Евгений Сверстюк: как стать диссидентом, когда страшно

Седьмой текст из спецпроекта Фокуса - "Свет нации".

Евген Сверстюк прожил 86 лет и умер молодым, сказал один из его лагерных побратимов.

B неполные четыре года он практически ослеп. Родители, крестьяне с Волыни, жившие в те годы еще "под поляками", привезли его к врачу в Сокаль. Тот сказал, что болезнь запустили и вряд ли при тогдашней медицине мальчику можно вернуть зрение, разве что во Львове. На обратном пути заехали к бабке Химке, которая лечила все болезни молитвами и заговорами, прикладывая к ребенку лезвие ножа. Через две недели отец забрал домой здорового Евгена.

Фокус представляет спецпроект "Свет нации". Мы расскажем о современниках, которые действовали и добивались успеха наперекор всему: времени, обстоятельствам, общепринятым представлениям о том, что возможно. Ученые, художник, музыкант, издатель, военный. Поляки, русские, крымский татарин, индеец чероки. Однажды эти люди идентифицировали себя украинцами, поэтому жили и работали ради своей страны — Украины. В каждом номере мы будем рассказывать об одном из тех, кого мы называем светом нации.

Сверстюк боялся, но шел

Он был не первым ребенком в семье. Леонтий и Надя умерли совсем маленькими. Потом было еще пятеро детей. Евген — младший. Родители всю жизнь трудились, как проклятые. Были очень религиозными. Посты, праздники — все как положено. Раз на Сочельник должна быть рыба на столе — отец седлал коней и ехал за несколько десятков километров, чтобы эту рыбу привезти в Богом забытое Сильце.

Ему было около десяти (точная дата рождения Сверстюка неизвестна), когда началась война. Вместо Варшавы столицей его мира стала Москва. Как и многие мальчишки, собирал боеприпасы, брошенные красноармейцами. Хвастал, что у него целый склад гранат, умел собирать оружие.

Когда в 1944-м пришли так называемые "другі совєти", мобилизовали непутевого брата Митьку. Тот вскоре убежал из армии, прятался дома у жены, а когда его нашли товарищи из военкомата, ушел в лес, к "нашим хлопцам". В УПА. Долго там не продержался — его расстреляли, как и многих других, с грустью вспоминал Сверстюк.

Старшего брата Якова тоже забрали в Красную армию. Но вскоре узнали, что он был в молодежной ячейке ОУН. Арест, лагерь в Мордовии, ссылка в Красноярский край. Через пару десятилетий по следам брата отправится и Евген.

Из рассказов Сверстюка о военном и послевоенном времени не получается собрать героическую историю. Пан Евген относился к тем редким людям, которые не пытались кому-то понравиться. Когда в моду вошла идеализация УПА и рассказы о полной поддержке повстанцев местным населением, немногие пытались объяснить, что на самом деле не все так просто.

"Я, конечно, могу сказать, что родился в том краю, где писали на стенах: "Смерть Гітлеру і Сталіну!" Но при этом нужно обязательно добавить, что тех, кто с большой радостью смотрел на такие надписи, было от силы пять процентов, — остальные смотрели со страхом".

Он не скрывал, что принадлежит к той, по словам его друга Василя Стуса, "горсти" людей, которые боялись, но шли и вели за собой. Тихим голосом Сверстюка были сказаны громкие слова, определившие поворот от сталинско-брежневского неполноправия украинского народа к его суверенному существованию.

Путь в диссиденты

В 1947 году Сверстюк поступил во Львовский университет. Мечтал учиться на факультете английской филологии, переводить поэзию Байрона на украинский, в итоге оказался на факультете ("отделе") логики и психологии.

После учебы несколько беспросветных лет в сельских школах на Волыни и Галичине. Аспирантура в Институте психологии. Писал диссертацию на тему "Особенности понимания старшими учениками мотивов поведения литературного персонажа", но не защитил. Сначала не успел, потом уже не смог бы.

В конце 1950-х, только перебравшись в Киев, жил у фронтовика, майора Генштаба Ивана Бровко, который не выбирал выражений для оценки происходящего в стране. Когда осенью 1959-го советские спецслужбы убили лидера ОУН Степана Бандеру, отреагировал резко: "И туда они добрались!" Как оказалось, квартиру прослушивали. Сверстюка вызывают на первые допросы — от него требовали дать показания против коммуниста Бровко.

