самое обычное место. Говорят, если "ДНР" захватит аэропорт, сможет принимать самолеты. Ерунда. Сейчас по взлетной полосе не то что самолет, машина не проедет. Там повсюду неразорвавшиеся снаряды от "Градов" и железа уже больше, чем бетона. Ну и все потихоньку рушится. Мы три дня назад сидели в одном укрытии. Рядом ударил снаряд, стена вылетела, бойцы разлетелись кто куда. Но никого не ранило. Мы поднялись и заделали стену как могли. Главное ведь не место для обороны, а люди. К примеру, из этого ресторана в случае чего нас было бы так же сложно выбить, как из аэропорта. Главное, чтобы боеприпасов хватало. На окна нужно кинуть мешки с песком, а вон те клумбы развернуть — вот тебе и крепость.

— Не зря вас называют киборгами, — улыбаюсь я.

— Вот только я тебя прошу: ты нас так не называй. Никакие мы не киборги, и смерти боимся, как и все. Просто если военному дают приказ держаться до конца, он должен этот приказ выполнить. А нужно это или нет, пусть думают в штабе. Ты лучше напиши, чтобы не забывали наших раненых. За день до того, как мы должны были уйти на ротацию, у одного пацана оторвало руки. Он сейчас в Днепропетровском госпитале. А вчера парню из Правого сектора оторвало руку. Кто-то должен позаботиться об этих людях и об их семьях. Нельзя бросать их так, как бросили ветеранов Афгана. Напишешь об этом?

Я обещаю написать и снова жму руку Маршала. Он, наконец, уходит к накрытым столам и овациям. Там его боевой друг, бывший театральный режиссер, а ныне ротный командир добровольческого корпуса "Правый сектор" по прозвищу Богема показывает именной пистолет, торжественно подаренный ему Александром Турчиновым. Это, говорит, наш первый законный ствол в зоне АТО.

История обороны донецкого аэропорта. Нажмите для увеличения

Fullscreen

Зачем защищать аэропорт


"В случае создания непризнанных территорий донецкий аэропорт станет серьезным опорным пунктом для прокремлевских сил. Для Украины это также важный стратегический объект. Владение аэропортом позволит создать разграничительную линию между непризнанными территориями и Украиной на более выгодных условиях. Кроме того, важно, что украинские силы обороны будут вплотную подходить к Донецку. Это беспокоит террористические группировки, управляемые Москвой. Отсюда и отчаянные попытки выбить украинских военных из аэропорта".


"Аэропорт находится в черте города, и пока в нем украинские военные, нельзя говорить о том, что Украина полностью потеряла контроль над Донецком. А представьте, какое давление оказывает на террористов наше присутствие в городе. Аэропорт ни в коем случае нельзя отдавать. Более того, было бы неплохо расширить плацдарм и сделать его менее уязвимым. Почему-то наш противник может делать подобное под городом Счастье, а мы себе в этом отказываем.

В конце концов, скажите мне, почему мы должны отдавать свою землю врагу? Аэропорт это или небольшое село, за него стоит бороться. Только в борьбе рождается настоящая сила".


"Сейчас много говорят о создании демилитаризованной 15-километровой зоны вокруг оккупированных территорий. Чем глубже она зайдет на подконтрольную украинским войскам землю, тем хуже для нас. Ведь эту фактически мертвую землю невозможно будет использовать. Поэтому отдавать новые квадратные километры нет смысла. Кроме того, аэропорт, как дом Павлова в Сталинграде, стал символом противостояния. Для Украины это дело принципа. Важно и то, что террористы хотят получить единую территорию, а Дебальцево, Счастье и донецкий аэропорт нарушают эту цельность".

Фото: Сергей Лойко, Александр Чекменев, УНИАН, АР