Медицина на больничном. Кто быстрее построит новый корпус Охматдета — государство или волонтеры

18-летняя Аня необычная. Дело не в розах-татуировках и темных коротких волосах, выкрашенных в блонд. При рождении у нее была третья группа крови, а теперь первая. Это называется полный донорский химеризм. И это хорошо. В идеале после трансплантации костного мозга все клетки крови постепенно меняются на донорские. И тогда трансплантат не атакует организм нового хозяина.

Когда в 2013-м Аня уезжала в Италию на пересадку, на территории Охматдета продолжалось строительство нового лечебно-диагностического комплекса. В него когда-то переедет онкогематологический центр и еще 22 отделения детской больницы. Когда-то в нем будут делать трансплантации от неродственного донора, когда-то здесь будет современное лабораторное оборудование и сбудутся мечты о правильной детской больнице. Когда-то.

Итальянский пример

Аня Карпенко заболела в 10 лет, в 2007-м последний диагноз — пароксизмальная ночная гемоглобинурия. Пересадку сделали в 2013 году в итальянской Вероне. Поиск донора, операция, реабилитация — всего 115 тыс. евро. Надо было успеть собрать деньги, пока Аня не стала совсем взрослой. Взрослым жертвуют хуже, чем детям. Ане повезло. Волонтеры сделали все, чтобы государство оплатило хотя бы саму операцию.

— Страшно было только один раз — когда мы заблудились вечером в одном из старых кварталов города, — смеясь, вспоминает Виктория Карпенко, мама Ани. — А в клинике впервые после семи лет больничной жизни я почувствовала себя как на курорте.

Шумный приемный покой, весело расписанные стены, волонтеры, играющие с детьми, снующие всюду медсестры, врачи, обсуждающие что-то с родителями, пациенты с капельницами, идущие в кафе, — на все Виктория смотрела широко раскрытыми глазами. После строгих распорядков онкогематологического отделения Охматдета, где запрещалось говорить в коридорах, итальянская больница напоминала балаган.

— Все время, пока Аня проходила химиотерапию, я была с ней в боксе. Там Wi-Fi, телевизор, свой душ, кухня на этаже. Никак не могла привыкнуть к тому, что в дневном стационаре могу лечь на ее постель. У нас ведь даже присесть нельзя. Не дай бог не на стульчике, получишь по первое число. И так проводишь дни напролет. В атмосфере клиники не висело напряжение. Но, наверное, больше всего поразили отношения между докторами и родителями. Я могла поймать врача в коридоре, в кабинете, где угодно, и спросить все, что меня интересовало. А он терпеливо отвечал. До веронской больницы нам пока далеко, — признает Виктория.

Детей с раком крови часто отправляют именно в итальянские клиники. Один из решающих факторов — стоимость лечения, которая там ниже, чем, например, в немецких больницах. Всего за три года украинские семьи потратили 90 млн евро на пересадки костного мозга от неродственного донора за рубежом, потому что их все еще не делают в Украине. В таких операциях нуждаются 100 детей ежегодно.

Мы встретились с Викторией в кафе киевского городского онкоцентра. С Аней все хорошо. Она даже работает. В больницу попал отец Виктории. Она обводит взглядом окружающую обстановку и говорит:

— Проблема не только в здании. В чем главная разница между Охматдетом и итальянской больницей? В Вероне у нас было все, что необходимо для лечения. Я не сидела сутками над списками доноров крови и не вызванивала с утра до вечера хоть кого-то, кто подойдет, не искала дорогостоящие препараты и не выполняла функции санитарки, потому что не хватает персонала. Эти проблемы нам тоже придется решить. Когда-то.

Опасные стены

Лариса Слюнченко — исполнительный директор благотворительного фонда "Ликар.инфонд", оказывающего помощь детям-сиротам и тем, кто нуждается в дорогостоящем лечении. На вопрос о том, какой она видит детскую клинику будущего, отвечает:

— Мне бы хотелось, чтобы больница была дружественной больному ребенку. Надеюсь, в ней будут не только новые стены и оборудование, но и взаимопонимание между родителями детей и врачами.

