Украина №8. 70 тысяч жителей Донбасса работают на нелегальных шахтах

Из ворот одноэтажного дома в Шахтерске выходит вдрызг пьяный мужчина. Еле держась на ногах, он мочится, созерцая окрестности. Пейзажи в городе однообразные: терриконы, покосившиеся заборы, выбитые окна заброшенных домов, редкие "совковые" магазины и памятники. На дорогах не часто встретишь машины и людей. Возле каждого дома — внушительные кучи угля. Отовсюду веет разрухой. Вслед за пьяным другом появляется хозяин дома, Юрий Исиков. Оба работают на копанках или "дырках" — так на Донбассе называют нелегальные шахты, где добывают уголь в кустарных условиях с огромным риском для жизни и экологии.

Исиков два года поработал на государственной шахте, где обучился горному делу. А последние полтора года трудится в "дырках". Что было между этими двумя "карьерами", он не рассказывает. Тело шахтера покрыто разномастными татуировками. На всю спину — Иисус в терновом венце. На правой руке — дракон, на левом плече — эполет. "Что это обозначает, лучше вам этого не знать", — отказывается объяснять Исиков. Но выяснить нетрудно: головой Иисуса в венце, например, татуируют судимых за хулиганство. Исиков абсолютно трезв и от водки категорически отказывается. "Как запью, то не остановлюсь. А мне надо дом ремонтировать", — объясняет он.

О жилье и хлебе насущном в недавно нашумевшем на всю страну фильме эстонского режиссера Марианны Каат "Шахта №8" рассуждал коллега Исикова — 15-летний работник копанки Юрий Сиканов. После того, как картину о непростой жизни семьи подростка и двух его сестер по требованию прокатчиков изъяли из конкурсной программы кинофестиваля Docudays UA, о копанках и тысячах их безымянных обитателей заговорила вся страна. "Это цензура, — считает член отборочной комиссии фестиваля Алла Тютюннык. — Сам фильм — это не то что критика власти, эта лента полностью раздевает нашу власть. Власть допустила, что люди живут в такой бедности".

Соглашаясь с этими обвинениями, председатель Независимого профсоюза горняков Украины Михаил Волынец добавляет: копанки — едва ли не главная проблема индустриального и бедного Востока страны. По его данным, в 5000 незаконных шахт в Луганской и Донецкой областях, которыми владеют и "крышуют" местные чиновники и силовики, трудятся порядка 70 000 шахтеров. За копейки используя труд бесправных рабочих, приближенные к власти местные магнаты на черном рынке угля зарабатывают миллиарды. По словам Волынца, теневой рынок угля в Украине — это 3 млн т в год, а годовой оборот этого рынка — примерно
2 млрд грн.

Экономика копанок простая. Работают люди чаще всего круглосуточно, в три смены по 8 часов. Объемы добычи у всех разные. Что касается непьющего Исикова, то вместе с напарником он обычно проходит около метра шахтного ствола. Его приемный сын Андрей за смену добывает и выдает на-гора 4–4,5 т угля. График напряженный — три дня работаешь, день отдыхаешь. За смену шахтеры получают не более 500 грн. Это немного. Если на розничном рынке стоимость тонны угля составляет порядка 800 грн., то на копанках она почти в семь раз ниже — 120 грн.

Для милиции грабительские расценки и количество самих "дырок" — не новость. Но закрыть их правоохранители не могут: в законе четко не прописано, кто, как и за какие деньги должен это делать. "Ликвидация копанок требует значительных средств: на вывоз грунта, породы, проведение взрывных работ", — объясняет Елена Малютина, замначальника отдела информационной политики Донецкой обладминистрации. По ее словам, все эти работы в теории должны проводить "на платном основании" сотрудники других ведомств. А на практике выходит, что денег и людей нет. "Это, в свою очередь, дает возможность без значительных затрат и помех возобновлять противоправную деятельность", — констатирует Малютина.

Шахтеры объясняют проще: владеют копанками те же люди, которые должны с ними бороться. Выражаясь словами Исикова, "они от этого и кушают". Волынец полностью согласен: "Нелегальные шахты имеют крышу со стороны работников прокуратуры, милиции, криминальных элементов, органов местной власти и областной администрации". Впрочем, этот факт не отрицают и сами правоохранители. В Донецкой милиции Фокусу сообщили, что в 2011 году обвиняемыми по десяти из 89 уголовных дел по копанкам стали чиновники.

Впрочем, "всякое" чаще происходит не с любопытными журналистами, а с самими шахтерами. "Это лодка (в которую грузят уголь. — Фокус) соскочила. Хорошо, что в каске был, а то бы без башки остался", — объясняет Исиков происхождение свежего рубца на бритой голове. Опасные условия работы и постоянный риск шахтера и его родню не смущают. "Некуда деваться, кругом только "дырки" и есть. А у меня семья", — говорит его 27-летний сын Андрей. Он берется работать в самых опасных копанках, где плохо укреплены стволы и велика вероятность обвала. За это его называют "камикадзе". И, судя по печальной статистике, не зря. Если с 1991 г. на легальных шахтах в Украине погибло около 6000 людей, то в копанках — в разы больше. Волынец прикидывает, что за месяц в "дырках" гибнут около
12 человек. "Иногда людей из шахты просто не достают. Или констатируют смерть от сердечной недостаточности, когда человек на самом деле отравился газом", — отмечает нардеп.

Сами шахтеры о худшем стараются не думать. Вопреки статистике и здравому смыслу, Исиков и его приемный сын в один голос утверждают, что любят свою работу. "Или привык, или втянулся, но в копанку хожу, как на праздник. Сделал дело, туда-сюда, приятно. Это ж уметь надо", — искренне объясняет Исиков-старший. Тем более что у него с сыном в жизни есть отдушина. Они, как и их земляк президент Виктор Янукович, разводят голубей. Голубятня у них поскромнее той, что в госрезиденции в Межигорье. Зато держать птиц — дешевый способ скоротать время и приобщиться к прекрасному между сменами в копанках.

Катерина Панова, Фокус