Чувак нашего времени. Прогулка с Сергеем Жаданом

Сергея Жадана любят все — почти как футболиста Диего Марадону. В Украине книги писателя регулярно выходят и хорошо раскупаются. В России его Anarchy in the UKR попала в список номинантов премии "Национальный бестселлер". Ему удается быть на волне и при этом не опускаться до конъюнктуры. Он кандидат филологических наук, знает четыре иностранных языка, при этом его произведения изобилуют сленгом и нецензурной лексикой. Сергей никогда не переходит на русский, хотя живет в русскоязычном Харькове. Он вырос в Луганской области, но напрочь лишен провинциальности. Жадан говорит, что у него плохое обоняние, при этом в книгах виртуозно описывает запахи. Никогда не курил, хотя, по его словам, ему нравится, когда курит его окружение. Знаменитое "Мир ловил меня, но не поймал" Григория Сковороды словно о Жадане сказано.

Между двух рек

Харьков. На улице минус двадцать. "Молодой человек, вы нас не сфотографируете?" — аккуратная дама в круглой меховой шапке протягивает фотоаппарат Сергею Жадану. Писатель, о котором литературные критики говорят, что он "скорее рано, чем поздно, станет нобелевским лауреатом", соглашается. Две тетушки делают счастливые лица "мы на отдыхе" и застывают "домиком" на фоне скульптуры двух влюбленных с выпученными губами. Любительницы снимков на память не узнают в Жадане будущего нобелевского лауреата и, поблагодарив, уходят. Мне обидно. Жадан невозмутим.

Дело происходит в центре Харькова. На площади Архитекторов, которая представляет собой сквер с "саркофагами". Так с иронией писатель называет стеклянные блоки, в которых находятся макеты из белого мрамора лучших архитектурных сооружений города. "Семь чудес Харькова" — идея местных властей. С властью у Жадана отношения напряженные. Периодически он пишет открытые письма мэру Геннадию Кернесу. Последнее касалось попытки разгона местного евромайдана.

Сергей предлагает пройти по старым кварталам, где разворачиваются события его новой книги. Со временем он планирует организовать что-то вроде бродилки-экскурсии по этим местам для читателей. Сборник состоит из девяти рассказов и тридцати стихотворений. Обложка — сине-желтая. Цвета в духе времени — грязноватые, будто испачканы копотью от взрыва коктейля Молотова. К стране, в которой возникла древнейшая в мире цивилизация, происходящее в "Месопотамии" Жадана имеет такое же отношение, как его сборник "Эфиопия" к африканскому государству. Единственная аналогия — географическое расположение Харькова, который находится в междуречье.

"События одного из рассказов происходят в тубдиспансере. Вот здесь, — Жадан показывает на ободранное трехэтажное здание. — Его закрыли три года назад. Думаю, со временем из него сделают ночной клуб. Только дождутся, когда люди забудут о том, что здесь болели и умирали".

Кажется, Жадан знает историю каждого камня в Харькове. За час самой холодной экскурсии в жизни я успеваю получить информацию почти о каждом здании, доме, домишке, встречающемся на нашем пути. Когда, при каких обстоятельствах было построено, кто жил или живет, где выступали Сергей Есенин и Анатолий Мариенгоф. В каком доме Велимир Хлебников был посвящен в "председатели земного шара", а в каком до сих пор обитает пасынок обэриута Александра Введенского.

У Жадана легкая стремительная походка. И такая же манера говорить. Почти невесомая. Из-за этой легкости в тридцать девять он напоминает юношу. Дело не в том, что он выглядит моложе, а в незаскорузлом восприятии мира. После осмотра архитектурного сооружения, в котором подлечила зрение Фанни Каплан накануне покушения на жизнь Ленина, я трусливо предлагаю спрятаться от мороза в кафе. По пути успеваю узнать историю появления художественно оформленного пня, мимо которого мы проходим, вернее, проносимся.

Физика и мистика

Мы пьем кофе. Жадан вспоминает, как в нулевые представлял роман "Депеш Мод" в Черкассах. Главные герои — студенты из 1990-х — реальные люди, с которыми писатель дружил во времена учебы. По его словам, он даже имен не менял. Во время творческого вечера Жадан получил записку из зала: "Пошли бухать". Прислал ее некто Вася — прототип одного из персонажей. На момент встречи Жадан не видел его лет десять. Вася все эти годы работал учителем в местной школе. Друзья взяли несколько бутылок и пошли к писателю в гостиничный номер. Вася пил и вспоминал, Сергей пил и слушал. Неловкость момента заключалась в том, что Вася пересказывал историю, которую описал Жадан в "Депеш Мод". Книгу он не читал. Но было ясно, что случай из книги — самая яркая страница в его жизни. В общем грустная история. "Если вы понимаете, о чем я", — погрустневший Жадан прислонился к стене. Со стены на него с пониманием смотрели портреты Хемингуэя, Довлатова и Буковски.

