Всех поддерживающих "ДНР/ЛНР" надо выдавить на территорию РФ или лишить гражданства, — волонтер Роман Доник

Харьковчанин Роман Доник стал волонтером в марте 2014 года, когда в Крым вошли "зеленые человечки". "Тогда 79-я бригада в бедственном положении стояла на перешейке. Гранаты распихивали по карманам — не было ни разгрузок, ничего, — вспоминает он. — У меня айтишная фирма, обратились знакомые, предложили помочь бойцам. Один раз отправили посылку, второй, третий, съездили к ним. Потом свободные деньги закончились, начали собирать у людей".

Когда сепаратисты пытались раскачать Харьков, Доник организовывал помощь подразделению внутренних войск "Ягуар". Началась война на востоке — отправился туда, стал помогать 93-й механизированной бригаде. Потом сменил профиль: включился в борьбу с контрабандой в зоне АТО. Когда наладилась система контроля в прифронтовой полосе, снова стал больше времени уделять помощи военным.

Сколько вам еще предстоит волонтерить?

— Не знаю, такие вопросы я начинаю относить к категории философских. Работаю, пока есть необходимость. Потому что после войны будет много проблем с людьми, которые с нее вернутся. Им требуется прежде всего психологическая помощь, они продолжают воевать по ночам.

Чувствуете ли, что вам такая помощь тоже может понадобиться?

— Люди никогда не замечают, что у них есть проблемы, поэтому я объективно о себе ничего сказать не могу. Но знаю, что я один из немногих, кто еще не слетел с катушек.

Впрочем, Роман признается, что поводов для депрессии не видит. Страна пусть со скрипом, но меняется, а на войне он убедился, что главное ее богатство — люди.

Предпосылки для вербовки

Летом вы боролись с контрабандой в прифронтовой полосе. Тогда вы констатировали, что она идет на спад. Что сейчас?

— Задачу, которую нам поставили, мы выполнили. Есть мобильные группы, в которые входят волонтеры. Такого грузопотока, как раньше, уже нет, грузы чаще заходят со стороны России, с нашей стороны мы остановили процентов семьдесят потока: если раньше перли колоннами, сейчас это единичные машины. Это уже оперативная работа: есть свои осведомители, своя агентурная сеть, на контрабандистов устраивают засады.

"Блуждающий танк", уничтожавший фуры с товаром, с лета не появлялся?

— По крайней мере, ничего не было слышно о его жертвах.

Можете назвать объемы контрабанды в зоне АТО?

— Посчитать невозможно, потому что мы не знаем, кто и сколько отсюда отправлял и там принимал, это вообще неконтролируемо. Самый большой объем, который выявляли летом, еще до создания мобильных групп, — порядка 150 фур, они ждали отправки, открытия коридора. Сейчас все стараются возить товары по документам, часто поддельным.

Есть же предприятия, которые имеют право официально торговать с территориями, подконтрольными сепаратистам.

— В этом все и дело. Если бы у нас была полностью перекрыта граница, можно было бы всех торбить, а так они ездят по документам, у многих их два комплекта, а для работы с ними нужны фискалы, люди, которые в этом понимают. Была еще и такая проблема: у водителя есть документы до серой зоны, какого-то села, которое официально считается нашим. В селе живет 150 человек, есть магазинчик, а в него по документам везут фуру водки, юридически к этому не подкопаться. Но сейчас с этим как-то справились, по крайней мере так нагло туда больше не возят.

Как выглядит схема? Вот кто-то загрузил машину товаром, хочет переправить ее на ту сторону. Что он делает, с кем-то договаривается на блокпостах?

— Едут и через блокпосты, и объезжают их. У нас не было задачи устроить голод в Донецке или Луганске. Основная беда — коррупция: каждая фура на каждом блокпосту оставляла деньги. Это подрывает обороноспособность армии, потому что человек, который постоянно берет деньги, становится чуть ли не бизнес-партнером контрабандистов, надежность таких людей под большим вопросом. Наверняка та сторона фиксировала моменты передачи денег, еще что-то, это предпосылки для вербовки агентуры.

