Мы построили неэффективные города, — урбан-активист Митя Гурин

Митя Гурин вырос в Украине, получил диплом промышленного программиста и в 2002 году по приглашению студии Артемия Лебедева переехал в Москву работать дизайнером. Во время Майдана удаленно участвовал в проекте "Хроника текущих событий", затем вернулся в Украину. "В Киеве началось такое движение, на которое в своей стране можно попасть лишь в раз жизни", — поясняет он.

В Киеве Гурина знают как специалиста по общественным коммуникациям, члена экспертного совета международного открытого архитектурного конкурса Terra Dignitas. "Мы написали задание для этого конкурса, затем я написал задание для урбан-конкурса по реконструкции Контрактовой площади и дальше пошел в эту историю, — отвечает он на вопрос, как его занесло в сферу градостроительства. — На самом деле я всю жизнь занимался коммуникациями: человек — человек, человек — машина, человек — рекламный щит, сейчас — человек — город. То есть поменялся объект, но не тема".

Слово "градостроительство" Гурину не нравится. Он предлагает общепринятый в Европе термин "урбанизм", подчеркивая, что советское градостроительство — это провалившаяся теория. Сам он сторонник стратегии уплотнения городов. Подходящими для этого местами считает промзоны, которые заброшены с советских времен.

Несколько недель назад Митя Гурин стал соавтором концепции планирования именно такой промышленной территории — Рыбальского острова в Киеве. Проект предполагает нетипичную для современных украинских городов квартальную застройку жилыми домами высотой не более 20 метров. На первых этажах должны разместиться офисы и торговые точки. В центре кварталов — общие дворы, под ними — подземные паркинги. В пешей доступности — общественный транспорт, рекреация.

Инвесторы выгрызают право вкладывать в город

Сейчас выбирают главного архитектора Киева. Не обошлось без скандалов. В чем суть конфликта?

— В прошлом году был объявлен конкурс. Больше сотни городских активистов, за каждым из которых стоят реальные люди и городские проекты, обратились к мэру с письмом о необходимости прозрачного профессионального конкурса.

К сожалению, в какой-то момент конкурсная комиссия отказалась от обязательной критериальной оценки кандидатов по профессиональным компетенциям. Это вызвало конфликт с общиной, которая отозвала своих членов из конкурсной комиссии и пообещала остановить конкурс через суд до вступления в силу в мае нового закона о госслужбе, который делает критериальную оценку кандидатов обязательной.

Сейчас идет поиск способов восстановления общественной легитимности этого конкурса. Предлагаются разные варианты: открытые лекции, масштабные теледебаты, прозрачное голосование членов комиссии.

Сообщество занимает очень конструктивную позицию. Главный архитектор не должен нам нравиться, он должен быть профессионалом, который способен дать Киеву импульс развития. Все по привычке пытаются урвать кусок города в центре и поставить на нем здание повыше. Мы считаем, что пора остановиться: у нас огромные промышленные и другие бесконфликтные зоны. Давайте строить там и строить много — по сравнению с Европой у нас на жителя приходится в полтора раза меньше жилья, нам нужны миллионы метров. Украинцы — предприимчивый народ, давайте создадим условия, в которых все смогут заработать — намного больше, чем пытаясь вырывать друг у друга землю в центре и воюя с жителями во время стройки.

Желание жить в комфортном городе объединяет всех киевлян: пенсионеров, банкиров, чиновников, студентов, бандитов. Все хотят, чтобы Киев стал настоящим европейским городом. Говорят, что Майдан был продуктом компромисса между либералами и консерваторами. Комфортный город — это еще одна зона такого компромисса. Очень легко бороться против чего-то. Мы предпочитаем бороться за.

Вы изучали зарубежный опыт планирования городского строительства. В чем главные отличия от принятой у нас практики?

— В Европе нет позиции главного архитектора, там есть позиция урбан-планнера. Этот специалист не строит здания, у него нет полномочий по утверждению проектов. Он планирует город.

Градостроительные документы в Европе и Америке и у нас — принципиально отличаются. Генплан Киева очень подробный, много томов. Зачем нам вместо понимания стратегии того, как и куда мы направляем инвестиции, иметь полную теорию всего?

Мастер-план Лондона — это одна схема. Она нужна, чтобы все понимали общее поле смыслов, куда мы все вместе идем: к примеру, развиваем город на восток или его уплотняем. Сейчас во многих городах Европы ключевая стратегия — это уплотнение городов. Чем более плотный город, тем лучше работает городская экономика, тем меньше у людей транзакций, ближе все находится, это очень комфортно.