Жадан умеет не только рассказывать истории, но и слушать. С ним можно говорить о группе Led Zeppelin и Диего Марадоне. О Викторе Цое и о первом опыте приема спирта в четырнадцать лет, о текстах Ильи Кормильцева и фильме "Асса". О ста купонах, на которых Жадану оставил автограф Кузя из "Братьев Гадюкиных" и которые он, будучи бедным студентом, берег до последнего. Стольник таки пришлось "пустить в мир", потому что "жрать хотелось страшно". О фотографии БГ с автографом, которая висела на стене его комнаты в общежитии и которую кто-то из гостей во время пьянки ухитрился заблевать. О светлой стороне произведений Чарльза Буковски и специфике поэзии Пауля Целана, поздние стихи которого Жадан переводил с немецкого на украинский. Спрашиваю у писателя: "Почему вам интересен именно поздний Целан?" "Потому что ты переводишь не тексты, а затуманенное сознание. Стараешься разобраться в том, как человек с психическим расстройством пытается увидеть этот мир", — отвечает Сергей.

Я спрашиваю, бывали ли у Жадана мистические переживания. Он отвечает отрицательно. И добавляет, что у него приземленное и рациональное видение бытия: "Для меня важно всему давать какие-то логичные объяснения". Я спрашиваю, всему ли он находил объяснения. Жадан утвердительно кивает. В этот момент по телевизору в кафе показывают Месси, забивающего один из своих феерических голов.

"В таком случае, — говорю я, — как можно логически объяснить голы Месси?" Писатель задумывается. Через пару секунд его озаряет: "Я думаю, что у Месси, как и у Марадоны, многое зависит от строения тела. У Марадоны центр тяжести был немного смещен вниз. Его очень тяжело было сбить с ног. С Месси та же история, фишка в том, что он не такой, как другие".

Кто-то включает песню Игги Попа. Жадан мгновенно переключается: "Вы знаете, что у Игги Попа одна нога короче другой? Но поскольку он все время прыгает на сцене, этого никто не замечает".

Толерантный снайпер

Слова-паразиты могут рассказать о человеке больше, чем он сам о себе говорит. У Жадана — это "страшно интересно". Для того чтобы понять что-то о себе, надо время от времени оказываться не в своей тарелке. В книгах Сергея герои часто получают по физиономии. В юности он тоже дрался, хотя, по его словам, человек неконфликтный. А понял это, когда подростком стоял стенка на стенку: "Вот ты стоишь в шеренге из ста человек, у каждого в руках арматура. И у тебя тоже. Но ты чувствуешь себя не на своем месте. И не потому, что страшно, а потому, что понимаешь: в тебе нет агрессии".

Жадан подчеркивает: логика героя не всегда совпадает с логикой автора. "Писатель должен чувствовать, почему герой оделся так, а не иначе, почему у него красная майка, а не черная", — говорит он. Украинцу Жадану близок американец Буковски, которого Сергей переводил, — не столько из-за стиля, сколько из-за этики: "Мне нравится его нежность. Он никого не учит. Все воспринимает таким как есть". Как и Буковски, Жадан никого не осуждает. Толерантность — необходимая черта хорошего писателя.

Мы выходим из кафе. На улице темно. Вокруг ни одного человека. Мне становится не по себе. "Нормально, — улыбается Сергей. — Только в последнее время мы по одному ходить стремаемся. У нас тут одного чувака (активиста Майдана. — Фокус) порезали. Пять машин сожгли. Нападают люди, которые хорошо умеют драться".

Разным поколениям Жадан кажется своим. Еще и благодаря тому, что обладает свойствами хорошего радио­приемника. Точно настраивается на актуальную волну и слышит время. Иногда опережает его. И всегда передает с точностью снайпера.

Цитаты из книги "Месопотамия"

"Життя має лише два шляхи: один веде до раю, інший до пекла. Щоправда, у багатьох місцях вони перетинаються".

"Життя ніколи не дає гарантій , — думав Боб, — у більшості випадків воно просить повірити на слово. І коли ти довіряєш йому, коли стаєш відкритим та беззахисним , воно трощить усі твої сподівання, як велика вода трощить прибережні рибальські поселення".

"Усіх атеїстів найчастіше об'єднує саме релігія. Релігія, як правило, обслуговує спекулянтів та соціалістів, тож нам залишається хіба що молитись. І дбати про бухгалтерію".
"За час його відсутності вдома зіпсувались консерви й висохли квіти".

"І потім з'являється це відчуття втраченого часу. Виростає в тобі, як риф, стає поперек горла, мучить, виснажує".

"Шістдесят років за спиною. Смерть і зникнення попереду. Четверта дня. Сонця для нас на сьогодні майже не залишилося".

"Ми сплатимо всі наші борги, ми домовимось з усіма митарями цього світу, ми розрахуємось за все, до останнього слова, до останнього видиху".

Оксана Савченко, Фокус