Это, к сожалению, до сих пор продолжается. В армии у нас по-прежнему есть проблема пьянства, есть бардак, создаются новые бригады, в которые сбрасывают весь, скажем так, мусор из действующих бригад. Кардинально ничего не изменилось. Есть, например, контрольно-пропускные пункты въезда-выезда, где создаются многокилометровые очереди, а люди платят от 200 до 500 гривен, чтобы проехать быстрее. То есть по идее машины должны проверять десять человек, на деле проверяет один, лениво ковыряя в носу, остальные пьют чай. Когда подъезжает миссия ОБСЕ или кто-то из руководства, все начинают работать. По-хорошему, с этим должны бороться ВСПэшники или иные службы, имеющие полномочия, должна быть ротация руководителей.

В сентябре в Луганской области расстреляли мобильную группу по борьбе с контрабандой. Тогда председатель луганской администрации Георгий Тука не поверил в нападение сепаратистов, прямо сказал, что это сделал кто-то из своих, упомянул 92-ю бригаду. Он прав?

— Я с трудом верю, что группу расстреляла ДРГ сепаров. Там есть несколько бандформирований, состоящих из бывших и действующих правоохранителей, работающих с той и с нашей стороны. Они контактируют, занимаются контрабандой товаров, наркотиков, там все очень серьезно — это не пять тонн мяса или фура водки.

Тука выступил эмоционально. Проблема была в том, что командование 92-й бригады очень болезненно отреагировало на критику. Накануне был инцидент, кстати, с группой Эндрю (Андрея Галущенко, погиб во время нападения. — Фокус). Их не пускали через блокпост, мы подняли шум, говорили о том, что не пускали умышленно. Командир вышел и заявил, что у него на участке контрабанды нет и быть не может, мол, мы не такие. Но нам не надо это объяснять, потому что мы с начала войны по передку катаемся, прекрасно знаем, что в любой части есть люди, которые "обилечивают" фуры на блокпостах. Однако сваливать все это на 92-ю бригаду я бы не стал.

То есть крышуют этот бизнес бывшие менты?

— Там несколько бизнесов. Есть обычные контрабандисты, которые тащат через переправы товары, зарабатывают на разнице цен. Но кроме этого есть горючка, наркотики, налаженные организованные преступные группировки. Может быть, дело в них. Насколько они сопряжены с нашими военными — другой вопрос. Я более полутора лет работаю с 93-й бригадой, удерживающей в пиковые моменты 60 километров линии фронта. Прекрасно знаю, что командир бригады владеет практически всей информацией на вверенном ему участке: кто берет, кто нет, кто пропускает. По мере возможностей он пытается на это реагировать, передает материалы в Службу безопасности. При этом не получается просто так 20 человек оттуда забрать, потому что некого на их место поставить, но все знают, что там творится. В этом причина того, что вокруг 92-й бригады происходит: вроде бы обыск был у командира.

Вы в курсе, как идет расследование этого убийства?

— Судя по всему, никак.

Крымскотатарский Меджлис предлагал Кабмину запретить торговые отношения с оккупированными территориями, этот документ приняли, но он запрещает торговлю только с Крымом. Что происходит с так называемой блокадой Донбасса и возможна ли она вообще?

— Насколько я понимаю, основная проблема — с признанием части Луганской и Донецкой областей оккупированными территориями. Юридически это наша территория, поэтому пойдут иски в европейский суд по правам человека, государство суды будет проигрывать. Крым же — официально оккупированная территория.

Вам не кажется странным, что государство до последнего не обозначало свою позицию по поводу крымской блокады?

— Не вижу в этом ничего странного. Просто есть много вещей, о которых мы не имеем ни малейшего представления. Я подозреваю, что без ведома Порошенко эта блокада не состоялась бы.

То есть это ответ в стиле Путина?

— Да. У нас многие вещи делаются, чтобы понять, какую это вызовет реакцию на Западе или в России, потому что по-прежнему есть угроза прямой агрессии со стороны России. Поэтому Порошенко пробует что-то делать так, чтобы его не могли ни в чем обвинить.

Летом предполагалось неподалеку от линии соприкосновения оборудовать торговые точки, где жители смогут делать покупки по приемлемым ценам. Их открыли?

— Открывали, но сейчас их почему-то нет, не пошло. Причин не знаю.

Успокоились

Украинцы, живущие далеко от войны, свыклись с ней. Стали ли меньше помогать армии?