Я смотрел нью-йоркский зонинг. Это объемный документ, но он написан очень понятным языком. Весь город размечен на зоны, для каждой установлена высотность, где районы малоэтажной застройки, где средней, а где — высотной. Все остальное регулируется несколькими коэффициентами. Основной — FAR, отношение суммы площади всех этажей здания к площади участка, им определяется допустимая плотность. Например, у нас есть пятно застройки 30 на 30 метров и допускается FAR 3. Можно построить три этажа и выполнить этот коэффициент, а можно оставить половину участка для публичного пространства и построить шесть этажей, или построить 12 этажей, заняв четверть участка, — тоже будет FAR 3. Большую плотность это место просто не выдержит, нужно учитывать транспортную и инженерную инфраструктуру.

Есть еще один любопытный параметр: если вы превышаете предельную высотность, то, чтобы обеспечить инсоляцию, здание вверху должно сужаться, чтобы тень не накрывала соседние здания. Это и есть регулирование: несколько коэффициентов, в рамках которых инвестор может искать выгодные площадки для инвестиций.

Как инвесторы ищут площадки у нас?

— В городе есть ДПТ — детальные планы территории. ДПТ или зонинг (он в Киеве не утвержден) нужны для отведения земли. И вот приходит инвестор, просит три гектара для строительства жилья. Но ему говорят: сделай ДПТ на 30 гектаров. Он соглашается, идет к архитекторам, говорит: "Вот этот участок — три гектара — мой, рисуйте так, как мне надо, а все остальное нарисуйте как-нибудь, чтобы сошелся баланс общественного и жилого фонда, что-нибудь там поставьте". Архитекторы что-нибудь там ставят, ДПТ принимает Киевсовет, инвестору отводят его три гектара, и вроде бы все довольны. Потом приходит следующий, говорит: "Хочу соседние три гектара". А ему возражают: "У нас ДПТ, здесь должны быть офисы". Но он хочет строить жилье, оно востребовано. Чтобы сохранить баланс, предлагает поменять местами: здесь построить жилье, а в другом месте — офисы. Ему говорят, что изменения ДПТ — через Киевсовет. Это дорого и долго.

И вот у нас есть инвестор, который хочет зайти, но город, вместо того чтобы предоставить ему возможности для инвестиций, заставляет его пробиваться, платить за возможность инвестировать деньги в город. По данным 2014 года, в Киеве в капинвестициях 1% городских и 2% национальных денег. Все остальное — это частные инвестиции, кредитные средства, бизнес, люди. И эти 97% выгрызают себе право инвестировать в город.

При этом городская администрация сама на разработку ДПТ денег не выделяет, хотя именно она должна определять, как мы будем развиваться, а потом предлагать инвесторам выбор.

Дорогой шкаф

Украинские застройщики отходят от советских градостроительных традиций?

— Сейчас хорошее время, чтобы пробовать разные модели. У нас застройщики приходят к этому опытным путем. В Киеве построили "Комфорт-таун", и внезапно выяснилось, что там квартиры хорошо продаются. Сейчас мы сделали проект для Рыбальского полуострова, большую презентацию о районе. Но по факту весь итог работы — это детальный план территории, так называемые "красные линии": где у нас улицы, а где разрешено строить. Это план развития, по которому мы можно строить хоть сейчас, хоть через 50 лет. Но нам нужно определиться, нравится ли нам этот формат жизни, хотим ли мы такое строить в городе? Правильна ли наша гипотеза о том, что промтерритории — главный ресурс для развития? Мы считаем, что должны заполнять эти "пустоты города" — представляете, сколько тратится бензина, чтобы их объехать?

Это не абстракция, нужно, чтобы заказчики, инвесторы, девелоперы понимали, что квартальная структура возможна. Многие из них хотят возводить одинокие 24-этажные "свечки". Люди привыкли, что надо строить так, а почему, сами не до конца понимают, нет опыта другой типологии строительства. Но появляются новые проекты, точки роста. Конечно, они начинают пробовать новые методы. В этом ценность рынка.

Кроме косного мышления, что еще мешает строить иначе?

— Сильно мешают наши ДБНы — государственные строительные нормы, обязательные для исполнения, которые мигрировали из советской градостроительной логики. Их обновляли, переписывали, но по сути их корни, основа там. Когда мы проектировали Рыбальский, столкнулись с удивительными ограничениями.

Например?

