После Скнилова. Заключение

В Кагарлыкской исправительной колонии № 115 (Киевская область) в основном сидят водители, совершившие ДТП со смертельным исходом. Здесь не так сурово, как в заведениях строгого режима. Но высокий забор, колючка и вышки — на месте. Владимир Топонарь колет дрова около административного корпуса.

— Самое главное для человека — это свобода, — говорит он. — Но осознать это можно только в заключении. Я не могу звонить своим близким, не могу готовить себе еду. Да что там говорить! В свободное время я люблю играть на баяне, а сокамерники недовольны. Я им мешаю смотреть телевизор.

Виноватым летчик себя не считает.

— Я представил судьям все доказательства того, что в какой-то момент самолет стал неуправляемым. Я боролся до конца, пытался вывести машину из пикирования, не катапультировался. В чем же я виноват?!

Второй пилот Юрий Егоров (это он за полторы секунды до столкновения с землей катапультировал себя и командира) категорически отказывается от общения с прессой. Сотрудники учреждения говорят, что по ночам его терзают кошмары.

Бывший замкомандующего 14-м авиакорпусом генерал-майор Анатолий Третьяков в колонии заведует библиотекой. Тогда как большинство осужденных живут в помещениях по шесть человек, генералу выделили двухместный "номер" с телевизором. Он тоже не считает себя виновным:

— Я на авиашоу отвечал за общественную безопасность, а не за то, что происходило в воздухе. Думаю, в Страсбурге вынесут правильное решение по моему делу. Опытные адвокаты помогают мне в сборе доказательств. Поговорим, когда все бумаги будут готовы.

В ответ на вопрос, действительно ли летчики упавшего Су-27 находятся в ссоре, и почему генерал не общается с экипажем, Третьяков вздохнул:
— Мне сложно об этом говорить. Пожалуйста, не мучайте меня больше вопросами.

Прапорщики колонии обращаются к нему "товарищ генерал".

Свои за своих
И зрители, и киоски с прохладительными напитками во время авиашоу на скниловском аэродроме размещались в полосе пилотирования (см. схему). И это — главное нарушение, допущенное организаторами зрелища, устроенного под Львовом в честь 60-летия 14-го авиакорпуса. Прилетевший с другого аэродрома Су-27 выполнял фигуры высшего пилотажа прямо над зрителями. Высшие чины ВВС Украины почему-то не учли мировой опыт проведения авиационных праздников: после трагедии 1988 г. в Рамштайне (Германия) пилотажную зону принято рассчитывать так, чтобы расстояние от проекции ее границ до наблюдателей составляло не менее 400  м.

— Так безопаснее. Кроме того, наблюдать фигуры высшего пилотажа со стороны гораздо удобнее, чем смотреть, задрав голову вверх, — говорит Сергей Слезов, ныне пилот гражданской авиации, а в свое время летчик-испытатель, служивший вместе с Владимиром Топонарем в Феодосии в научно-исследовательском авиацион­ном центре.

Падая, истребитель зацепил крылом колючую проволоку, и она превратилась в смертельную сеть, увеличившую число жертв.

Самолеты, подготовленные к воздушному шоу, дислоцировались на базе Озерное в Житомирской области. Как рассказывает Сергей Слезов, на старте не запустился двигатель основной машины, которую заправили шестью тоннами топлива из расчета долететь до Львова, выполнить выс­ший пилотаж и вернуться обратно или сесть на запасной аэродром. Пилоты Владимир Топонарь и Юрий Егоров пересели в запасной самолет, который непонятно почему оказался заправленным девятью тоннами керосина. Ведь ни основная машина, ни запасная ничем отличаться не должны. По мнению сослуживца Владимира Топонаря, летчиков явно торопили, время поджимало: над Скниловом они должны были появиться в четко определенное время, и слить лишнее горючее перед вылетом техники просто не успевали. В итоге истребитель оказался тяжелее почти на три тонны.

Летчик-истребитель Владимир Бондарчук, бывший начальник управления авиации Национальной гвардии Украины считает, что для демонстрации пилотажных фигур вообще достаточно было одного пилота:

— Должна была быть не спарка, а боевой одноместный истребитель — он лучше подходит для таких сложных полетов. Кроме того, когда два человека, возникает желание чем-то дополнительно удивить зрителей, порисоваться. Они сидят, переговариваются: "А давай-ка мы им это покажем…".

При чем тут двигатель
Сергей Слезов тоже полагает, что второму пилоту, инспектору Юрию Егорову (его место — позади пилотирующего командира) нечего было делать в самолете:

— Инспекторы летают редко. По своему желанию они ставят себя на "вкусный" рейс — именно к таким полетам относятся выступления на авиационных шоу. Потом пилотирующему, как говорится, мороженое, а себе — орден с закруткой на спине и продвижение по службе. Полетал… На 8 лет. Кстати именно Егоров за полторы секунды до касания с землей дернул ручки катапультирования. Топонарь об этом и не думал, тянул самолет до последнего.

По официальной версии, причина катастрофы — человеческий фактор, ошибка пилотов. Летчики самовольно изменили задание: при исполнении фигуры "косая петля с поворотом" они начали поворачивать неправильно, в сторону поднятого крыла.

— Все это было обговорено на земле. То, что он нарушил летное задание, — брехня… Уцепились, чтоб был прецедент, — возмущается Виталий Горовенко, однокашник Владимира Топонаря, летчик-испытатель, работавший в Авиационном научно-техническом комплексе им. Антонова.

Выдвигались самые разные версии катастрофы. Однако возможность отказа двигателя следователи старательно обходили.

— По записи параметров полета видно, что после выключения форсажа самолет начало уводить в сторону. Эта ненормальность при экспертизе была пропущена, — утверждает Виталий Горовенко.

Некоторые авиаспециалисты не исключают, что причиной ненормальности как раз и могло быть нарушение работы одного из двигателей. Проверить это сейчас практически невозможно: обломки самолета уничтожены.

Сидеть до звонка
Хоть адвокаты осужденных летчиков и подали иск в Европейский суд по правам человека, Виталий Горовенко в справедливость не верит:

— Ну признает суд через несколько лет, что были нарушены права человека, дальше что? Осужденные будут отбывать свои сроки до конца: 416-я статья под амнистию не попадает. Яцюк (Юрий Яцюк, заместитель руководителя полетами — Фокус), правда, скоро выйдет, ему пять лет дали, вообще ни за что! Стоял на земле, микрофон держал.

Ирина Топонарь на суде была адвокатом мужа. Она рассказывает, что если раньше у Владимира и имелись какие-то иллюзии по отношению к правосудию, то теперь он не верит ни в государство, ни в честность чиновников. 18 июля, когда Владимиру Топонарю исполнилось 50 лет, жена приезжала к нему в колонию. С ней был внук, тоже Владимир, которому в этот день исполнилось 5 лет. Малыш слабо понимает, что происходит. Приезжая вместе с бабушкой в зону, он гордо лепечет: "Мой дед — солдат!".

Не в небе - на земле!