Начало 1960-х — "оттепель". Как становились диссидентами? Случай Сверстюка типичный — ничего героического. Думал, читал, смотрел, слушал. Повезло устроиться на работу в журнал "Вітчизна". Работал вместе с Иваном Дзюбой. Сработались настолько, что их вскоре уволили обоих — печатали не то, спорили не о том.

По пути Тараса Шевченко

Шевченко сделал себя благодаря сопротивлению среде. Этот тезис Сверстюк сформулировал в начале 1960-х, и он вел его всю оставшуюся жизнь.

В биографиях Евгена Сверстюка пишут, что он стал автором одного из самых значительных текстов украинского самиздата "З приводу процесу над Погружальським". Напомним контекст.

24 мая 1964 года загорелось здание Государственной публичной библио­теки АН УССР. В самом центре Киева, рядом с Университетом имени Тараса Шевченко. В докладной ЦК партии указывалось, что пострадало около полумиллиона томов, 20% книжного фонда. Больше всего — раритеты из отдела "Украиника". Слухи, однако, говорили о гораздо большем, невосполнимом ущербе — мол, уничтожены архивы Центральной Рады, Бориса Гринченко, отдел старопечатных книг и рукописей.

Через несколько месяцев начался процесс над сотрудником библиотеки Виктором Погружальским, который признался в том, что поджег фонды. Якобы это был протест против бытовой неустроенности и неуважения коллектива. В эту версию мало кто поверил. Осенью того же года в самиздате появился анонимный текст, который опровергал официальную версию:

"Нам уже не раз плевали в лицо. В этом году плюнули особенно нагло. Сожгли самую большую украинскую библиотеку. Разрушили мостик между нашим прошлым и настоящим...

Украинцы! Знаете ли, что сожжено? Сожжена часть разума и души. Не той, которую сталинский террор затравил, заплевал и загнал в угол, а той, что должна была ожить в наших детях и внуках. Они сожгли храм, где возрождается душа".

Автором этого текста был Евген Сверстюк. Как выяснилось позже, ему ассистировали молодые литераторы Иван Свитлычный и Вячеслав Чорновил. Началось все с пяти машинописных копий. Но и спустя десятилетие кагэбисты находили этот текст у сотен диссидентов и "профилактированных". На его автора "контора" так и не вышла.

Евген Сверстюк с крестом "Убієнним синам України" в урочище Сандармох в Карелии, где осенью 1937 года НКВД расстрелял 1111 заключенных с Соловков. Среди них — Леся Курбаса, Миколу Зерова и других выдающихся украинцев. (Фото Владимира Щербины, 27 октября 1997 года)

В январе 1972 года, во время мощнейшей зачистки всех неблагонадежных, так называемого "покоса", Сверстюка арестовали. В то время он работал ответственным редактором "Українського ботанічного журналу".

Семь лет лагерей и пять лет ссылки за написание и распространение самиздатовских текстов "Собор у риштованні", "Іван Котляревський сміється", "На мамине свято", "Остання сльоза" и других. Иными словами, антисоветская агитация и пропаганда.

Большая зона

Отбывал наказание в зоне для политзаключенных в Пермской области, ссылку — в Бурятии. Годы испытания сердца и совести на прочность. Вышел из "малой зоны" в "большую", то есть на свободу, таким же. Его голос не стал громче, но позиция и слово стали тверже.

Украинский Киев 1984-го — мертвый город. Все, кто были способны говорить о смыслах и не боялись собственного голоса, сидели. Кто не сидел — переходил на другую сторону улицы, завидев Сверстюка или Семена Глузмана — немногих из тех, кто вернулся из малой зоны в большую.