— От места, где может стоять автомобиль, до окон жилого дома должно быть не меньше десяти метров. Я понимаю, когда речь идет о советских жигулях — многие помнят запахи продуктов советского автопрома. Но причем тут современный автомобиль, он пахнет, что ли? Мы должны это регулировать в нормативных документах?

С детскими садиками — просто абсурд. ДБНы по ним — причина их дефицита в стране. В группах должно быть по 20 детей. В этом есть определенная противоэпидемиологическая логика, и сейчас у нас половина детей не вакцинирована, идет настоящая антивакцинационная истерия. Oкей, это еще можно понять. Но что дальше? В каждой группе положено иметь игровую комнату 50 м², даже если это груднички. Ее окна должны выходить строго на юг, с отклонением плюс-минус пять градусов. Далее — спальня на 50 м², в которой дети спят час в день, двухъярусные кровати запрещены. Санузел и раздевалка-прихожая — по 20 м², еще 5 м² отводится под помещение под названием "буфет", единственная функция которого — хранение тарелок. То есть можно обойтись обычным шкафом, а так, при себестоимости строительства $500 за квадратный метр, за шкаф для хранения 20 комплектов посуды нужно заплатить $2500. И это не все. Здание должно комплектоваться универсальным залом для танцев и музыкальных занятий 100 м², к счастью, его окна не обязательно должны выходить на юг. Плюс к этому помещения для администрации. Например, 6 м² – кабинет кастелянши. А если в садике нет кастелянши? Все равно должен быть кабинет.

При этом для детсада определен минимум земли, здание не должно выходить на фасад улицы, даже техническими помещениями. Без всего этого его в эксплуатацию не введут или оно не сможет называться детским садиком. В итоге вы вместе с детсадом получаете огромную территорию, огромные помещения, которые нужно отапливать, убирать, содержать.

Мы посчитали, что детсад на 300 детей —4000 м² — стоит $2 млн. Это без учета положенных 120 соток земли. Где в городе можно найти кусок земли, чтобы соблюсти все эти нормы? В нищей стране мы закладываем нормы, предполагающие, что у нас должны быть очень богатые детские садики, но мы объективно не имеем на это ресурсов. Было бы логично тратить деньги на энергоэффективные технологии, рационально распределять пространство, вместо этого нормы обязывают строить неэффективные здания.

В итоге сейчас в Киеве детские сады заполнены на 170%, а строительство новых сильно затруднено. У нас огромное количество частных детских садов, которые не имеют права так называться. Кого мы пытаемся обмануть?

Модернистская иллюзия

Один социолог сформулировал интересную мысль. Некоторые городские районы, построенные на месте сел, неспроста становятся маргинальными. Когда людей, привыкших к частному домовладению, переселили в многоэтажки, они считали своей территорией только собственную квартиру. В итоге район становился неухоженным и непривлекательным для жизни в нем.

— Да, так и есть. Тогда страна была в процессе урбанизации: строились заводы, люди переселялись в города. Их надо было обеспечивать жильем. Основной технологией было панельное домостроение, оно позволяло строить быстро. Да и строили по другой логике. Существовала такая модернистская иллюзия: мы построим город-сад. Брали большой кусок земли, на нем возводили отдельно стоящие дома. Не знаю, насколько это миф, но, говорят, их планировали так, чтобы при ядерном ударе или бомбардировке дома не сложили друг друга, как домино.

Одна из ключевых проблем в том, что не существовало понятия частной собственности, не было границ. Люди, имея раньше свой кусок земли, понимали, где их границы, а переехав в панельный дом, были ограничены стенами квартиры. Поэтому эти огромные дворы плохо поддерживались, всегда оставался открытым вопрос — а чьи они?

Концепция неплотного города энергонеэффективна. В центре Киева плотность в два раза выше, чем на Оболони и в два с половиной раза выше, чем на Русановке. А плотность влияет на стоимость транзакций. Я живу в центре, на Ярославом валу, здесь у меня в одном квартале вся инфраструктура, в советских районах панельной застройки нужно до всего добираться — это время, это топливо для транспорта. Нужно транспортировать энергоносители на большие расстояния. Мы тратим в несколько раз больше энергии на отопление, чем в Германии и Польше, которые находятся в похожем с нами климате. Мы построили экономически неэффективные города.

Гигантские панельные районы строили не только в постсоветских странах, но и в старой Европе и в Америке. Как там решали эту проблему?

— Все эти модернистские истории — дома в саду — были во всем мире. Просто там, где работала экономика, их перестали строить, потому что стало понятно, что это не очень эффективно, в какой-то момент они проиграли конкуренцию.

