А если завтра война. Хватит ли Украине боеприпасов и техники для отражения масштабной агрессии

"Мы готовимся к отражению полномасштабной военной агрессии", — заявлял в интервью ВВС-Украина глава Генштаба Виктор Муженко. Несмотря на то, что после зимы 2015 года интенсивность боевых действий существенно снизилась, риск "большой войны" остается. И в случае возобновления полномасштабных боев открытым остается вопрос о наличии достаточного количества боеприпасов и техники.

О том, хватит ли Украине техники, снарядов и патронов на случай возобновления острой фазы боевых действий, Фокусу рассказал руководитель Украинского милитарного центра Тарас Чмут.

При нынешней интенсивности боевых действий чувствуется ли на фронте нехватка каких-либо номенклатур боеприпасов, техники и т. д.?

— Есть некоторый дефицит определенных боеприпасов, бронетехники, автотехники, специальных средств и т. д. Если говорить о патронах, то это снайперские целевые к СВД (к снайперской винтовке Драгунова). Их не так много и было, за четыре года они еще разошлись, у нас их никогда не производили, использовались старые советские запасы. Подобная ситуация и с патронами ПП (повышенной пробиваемости) 5.45 к АК-74. Это не является критической ситуацией, когда нет патронов к автоматам, просто их мало. То же и по снарядам. Снаряд — это же не просто болванка плюс тротил, есть разные номенклатуры. Если обычных осколочно-фугасных может хватить еще лет на сто боевых действий, то каких-то специальных — всего ничего.

Но указаний экономить не поступало?

— Экономить их в принципе нужно всегда, это нормально, потому что это деньги, и деньги немалые. Один ВОГ (гранатометный выстрел) стоит, условно говоря, тысячу долларов, а их в день можно расстрелять сто штук. Это космические суммы. И если советские боеприпасы де-факто ничего не стоят, потому что они уже имеются в наличии, то новые мы покупаем за доллары и евро, по рыночным ценам. Многие командиры с 2014 года привыкли, что у нас всего хватает и можно стрелять налево-направо просто так, поэтому по некоторым номенклатурам и формируется дефицит.

Например, выстрелы ОГ-9 для СПГ (станкового противотанкового гранатомета). ВОГ-17 и ВОГ-25 для АГС (автоматического гранатомета станкового) и ГП-25 (гранатомет подствольный), одноразовые РПГ-26. Также осколочные, термобарические и тандемные выстрелы к РПГ-7 — мы были вынуждены покупать их в Болгарии, а они значительно расширяют возможности оружия, термобарические выстрелы можно применять как против пехоты, так и против укреплений вроде блиндажей.

А есть нехватка каких-то видов бронетехники?

— Мы потеряли много техники в 2014–2015 годах. Сколько точно — посчитать в принципе невозможно. Мы сформировали массу новых частей и бригад: 53, 54, 56, 57, 58, 59-ю и т. д., которые формировались из батальонов территориальной обороны. Потом их превратили в мотопехотные. Сейчас их хотят сделать механизированными, а для этого им необходима техника в нужном количестве. Та техника, которая ездила и воевала в 2014–2015-м, тоже имеет ресурс годности. Требуется масса БМП и БТРов, потому и появляются какие-то контракты по малопонятным схемам на их закупку в Польше и Чехии. Нам просто надо забить штаты хотя бы старой техникой, но прошедшей капремонт и вполне боевой. В любом случае это лучше, чем школьные автобусы, а у нас до сих пор есть батальоны, для которых это основная техника.

В случае возобновления боевых действий в таком масштабе, как в 2014–2015 годах, насколько украинская армия будет к ним готова, в материальном плане нам хватит вооружений и техники?

— Критических проблем быть не должно. Мы эти годы тоже не сидели на месте, отремонтировали и модернизировали много техники и с каждым годом становимся сильнее.

Снаряды покупают или налаживают собственное производство. Я бы не сказал, что у нас есть какое-то стратегическое планирование, но все же есть курс на самодостаточность в военной сфере. Мы пытаемся у кого-то покупать технологии, которые нам нужны, станки и оборудование с тем, чтобы через 3-5 лет получить все необходимое.

Армия большая. Если начнется обострение, на фронт бросят самые укомплектованные части. Для легких частей тоже найдутся своя миссия и задачи.

Проходят очередные полгода, мы получаем еще 200 единиц бронетехники, это уже полтора бригадных комплекта, американцы передают контрбатарейные радары и т. д. Процесс не может быть быстрым, потому что современная техника стоит запредельных денег. Бюджет Минобороны 260-тысячной армии смехотворный, пусть по украинским меркам он и кажется большим. Но у Польши, Румынии, Болгарии затраты в расчете на одного солдата гораздо больше, притом их армии далеко не самые передовые. Про Германию, Францию или США я вообще молчу.

Но в целом к возобновлению масштабных боевых действий на суше мы готовы. А в воздухе и на море — нет.

А какие там главные проблемы?

— Все наши боевые самолеты советские, изношенные, технические отсталые. Представьте компьютер 1985 года. Как его модернизировать — уже никто не знает. Если на него попытаться поставить Windows 10, ничего не выйдет. Все это железо надо менять. Возможностей эффективно модернизировать нет, а выделить деньги на покупку новых современных самолетов у нас вряд ли кто-то рискнет.

С флотом ситуация хуже всего. ВМС не способны выполнять никаких комплексных задач. У нас нет ни одной противокорабельной ракеты, мы не можем бороться с надводными кораблями противника и с подлодками. У нас есть только один рейдовый тральщик "Геническ", то есть мы не можем проводить и противоминные операции.

