Куда приводят мечты. Как жить без дома и зрения, но получать от жизни все, что хочешь

Государственные больницы похожи на людей, которые все пустили на самотек и перестали делать вид, что идут по жизни смеясь. Государственные больницы сходу предъявляют посетителям свои ободранные стены, неработающие лифты, запах подгоревшей каши, видавшие виды бахилы, которые ты покупаешь за 2 гривны у бабушки на входе, и длинные запутанные коридоры, где ищешь "свою" палату.

Шагаешь за мутную стеклянную дверь комнаты с нужным номером — и оказываешься в мире, не похожем на тот, который за окном. Здесь светло, душно и жарко, здесь четыре кровати и четыре облезшие тумбочки. Четверо полуголых мужчин с изуродованными ногами, отсутствующими лицами и постоянно двигающимися руками — нужно же как-то отгонять мух. Из этой безысходной комнаты вход в другую. Такую же, только меньше. И вот там, пытаясь быстро прикрыть покрывалом грязную простынь, на тебя поднимает глаза он. Бездомный художник Петр Кравченко.

Когда человек произносит словосочетание "бездомный художник", в его голове рождается образ. В девяноста головах из ста этот образ совпадет с реальным Петром Кравченко. Небритый и патлатый, в перекошенных очках и футболке поверх рубашки. С мягкими, почти женскими движениями. С речью питерского интеллигента. С разбросанными по убогой кровати альбомами для рисования и разноцветными карандашами. То ли ребенок, то ли безумный.

— Перевязка! Все на перевязку! — заглядывает в палату грузная медсестра с пергидрольными волосами.

— Давайте я вас подожду.

— Нет. Мне так хочется с кем-то поговорить. А перевязка — это долго. Вдруг вы не дождетесь и уйдете?

Маленький Петр

Петр почти не может ходить, его ноги в язвах. Он берет костыли, и мы медленно ковыляем на балкон.

В этой больнице Петр живет уже месяц. До этого он жил на скамейке на Крещатике, иногда переезжал на бульвар Шевченко — на другую скамейку. У него врожденная болезнь, связанная с неправильным обменом веществ. От этого страдают все внутренние органы и ноги.

— Обычно ноги начинают сильно болеть зимой, когда холодно. А тут что-то летом стало плохо. Я уже не мог ходить, сел на лавочку и сидел. День, потом второй. Потом понял, что мне и двигаться уже трудно. Дотянулся до телефона в кармане, набрал номер инициативной группы, которая помогает бездомным, и вот, оказался здесь.

Когда-то давно маленький Петр жил с родителями на левом берегу Днепра, на проспекте Воссоединения (сейчас он не знает, декоммунизировали его уже или нет). Любил рисовать и ездить к родственникам летом. Не приезжать, а именно ездить. Любил читать сказки, в которых герой ищет волшебные предметы, и гадать, что было бы, если бы на один день стать котенком.

— И что было бы?

— Я бы видел мир по-другому. Животные воспринимают цвета совсем не так, как люди. Насекомые, например, видят в инфракрасном диапазоне. А как это делают коты — мне интересно. Я бы посмотрел, а потом прибился к какому-то хорошему человеку и постарался сделать так, чтобы он меня забрал.

Еще маленький Петр с проспекта Воссоединения любил придумывать драконов — не добрых и не злых, а просто драконов, и не мог жить без железных дорог.

— Мы с родителями путешествовали на поездах, и я любил рисовать крупные железнодорожные станции, во всех подробностях. Рисовал даже парки, сортировочные и локомотивные депо. Смотрел на реальные станции и придумывал свои, а потом придумывал целые города вокруг этих станций.

У маленького, да и у взрослого Петра никогда не было друзей. Он общался с детьми, но был слабее всех, не мог вместе с ними лазить по деревьям и быстро бегать. Он мечтал стать проводником, но потом понял, что это невозможно из-за здоровья, и решил стать художником. Если не вдаваться в детали, получается, что его мечта сбылась.

— Я счастлив, только когда рисую. Ради этого, по большому счету, и живу. Правда, рисовать в последние годы становится все сложнее. Четыре года назад правый глаз совсем перестал видеть, а левый видит процентов на 35–40. Я рисую с лупой (Петр достает из сумки, спрятанной под футболкой, большое увеличительное стекло и альбом для рисования. — Фокус). Зато в очках хорошо вижу светящиеся предметы — мониторы, экраны телефонов. Когда я смотрю на город в новостях, вижу его лучше, чем когда иду по нему.

Между миров

Судя по всему, маленький Петр был волшебным ребенком. С одним только "но". Он не знал, что делать в мире, где нет выдуманных драконов и городов вокруг железнодорожных станций, где не получится на один день стать котом. Во внешнем, а не внутреннем мире.

— Что вы делали после школы?

— Ничего. Я что-то сам читал, изучал. У меня нет формального образования.

— Почему?

Петр отодвигается на кособоком больничном диване. Смотрит на макушки деревьев за бетонной стеной балкона и молчит. Кажется, даже раздраженно. Как будто говорит: "К чему эти вопросы о социально приемлемых вариантах поведения? Об университете и официальной работе? К чему они, если вот, есть драконы и коты, железнодорожные станции и так много книг, которые еще можно прочитать?"