Не существует единственно правильного решения, что с этим делать. В Восточном Берлине среда настолько проигрывала конкуренцию, что люди бросали квартиры. Панельные дома начали взрывать, расселять людей. Среда становилась еще менее плотной, транзакции становились еще дороже. Стало понятно, что это тоже не выход. Начали межевать территорию, осмыслять ее: брали эти гигантские дворы и разбивали в них общественные огороды.

Я видел несколько проектов, но это "бумажная архитектура", когда брали советские районы и пытались выстроить из них кварталы. Двухэтажной лентой замыкали панельные 12-17-этажные дома в кварталы, чтобы ограничить эту ничейную территорию, чтобы у людей были дворы, сеть улиц, чтобы было несколько двухполосных дорог вместо одной шести- или двенадцатиполосной, — тогда можно добиться распределения транспортной нагрузки, объезжать пробки.

Сейчас возможно перестраивать города?

— Если говорить о том, что можно делать прямо сейчас, главное направление развития — это качественные публичные пространства, где люди могут встречаться. Сейчас их нет. Люди должны понять, что их жизненное пространство не ограничивается стенами квартиры, осознать свое право на город. Я писал задание по конкурсу по Контрактовой площади. Это одна из главных площадей Киева, на этом месте всегда была жизнь — это торговое, портовое место. Сейчас Контрактовая площадь, наверное, один из самых дорогих кусков земли в городе. При этом она является бесплатной парковкой. Это нормально? Она может быть огромной фестивальной площадкой, работающей до десяти месяцев в году. Такой площадкой во Львове сделали площадь Рынок. Это котел, в котором булькает золото, множество туристов привозят в город деньги, которые вливаются на нижний уровень местной экономики, избиратели счастливы. Хотя, конечно, львовянам пришлось пожертвовать этим местом, жить там сейчас невозможно. Но на Контрактовой стоит только один жилой дом, площадь как фестивальная площадка будет мешать там намного меньше.

Мой приятель живет в отстроенном с ноля микрорайоне, которому лет десять. Там селился средний класс, и сейчас этот район выглядит вполне благополучно. Такое ли это зло — панельные многоэтажки, может быть, дело в людях?

— Там ограниченная территория?

Да.

— Это и есть ответ на ваш вопрос. У них понятны границы территории. В Бразилии есть город Сан-Пауло. Там очень чисто, красиво, но везде высокие заборы и колючка под напряжением. Это тоже формат жизни, но хотим ли мы жить за заборами с колючей проволокой? Действительно, в городах начали появляться какие-то резервации с хорошими дорогами, ровными тротуарами. Но я не хочу так жить, мне нужен весь город с нормальными тротуарами. У меня есть базовая теория о том, что все, что ведет к ровным тротуарам, это благо.

Вот мы сейчас находимся на Ярославом валу, это ядро центра Киева. А здесь вся среда пребывает в ужасном состоянии, все тротуары в трещинах, разбиты. Чье это, у кого на обслуживании?

Каким может быть выход?

— Здесь ничего нового не придумали. Эта территория является публичным пространством, оно принадлежит некой коммуне. Люди должны собраться, сделать заказ, найти лучшего заказчика.

У нас огромный пробел именно в организации. Потому что есть конкретная улица, а есть КГГА, Киевсовет. Они решают политические вопросы. Как 120 депутатов на весь Киев будут заниматься тротуарами на Ярвалу? Это так не работает, понятно, что нужны промежуточные этажи. Я не могу сказать, должны ли это быть районные советы. У нас районы нарезаны без всякой логики, они гигантские. Есть гипотеза о том, что между собой по всем вопросам, связанным с местным самоуправлением, легко могут договориться 30-40 тысяч человек. Это и есть город.

• Читайте также: Наскальная живопись XXI века. Кто и зачем разрисовывает стены городских домов

В смысле?

— Говорят, что Киев — город. Нет, Киев — это агломерация. Вот мы сейчас сидим в Киеве — Верхнем городе, а есть город Печерск, город Подол, город Оболонь, город Борщаговка — там совсем другие правила жизни. Эти города прошиты между собой связями и коммуникациями. Верхний город или город Подол могут договориться о том, как обеспечить себя ровными тротуарами, но для этого они должны распоряжаться своими налогами. Во всей стране идет децентрализация, а в Киеве ее нет. Поэтому ожидать, что городская администрация добьется ровных тротуаров во всем городе, наивно. Лондон, например, состоит из нескольких городов, у каждого из которых, кстати, есть мэр.

Фото: Алексей Батурин