Бомбежка, как любовь под виселицей. Как снимать фильмы под обстрелами

Срджан Драгоевич планирует снять часть своего нового фильма в Киеве. Рабочее название ленты "Дикобраз". В ее основе одноименный роман Букеровского лауреата Джулиана Барнса о закате коммунизма в Восточной Европе. Драгоевич, в отличие от соотечественников — режиссера Эмира Кустурицы и перформансистки Марины Абрамович, из страны во время войны в 1990-е не уехал. Пережил бомбежку Белграда, выпустил пару поэтических сборников, снял дюжину фильмов. Сейчас, кроме режиссуры, занимается политикой и называет себя коммунистом.

Мы встретились во время кинофестиваля в Одессе, где он был одним из членов жюри международного конкурса. В этом году на кинофоруме показали одну из первых работ Драгоевича — "Красивые села красиво горят", которую он снимал в 1995 году в Боснии. Кино игровое. Язвительное. Черный юмор соседствует с горечью. Идиотизм войны показан с беспощадностью человека, которому нечего терять.

Что вы делали во время бомбежки Белграда?

— Это было интереснейшее время. Запомнил, как мы с друзьями каждый вечер жарили барбекю на террасе. Просто встречались, ели, пили и наблюдали за "фейерверком" над нашим городом. Многие мои друзья говорят, что это было самое отвязное время в их жизни.

Потому что это было связано с близостью смерти? Чувства обострялись?

— Когда смерть близко, хочется очень интенсивно жить. Радоваться, веселиться. Этот феномен называется любовь под виселицей.

В 1991 году, когда началась война, я снимал свой первый фильм. Тогда в Сербии и, в частности, Белграде работала мобилизационная комиссия, которая забирала людей в армию. Ситуация сложилась довольно комичная, потому что днем мы снимали кино, а ночью прятались от мобилизации. Каждую ночь мы старались проводить в другом месте, чтобы не попасться мобилизационной комиссии. В конце съемок меня все-таки нашли и вручили повестку, но, к счастью, мой бывший профессор из киноакадемии, который в то время был министром культуры, поговорил с командованием и убедил их в том, что я должен закончить кино. Мне дали отсрочку. Надо сказать, что монтировал я значительно медленнее, чем надо было. Ну а когда закончил фильм, война в Хорватии тоже сошла на нет. Второй фильм "Красивые села, красиво горят" я снимал в 1995 году в Боснии, мы были очень близко к линии фронта. В этом была фишка. Нас все считали ненормальными. Война там еще продолжалась по полной программе. Так что настоящую войну я увидел там. К счастью, не как солдат.

В этом фильме есть эпизод, где раненый солдат ползет по коридору в другую палату с вилкой, чтобы убить солдата другой воюющей армии, за ним третий персонаж, и все они пытаются друг друга добить. Сцена выглядит и комично, и жутковато одновременно. Она списана с реальности или вы ее придумали?

— Фильм почти полностью выдуман, но эта сцена появилась после того, как я прочел репортаж из госпиталя в газете. Помогло еще и то, что мы снимали в Боснии в близости к фронту. Там я провел несколько месяцев, делал исследования, общался с боевиками. Это помогло сделать фильм реалистичным, и через 20 лет он все еще актуален. Тогда история всем не понравилась. Одни говорили, что это антисербский фильм, другие, что это сербская пропаганда. Сейчас и в Сербии, и в Хорватии кино поспокойнее воспринимают.

Сейчас вы парламентарий. При этом вы поэт и режиссер. Нет ли диссонанса?

— Я до сих пор считаю себя художником. То, что я работаю в парламенте, еще не говорит о том, что я профессиональный политик. Скорее для меня это общественные обязанности. Возможность повлиять на процессы в стране. В частности, в области культуры. На мой взгляд, в политику должны идти не профессиональные политики, а люди, которые успешны в своей сфере, которые могут через парламент добиться изменений к лучшему в своей сфере деятельности. Я, например, пытаюсь протянуть законы, которые в той или иной мере связаны с культурой, образованием и экологией.

Насколько среди сербов популярна версия о том, что бомбежка Белграда была одним из способов отвлечь внимание от сексуального скандала с Клинтоном и Левински? В то время еще был популярен фильм "Хвост виляет собакой".

— В это можно поверить, но доказательств нет.

Вы все ближе к Евросоюзу. Сейчас проще найти деньги в Сербии на съемки фильма?

— Все сложнее и сложнее. Даже если Сербский кинофонд дает какие-то деньги, то это всего 15–20% от бюджета фильма, остальное приходится искать по региональным европейским фондам. И это может занимать до полутора лет. На мой новый фильм "Дикобраз" дают деньги несколько стран, Сербия, Германия, Польша и Украина в том числе. Я встречался недавно по этому поводу с главой Госкино Филиппом Ильенко, который говорил мне, что ваше правительство пообещало увеличить финансирование как украинских фильмов, так и кооппродукции. Так что, может, получу вдвое больше и смогу наконец начать съемки. Неделю я собираюсь снимать в Украине.

Вы успели посмотреть локации в Киеве?

— Да. Действие происходит в 1990-е годы после падения Берлинской стены и коммунизма в Европе, рассказывается о двух персонажах. Один из них в прошлом коммунистический диктатор, другой — молодой и амбициозный прокурор, который завел дело на этого диктатора и хочет расследовать его преступления. Такой политический триллер. С локациями, конечно, проблема, потому что в современных городах трудно найти места, которые напоминали бы о том, какими были восточно-европейские столицы в те времена.

В Украине еще сохранилась советская символика, которую активно сносят под соусом декоммунизации. Так что можете успеть у нас поснимать.

— У вас есть фантастическая локация — Экспоцентр (бывший ВДНХ. — Фокус). Мы планируем там поработать. Я рассматривал еще Славутич как место для съемок, но это слишком маленький городок.

Вы не раз говорили о своих левых взглядах. Ваши родители были коммунистами в социалистической Югославии?

— Да. Мой отец был журналистом и работал в крупной югославской газете. Мама работала на правительство переводчиком с французского. Сейчас они ярые антикоммунисты. Что касается меня, то я 30 лет прожил при социализме, 20 — в переходном обществе. И сказал бы, что тот социализм, который был в Югославии, имел очень хорошие стороны. У нас была такая интересная вещь, которая называлась самоуправление. В какой-то момент я был директором белградской организации, в ведении которой находилось 15 кинотеатров. Я помню, мы хотели заработать, и на одном из собраний я предложил продавать попкорн зрителям. Уборщицы возмутились, сказали, что будет дико грязно и они против. И нам пришлось пойти им навстречу. Помню, как еще в этот момент подумал: ну когда уже придет капитализм в эту страну? И что же? Он пришел. И сейчас все эти 15 кинотеатров приватизированы и превращены в супермаркеты.

• Читайте также: Как побороть махновщину в Украине: балканский опыт

На вопрос о родине вы всегда отвечаете, что родом из Югославии, а не из Сербии. Почему?

— Мне нравится говорить, что я из Югославии, что я разговариваю на сербохорватском языке, хотя ни страны уже не существует, ни языка. Но они есть на каком-то другом уровне. Уровне культурного обмена. Мои фильмы понимают и воспринимают одинаково во всех этих странах. Я работаю с актерами из этих стран. Поэтому я и буду так говорить… Мне жаль, что Югославия не вступила в Евросоюз в 1990 году, тогда войны, возможно, и не было бы.