И даже в перестроечном 1987-м, когда академик Сахаров уже вернулся из горьковской ссылки, а московские газеты вовсю печатали невероятную по тем временам крамолу, в столице Украины "панове из Украинского культурологического клуба", среди них и Евген Сверстюк, получали свою порцию дегтя от партийных публицистов. За что? За первые публичные лекции — о погибшем в заключении Василе Стусе, о Голодоморе, о расстрелянном поэтическом возрождении 1930-х. За то, что не идут в ногу с народом…

В независимой стране жил независимо. В отличие от многих товарищей, вчерашних узников совести, в парламент не баллотировался, к исполнительной, да и к любой другой власти не приближался. Руководил Украинским ПЕН-клубом, практически никогда не отказывался от предложений выступить перед студентами. Много писал.

Чуть больше месяца назад Евген Александрович приехал в село Гатне под Киевом на кладбище, где похоронен журналист и диссидент Валерий Марченко. Как и тридцать лет назад, пришли самые близкие люди. Горели свечи. Священник читал молитву. Сверстюк был слаб телом, его голос был тише обычного. Он уже тогда стоял на пороге вечности. 1 декабря одного из самых уважаемых наших современников — философа, писателя, правозащитника и общественного деятеля не стало. Остались книги, дела и наша память. Бог даст — вечная память.

7 цитат Евгена Сверстюка

О Руке Бога

Над природой есть Рука, которая ведет. В жизни я колебался в просветлениях и затмениях, но часто чувствовал эту Руку, которая незримо проводила над пропастями и вела к неизвестной мне цели.

Если задуматься, то контроль со стороны Бога значит куда больше, чем забота родителей. Хотя в некоторой степени он через родителей и осуществляется. Но никто тебя не спасет и не присмотрит, и никто не даст гарантии даже на один день… Как говорит английская пословица, многое может случиться, пока ты донесешь чашку до уст.

О героизме

Стоит попытаться понять: а что же на самом деле лежит в основе поступка? С одной стороны, смелость и прямота, с другой — свинство натуры, которая попала в определенные обстоятельства, и в результате это вылилось в героизм: хряк уничтожил своим рылом бастион… Что мы, в конце концов, увидели в биографиях большевиков революционных времен — как они попадали в герои. Оставшиеся в живых были натренированы в приспособ­ленчестве, способности выживать в любых условиях. Поэтому я с большой осторожностью отношусь к таким понятиям, как патриотизм и героизм, так как героические начинания и оценки героизма — это разные вещи. Я думаю, начинания нормальные, человеческие, скромные более правдоподобны.

О коммунизме

У меня было неприятие большевизма активное, на уровне эстетическом, этическом, религиозном и философском. Культурный примитивизм вождей в кепках и сапогах, серый язык и беспросветная ложь и фальшь во всем, хамский стиль нетерпимости ко всем, кто не разделяет их вкусов, непристойное самохвальство и дурная гордыня. Но особенно меня угнетало примитивное материалистическое пояснение глубоких тайн жизни и людской души.

О политике

Я с самого начала заинтересовался массовым движением — тем, что называлось Народным рухом. Чувствовал, что там нужно вносить какие-то другие интонации. Уже на первом съезде было слишком много того, что буксует, холостых оборотов. В партии меня и не приглашали. Я помню, как Горынь как-то сказал: "Оно тебе и не надо". И это было очевидно. Мне это было противопоказано. Как говорил мой товарищ Алексей Братко, "ты родился для вечной оппозиции".

Об ошибках

Я много раз допускал ошибки. Например, зря подписывал протоколы во время следствия. Василь Стус был прав, вообще не подписывая многих протоколов. Это уже размышление для внутренней сатисфакции, потому что сейчас, глядя с определенного расстояния, все имеет другое измерение и иные оценки. Скажем, оказалось, что получить 12 лет — это намного лучше, чем получить 8 лет [Стус получил 8 лет, вышел на свободу, был осужден вновь и погиб в заключении]. Но кто тогда мог об этом думать?

Об интуиции

Я не знал о том, что умерла мама, — мне потом рассказали. Но я что-то чувствовал. Закрылся в одиночестве дома и слушал цоканье часов.

О себе

Знаете, надо было бы писать дневник. Я так фрагментарно, время от времени, делаю записи о той виртуальной жизни, которая вокруг нас идет. Фактически биография моя в том, что я публикую, в том, что издаю. У меня нет жизни, кроме работы.

(Из интервью Василю Овсиенко
для архива Харьковской правозащитной группы)