Не флот покупает себе корабли, а Минобороны, а там думают только о сухопутной войне. Они не заинтересованы в развитии флота, для них ВМС — это что-то, что должно было бы быть, но если его нет, то пусть уже будет все как есть. Пусть преемники на постах решают проблему. Но флот строится дольше всего, десятилетиями. Крупные надводные корабли могут строиться сериями по 20-30 лет. Если ты купил КРАЗ, а он тебе не подошел, ты его отправляешь в тыловую часть, а взамен покупаешь МАЗ. С флотом, на который тратятся десятки тысяч долларов, ситуация другая, цена ошибки очень высока, надо просчитывать наперед, какой будет геополитическая ситуация и тактика боевых действий через много лет, чтобы строящиеся корабли сохраняли актуальность. Но за эти вопросы мало кто готов браться, да и мало кому это сейчас интересно.

Недавно с помпой была презентована САУ "Богдана", несколько новых видов снарядов и вооружений. Сколько в этом всем пиара, а сколько реальной пользы для фронта?

— Все это нужно, и пиар тоже. Это достижения для страны и для ВПК — почему бы не похвалить себя, если мы молодцы? До войны ничего не делалось. Ведь раньше наш оборонный комплекс был ориентирован на страны Африки и Азии, в формате "взять старый советский танк Т-72, побелить-покрасить и продать". Где-то точечно продавали в Пакистан Т-80, в Таиланд БТРы и "Оплоты", но это было очень мелко. Сейчас мы формируем целые новые кластеры ОПК. Мы никогда не делали ракет для РСЗО (систем залпового огня). Сейчас мы сделали "Ольху". Это не является чем-то особенным, это не то оружие, которые спасет Украину, но раньше мы и того не делали. Минометы и минометные мины — это самое простое вооружение, которое только может быть, в Сирии его делают на коленках из водосточных труб. Но опять же, раньше его не делали. Как и с "Богданой" — просто взяли пушку и поставили на шасси, элементарно все. Оно будет плохое, кривое, но это опыт. Первая САУ будет плохая, вторая лучше, третья — качественная, а четвертую уже захотят покупать за рубежом. Плюс чисто экономические факторы — это заказы, загруженность заводов, рабочие места и т. д.

По некоторым оценкам, всего у нас на складах хранилось около 2,5 млн тонн боеприпасов. Насколько они потеряли срок годности?

— У любого военного изделия есть срок эксплуатации, например, 50 лет. Или он зависит он интенсивности использования, например, у самолета — это столько-то летных часов или взлетов-посадок.

Например, ПТУР "Фагот" с гарантией 20 лет. Но это не значит, что на 21-й год все пропало. Просто тогда завод-производитель не дает 100% гарантии, что он будет соответствовать своим ТТХ. А в ТТХ написано, к примеру, что из ста ракет 99 должны вылететь. Военные могут продолжать ресурс вооружения двумя способами. Первый — отправлять его на завод, где проверят электронику, поменяют прокладки и т. д. Второй — берут партию, например, 85-го года, из нее 10 ракет едут на полигон. Если все летит нормально, значит, можно использовать. Если нет — проверяют партию 84-го и 86-го годов.

Но в случае активных боевых действий это не имеет значения. Где-то снаряды будут неточно попадать или не взрываться, но все будет летать и использоваться.

Мы потеряли луганский патронный завод на оккупированной территории, и руки никак не дойдут до строительства нового. Без него можно обойтись?

— Конечно, лучше пусть такой завод будет. Но с чего мы взяли, что государство должно строить этот завод? Государство — заказчик, он выходит на рынок, частный, иностранный. Если бы позволили зайти иностранным инвесторам, заводов уже было бы пять и они соревновались бы за заказы от Минобороны, Нацгвардии и т. д.

Суперкритической потребности в патронах у нас нет. Если проблема в номенклатуре, мы можем купить за рубежом, попросить у партнеров или поискать в закромах.

Насколько серьезный урон нанесли пожары в Балаклее и на других складах?

— Потери ощутимы, но не смертельны. После распада СССР и выведения советских войск из стран Варшавского договора осталось невероятное количество боеприпасов, которые просто не было где хранить. Боеприпасы в ящиках хранились по лесам, мы их выстреливали на учениях, продавали в Африку и Азию, использовали на Донбассе, и все равно их немало. Проблемы лишь по отдельным, точечным номенклатурам, и если мы думаем на перспективу, то стоит сделать запасы. Если сейчас не поднимать эту проблему, в какой-то момент мы столкнемся с гораздо более сильным дефицитом, чем сейчас.

Насколько удается покрывать потребности за счет импорта?

— Импорт всегда важен. Даже такие страны, как США или Китай, которые сами могут производить вообще все, что угодно, закупаются за рубежом. Есть страны, которые нам готовы продавать, — Балтия, Восточная Европа, а есть те, которые не особо готовы делиться своими технологиями, даже на коммерческой основе. Например, Германия и сама ничего не продает, и другим не рекомендует. Потому очень важны сигналы от США и Канады: мы передаем Украине технику, она нормально используется, не попадает на следующий день в Москву, словом, с украинцами можно работать.

В принципе можно выяснить, сколько у нас реально осталось боеприпасов?

— Никто, даже Минобороны не знает, сколько у нас чего. Когда был пожар в Балаклее, там удивлялись: оказывается у нас и такие снаряды были! Все цифры весьма приблизительны. У одного снаряда может быть 50 номенклатур — к одной пушке, а пушек 20 видов. Во всем этом разобраться нереально. Никто не будет перебирать тысячи ящиков и рассматривать каждый снаряд.

Фото: Житомир.info