"Дружественная больница" для Слюнченко это не просто риторический оборот. С дочкой Машей она попала в Охматдет в том же 2007 году, что и Аня Карпенко. Дочке было всего полтора года, когда обычная кишечная инфекция дала редкое осложнение на почки. Маша находилась в отделении токсикологии два с половиной месяца, из которых полтора провела в реанимации, ни разу не увидев маму.

— Я пыталась попасть к ней разными способами. Готова была пройти медкомиссию, мыть полы, подавать бумаги, делать что угодно, лишь бы пустили к дочери. Но врачи оставались непреклонными: реанимация не место для родителей, потому что дети ослаблены, а посетители могут принести инфекцию.

Они говорили "нет", ссылаясь на внутрибольничную инструкцию, пока Маше не стало хуже. Однажды врач сказала Ларисе, что девочка эмоционально истощена и у нее пропала воля к жизни. Только тогда маму начали пускать к дочке на пятиминутные свидания.

— Когда после разлуки я первый раз подошла к ней, она посмотрела на меня с каким-то взрослым непониманием и отвернулась к стене. Связь с матерью витальна. Далеко не каждый ребенок может вынести ее разрыв.

Потом, когда Машу отправили на лечение в израильскую клинику, местные врачи поражались этому рассказу мамы Ларисы. В израильской клинике все, что нужно было сделать родителям, заходя в реанимационное отделение, — это обработать руки стерильным раствором.

— В палате израильской клиники, где находилась Маша, было 11 кроватей, возле каждой стул и кресло. Рядом с детьми все время кто-то сидел. Вот папа читает молитвы, потому что пришло время молитвы, пока ребенок крутится на диализе, вот к малышу пришли бабушка с дедушкой и сестры. Врач тогда мне сказала: доктор обеспечивает только 30% успеха в выздоровлении ребенка, медсестра — 30%, родители — еще 30%.

В Охматдете же, несмотря на строгие распорядки, малышка заразилась внутрибольничными инфекциями — синегнойной палочкой, стафилококком и кандидой. Об этом родители узнали только спустя три недели. А узнав, за несколько дней собрали деньги на лечение в Израиле.

— С момента заражения Маше сменили 11 антибиотиков практически наугад, — вспоминает Лариса.

В Израиле с заражением справиться так и не смогли, хотя перепробовали все методы. В свидетельстве о смерти Маши написано: необратимый септический шок.

— Когда остановились все системы организма и врачи пытались реанимировать ее, я была рядом. Меня никто не выгнал. И я благодарна Богу, что пережила этот момент именно там. Иначе бы я пропиталась ненавистью ко всей нашей системе здравоохранения.

Лариса Слюнченко, вернувшись домой, добилась того, чтобы в Охматдете смягчили правила и начали хотя бы ненадолго пускать родителей в реанимацию к детям. Так она справлялась с собственной болью.

— Дело ведь не в родителях, которые могут принести инфекцию. Старые корпуса больницы опасны для жизни сами по себе. В их стенах живут грибки, внутрибольничные инфекции. И от них не избавишься просто так, — объясняет она.

Эти инфекции не уничтожишь без специальной вентиляции, а вентиляцию не вмонтируешь в здание 30-х годов прошлого века. Нужны новые стены. А еще нужно оборудование для диагностики бактериальных и грибковых инфекций. Микробиологические анализаторы позволяют уже через 24 часа с момента заражения получить информацию о том, какой микроорганизм вызывает проблему и к чему он чувствителен. Тогда врачи не подыскивают терапию опытным путем. Это оборудование тоже будет в новом корпусе. Когда-то.

История одной больницы

Мечта о современной детской больнице давняя. В 2006 году, во время президентства Виктора Ющенко, за амбициозный проект взялся фонд Катерины Ющенко "Украина 3000", который в партнерстве с государством должен был мечту реализовать. Фонд провел телемарафон по сбору средств на создание новой клиники. Общество откликнулось. С 2006-го по 2010 год организаторы получили более 98 млн грн пожертвований. Проект был разработан, под больницу был отведен участок в 11 га возле Феофании. Строители успели вырыть котлован. На этом история обрывается. Денег на реализацию президентской инициативы у государства не нашлось, а сам президент Ющенко выборы проиграл.

