Нарисовался. Интервью с Никасом Сафроновым

"Съешьте борща", – заботливо предлагает художник, с которым мы встретились в ресторане одной из самых дорогих гостиниц столицы. Поставив на стол тарелку, он тут же удаляется: нужно закончить другое интервью и пообщаться с многочисленными приятелями, которые то и дело заходят в ресторан с возгласами: "Великий приехал и ничего не сказал!"

Впрочем, даже те, кто не считает Сафронова великим, а таких среди серьезных арт-критиков большинство, знают его фамилию и даже могут его описать. Художник ведет бурную светскую жизнь, да и образ у него запоминающийся: волосы до плеч, импозантная бородка, одежда исключительно черного цвета. С первого взгляда понятно: перед вами артист. Причем популярного жанра – едва ли в Украине и России найдется человек, который не видел парадных портретов Путина, Медведева или Кучмы кисти Никаса Сафронова.

Помимо политиков он пишет знаменитостей, богачей и автопортреты. "У меня больше тысячи картин, и все они в западных коллекциях", – говорит Никас. Реалистичные пейзажи, иконы, ню, которые создает Сафронов, а также участие в громких акциях вроде "Обнаженных знаменитостей" – все это работает на его популярность.

В свободное от творчества время живописец занимается благотворительностью: помогает детям и строит церкви. Возвести храм художник планирует и в селе Шишаки под Полтавой. Участок земли с домом уже куплен, теперь нужно уладить бюрократические формальности и начать строительство, в том числе и двух-трех бунгало для себя.

– Какие картины украсят стены ваших будущих домов?

– В Лондоне на аукционе купил пару-тройку работ неизвестных старых мастеров, XV–XVI век. Хочу собрать коллекцию, чувствую, что мне хорошо среди них. Для кухни у меня припасен XVI век, там монахи едят. Такая веселая сцена, как раз кухонная.

Получать удовольствие художник предпочитает не только от вещей, но и от общения. Гордо заявляет: "Я могу позволить себе выбирать, с кем дружить". Рассказывает, что его приглашала погостить Мадонна, чей портрет он писал. Но Сафронов отказался: "Ну не нравится мне она, что поделать. Хотя когда-то я коллекционировал звезд". Старое хобби он забросил, но воспоминаниям о том, насколько простыми оказываются известные люди при личном общении, предается с явным удовольствием.

– Есть ли еще в мире знаменитости, с которыми вы бы хотели познакомиться?

– Хочу пожать руку Фиделю Кастро и сказать ему, что он гений XX века. А так я практически со всеми знаком.

– Вы много выставляетесь в России, Украине и на Западе. Но ваши выставки всегда проходят мимо ведущих арт-ярмарок и биеннале. Вам это не нужно?

– Я отдельная единица и не вхожу ни в одну галерею. Меня приглашала Айдан Салахова (основательница одной из крупнейших галерей Москвы "Айдан". – Фокус), еще кто-то. Как-то Гельман, есть Марат такой (создатель первой частной галереи в России, куратор, директор Пермского музея современного искусства. – Фокус), сказал: "Да я не против Никаса. Но он не из нашей команды. И мы не должны его раскручивать. Нам нужно сделать все, чтобы его отстранить".

– Как вы думаете, почему?

– Потому что я слишком яркий, слишком хороший художник. Для них это обидно. Они же продают "Плевок номер пять", носок дырявый куда-то приклеенный. Гельман ругает Церетели, пиарится, а в это время на биеннале в Венеции на фоне русского флага два педераста занимаются любовью, трахаются, понимаете? Под русским флагом. Это русское искусство, из России, современное, авангардное. Или в клетке собака имеет монашку – это тоже акция Гельмана. А когда его критикуют, возмущается: "А-а-а! Это потому что мы евреи!" Но на самом деле это не имеет никакого отношения к национальности.

– Мне кажется, вы преувеличиваете. В прошлом году на биеннале в Венеции в русском павильоне ничего такого не наблюдалось.

– Сам я не видел, мне рассказал человек, который там был.

– Как вы относитесь к тому, что памятники Церетели в Москве собираются убрать?

– У Церетели есть потрясающая живопись, сочная, вкусная. Я очень уважаю этого человека как личность. Церетели для меня – мэтр, мастер. Вот я недавно купил альбом ню. И там обнаженная девушка Леонардо да Винчи. Ужасно, просто ужасно, рука такая мужская, тело короткое, а ведь Леонардо гений. У художника могут быть удачные работы и неудачные.

С уважением Сафронов относится не только к бывшему главному скульптору Москвы, но и к бывшему градоначальнику столицы Юрию Лужкову. Художник даже намеревался подарить экс-мэру его портрет: "Я хочу отблагодарить Лужкова за то, что он сделал для России и для Москвы". Сафронов часто говорит о том, что готов безвозмездно отдавать свои работы тем, кто ему симпатичен. Но и с коммерцией у него все в порядке. "У меня много спонтанных заказчиков. Вот вы пришли к своей подруге. Муж подруги – богатый человек, и у него есть написанный мной портрет. И вы тоже, скажем, жена богатого человека. Вы говорите: я хочу портрет от Никаса", – описывает художник механизм раскрутки. В результате каждый заказчик получает портрет в историческом костюме на фоне живописного пейзажа.

– Это не просто яичницу по холсту размазать, как сделала Йоко Оно. Она бросила в стену яичницу, размазала и сказала: вот мое искусство. И работу приняли, потому что ее создала жена Леннона. Это не искусство. Это унижение искусства.

– Кроме Йоко Оно есть и другие художники. На ваш взгляд, контемпорари-арт – это унижение искусства?

– Был такой неглупый человек Ален Даллес (директор ЦРУ в 1953–1961 гг. – Фокус). Он сказал: через искусство, литературу, живопись мы внедрим в Россию самое низменное, и она сама развалится. Понимаете? До кризиса западные компании давали 200 миллионов долларов грантов на развитие современного искусства в России – на разрисовывание мостов, поджигание машин, на разные акции. (Речь идет об акциях "Х*й в плену у ФСБ!" и "Дворцовый переворот" российской арт-группы "Война". – Фокус) Для чего? В конце правления Калигулы его выносили в кресле к морю, он смотрел на воду и слушал раковину. А в это время его воины убивали друг друга. И через шум моря и эту раковину создавали ему слуховую гармонию. Вот сегодня в искусстве происходит похожее. Там нет позитива.

– Вам когда-нибудь отказывали люди, чьи портреты вы хотели нарисовать?

– Бывало, конечно. Я просил позировать Каспарова, но он суеверен и поэтому отказывается.

– Портреты, эротическая живопись, пейзажи, иконы. Что из всего этого особенно по душе Никасу Сафронову?

– Мне нравится символизм, когда есть техника и есть метафора. Например, разрушенный город в результате аварии на ЧАЭС или теракта 11-го сентября. Или Беслан. Но не развороченные животы, а ангел плачет на развалинах, просто комочком – ему грустно. Вот это вызывает больше уважения, чем когда ты разворачиваешь животы, и оттуда кишки торчат. Люди на это смотрят, а потом у них начинаются проблемы с пищеварением.

Юлия Куприна, Фокус