— Да, и довольно давно: с момента, когда у нас прекратились масштабные бои, где-то с полгода. Этому способствовали и отчеты волонтерских десантов о том, что у нас все есть: форма, берцы, — люди немного успокоились. Решили, что все уже закончилось, все хорошо.

В Минобороны и Генштабе говорят, что готовы обеспечивать базовые потребности войск, например, формой и едой. Между тем с фронта поступают сведения о том, что формы нет. Так в чем проблема?

— Едой обеспечивали практически всегда, другой вопрос — ее качество. Если у нас иногда возникают скандалы по этому поводу на полигонах в тылу, то можно представить ситуацию на передке. Но с голоду никто не умирал и раньше. Одежда тоже, в принципе, есть, но не всегда нужных размеров. Еще одна проблема – списание вещей. Есть целая процедура: если человек порвал штаны, надо написать рапорт, составить акт, старшина отдает его командиру, если сектор подтверждает, что это было во время боевых действий, можно списывать, если нет — комплект одежды не поменяют. То есть процедура долгая и нудная. К тому же нужно понимать, что многие бойцы имеют дело с мазутом, машинным маслом, износ колоссальный, танкистам все это нужно менять постоянно, а им ничего не выдается.

По обуви: на складах есть резиновые сапоги, сапоги-дутики, но с ними такая же история, как с аптечками. Солдаты не хотят их брать, потому что они числятся как инвентарное имущество, которое потом надо сдавать. То есть, если человек порвет, порежет этот сапог, с него будут высчитывать деньги, а там осколки, куски металла, колючая проволока, битые стекла. Получается, оно вроде как и есть, но только для министерства, а не для солдата. Это тоже немного не по-людски.

Что с зимней формой?

— Новой зимней формы нет. По уставу зимняя форма — это утепленные штаны и куртки на синтепоне, изготовленные из материала 2701 — это тот, который горит. Что получается. Солдату выдают эти штаны, зимнюю куртку, термобелье, но это обычное ХБ, которое, по большому счету, не греет и влагу не отводит. Человек надевает эти штаны, они не дышат. Когда температура днем около ноля, он начинает в них потеть, штаны набирают влаги, а ночью в них холодно. Точно так же с этими куртками, бушлатами, которые выдали. Нас Бог бережет, ниже восьми градусов температура ночью пока не опускалась, но если будет минус 15… С дождевиками тоже вышел скандал, потому что они, оказывается, от влаги не защищают.

Чего сейчас не хватает бойцам, что просят у вас?

— Нужно термобелье, мы берем бэушное натовское, свитера покупали на всю бригаду, около трех тысяч закупили, флисовые куртки отшиваем. Нужны шапки, перчатки, балаклавы, бафы, антивирусные, противопростудные препараты, сигареты. Сейчас относительно спокойно, бойцы, в принципе, обеспечены, но есть, например, такая шахта "Бутовка", там нет возможности полноценно помыться, постирать вещи, они изнашиваются в хлам, потому что грязи там без преувеличения по колено.

Затишье — это надолго?

— До морозов. Техника по грязи не ездит, активные боевые действия по большой грязи не ведутся.

Каким вам видится окончание войны?

— Честно говоря, с трудом себе представляю и даже не могу об этом думать. Я считаю: всех поддерживающих "ДНР/ЛНР", надо выдавить на территорию России и о них забыть или, как минимум, лишить этих людей гражданства. Другого пути нет, иначе это никогда не рассосется. Если сейчас в школах детям ставят в пример Моторолу, Гиви, Захарченко, всех этих учителей надо сажать или, как минимум, создать им все условия, чтобы они уехали туда, куда хотели, — в Россию. Но там построили укрепрайон, границу контролируют очень четко, к сепарам пропускают людей, оружие, а обратно – жесткий клапан: российские наемники могут вернуться домой только через контракт в Сирию.

• Читайте также: В Украину зашло подразделение ВС РФ, которое имеет на технике ромб и цифру 29, – Виктор Муженко

У нас сейчас единственная проблема — граница. Если Россия согласно минским договоренностям отдаст нам контроль над ней и не будет нас обстреливать со своей территории, думаю, в течение двух-трех месяцев все закончится.