Новый президент Виктор Янукович поддержать проект своего предшественника не захотел. Зато анонсировал свой. В феврале 2011 года премьер-министр Николай Азаров пообещал в течение двух лет превратить Охматдет в современную европейскую детскую больницу, построив новый лечебно-диагностический комплекс. 9 этажей и 67 тыс. кв. м для 30 тыс. детей в год, на 7 тыс. больше, чем сейчас.

— Руки ведь опускаются от того, что дети вынуждены стоять в очереди, чтобы их случай хотя бы рассмотрели, — говорит Елена Мацибох, член попечительского совета Охматдета.

Новый медицинский объект вошел в сферу управления Национального агентства по вопросам подготовки и проведения в Украине финальной части чемпионата Европы по футболу 2012 года и реализации инфраструктурных проектов. Стартовали резво. Но уже на второй год строительных работ финансирование начало пробуксовывать. А в 2013-м было принято решение взять кредит в 600 млн грн в Ощадбанке под госгарантии. Заем так и не выдали.

За четыре года в объект стоимостью почти 1,8 млрд грн успели вложить около 400 млн грн. Результат — бетонная коробка, напоминающая с высоты птичьего полета игрек, частично проведенные внутренние и внешние инженерные коммуникации, тяжелая медицинская техника в блоке Д. В конце 2013-го строительство приостановилось.

— Проект политизирован. На нем висит ярлык старой власти, — диагностирует ситуацию директор заказчика строительства — государственного предприятия "Укрмедпроектбуд" Ирина Коваль.
Одного из подрядчиков проекта связывали с семьей Виктора Януковича. Весь прошлый год Укрмедпроектбуд проходил проверки разных ведомств. Из хороших новостей: Анна Гопко и Оксана Корчинская, члены попечительского совета Охматдета, став народными депутатами, пролоббировали 500 млн грн в бюджете 2015 года на завершение монтажных и инженерных работ нового корпуса.

— Деньги выбивали с боем, — рассказывает Елена Мацибох.

Но стройка все равно стояла. Распорядителем средств назначили Министерство здравоохранения, а объект все еще находился под управлением Нацагентства, которое на тот момент уже расформировывали.

400 млн грн

уже вложили в новый корпус Охматдета

— Логично, если бы предприятие переподчинили Минздраву, — продолжает Мацибох. — Но чиновники попытались сделать заказчиком стройки сам Охматдет. Представьте, больница с одним юристом и бухгалтером в штате отвечала бы за проект стоимостью почти в 2 млрд грн.

Пока в министерствах и ведомствах искали крайних и ответственных, волонтеры собрали 280 тыс. грн на крышу для блока Д, где стоит в деревянных коробках уже закупленное дорогостоящее оборудование для центра лучевой терапии — линейный ускоритель и компьютерный томограф.

На баланс Минздрава объект перешел только в конце мая 2015 года — глава Кабмина Арсений Яценюк поставил свою подпись на документах и разблокировал строительство. Площадку посетил нынешний министр здравоохранения Александр Квиташвили.

По прогнозам Ирины Коваль, если заложенные в бюджете средства выделят, к масштабным работам можно будет вернуться ближе к осени. Это оптимистичный сценарий. Первый на очереди — центр лучевой терапии. На его подготовку к эксплуатации нужны три месяца. В конце года врачи уже смогут осваивать оборудование.

А пока волонтеры начали кампанию по сбору средств на клинику "300 жизней". Именно стольким детям ежегодно ставят диагноз, требующий пересадки костного мозга. Кажется, что современную детскую больницу волонтеры намерены достроить при любых обстоятельствах, пусть даже на частные пожертвования. И они ее обязательно достроят. Когда-то.

Фото: Александр Чекменев, Олег Маркевич