— Я не то чтобы совсем ничего не умею. Умею в Photoshop работать и в 3ds Max (программа для онлайн-моделирования, анимации и визуализации. — Фокус). А Photoshop в 3ds Max обязательно нужен, потому что для моделей надо делать текстуру. Там есть карты рассеянного отражения, неровностей, царапин. Очень интересно.

— Так почему вы не пошли учиться? Хотели поступить и не получилось?

— Нет. Я и не поступал. Просто жил на пенсию по инвалидности, пока меня не надули с квартирой. Через несколько лет после смерти родителей ко мне пришли какие-то люди и предложили материальную помощь. Нужно было подписать бумаги, и я подписал. А потом оказался на улице. Но документы-то я сам подписал. Выходит, претензий никаких к ним не имею.

Петр говорит об этом так же спокойно, как и обо всем остальном. Без сожаления. Как будто ему не неприятно и не больно, просто в его голосе вдруг исчезает мечтательность.

— Я подумал: раз уж совершил глупость, что теперь поделаешь. Взял с собой, что смог унести. Только одежду и лекарства. И пошел. Сумку, правда, у меня сразу в транспорте и украли, когда я где-то задремал.

Если бы не аферисты, Петр, возможно, так никогда и не вышел бы из дома. Но пришлось. В первый день он катался на троллейбусах и в метро, а ночевать пришел на Крещатик. Сидел там до утра, ничего не ел. А на следующий день заметил бабушку со стаканчиком.

— Я увидел, что она насобирает денег в стаканчик, потом зайдет в магазин и купит там кефир. Потом опять стоит. И я стал так делать. Начал наблюдать за бездомными и учиться так жить. Потом с некоторыми познакомился. Помню, как мы летом на ночь ездили на электричке в пригород, сидели на вокзале, а потом первой утренней электричкой возвращались обратно в Киев. Я старался думать об этом, как о приключении. Как в детстве.

В прошлой жизни на проспекте Воссоединения Петр пытался работать. Фрилансил для фирмы, которая занималась разработкой компьютерных игр. И у него неплохо получалось.

— А сейчас не пытались найти такую работу?

— Сейчас дизайнеров много. Вот даже Юля, знакомая администратор компьютерного клуба, мне сказала, что их сейчас много, и работу найти почти невозможно, — Петр раскрывает альбом со своими работами.

— Но вы же художник. Можно было бы попробовать продавать то, что вы рисуете.

— Да нет. Это же надо работы в галерее выставлять. А на улице покупают только портреты — такие, как на Майдане рисуют.

— Не думали тоже рисовать портреты?

— Нет. Вернее, я рисую портреты, но не такие. Те люди просто пытаются что-то срисовать и украсить. А я художник, а не рисовальщик. Пусть бездомный, но художник.

Уроки жизни

Улица научила Петра двум вещам. Жить в реальности и даже в своей не самой лучшей из всех возможных реальностей находить смысл. Он похож на Алису в Стране чудес или на слепого котенка, который изучает территорию, натыкаясь на углы.

— Я научился избегать опасных людей. Могу определить по лицу человека, стоит ли от него ждать неприятностей. Иногда, правда, все еще ошибаюсь. Бывает, встречаю неожиданно добрых людей. Например, женщина, которая моет полы в метро. Она вроде бы и простая, но такая добрая. Я сидел, рисовал, а она подошла, посмотрела, и ей так понравились мои работы. Никогда не знаешь, где встретишь хороших людей.

Зато есть места, где с большой долей вероятности можно встретить злых. Подворотни, спальные районы и даже центр города летними вечерами. Словом, там, где часто гуляют пьяные.

— За пять лет жизни на улице меня сильно ни разу не побили.

— А несильно?

— Бывало. Как-то я на бульваре Шевченко на скамейке сидел, дремал. Подошли какие-то ребята и говорят: "Уходи отсюда" Я поднимаюсь, а они меня — бум, кулаком в грудь, и я снова на скамейке. Говорят: "Уходи" Я опять пытаюсь встать, они опять бьют. Может, им скучно стало и захотелось развлечься. У меня еще недели две потом грудь болела. На самом деле люди иногда совершают необдуманные поступки. Но это не значит, что они злые.

Так мог бы сказать Иешуа или князь Мышкин. Или даже тот, кто был прототипом героев Булгакова и Достоевского. Последние, кстати, не входят в число любимых писателей Петра. Он любит Сартра и Камю, Мюссе и Пруста. А еще Чехова.

— Мне кажется, у Чехова и Сартра есть что-то общее. Они оба смотрели на жизнь трезво, без иллюзий. Этим они мне и нравятся. Только Чехов был добрее. Может быть, потому, что работал врачом.

— Разве вам это близко — смотреть на мир без иллюзий? Вы разве не мечтатель?

— Я думаю, это разные вещи. Я не мечтатель, потому что отношусь к жизни без лишнего оптимизма. Но иллюзии — это воображаемые миры. Мне кажется, это самое большое достижение человечества. Не наука, не техника, а создание этих миров. В книгах, сказках, картинах, фильмах, играх. В чем угодно. Это уже не реальность, это тотальное преображение.

— И вы уходите в него, чтобы скрыться от реальности?

— Да. Я думаю, даже успешным людям нужны иллюзии. Они ведь служат человеку для утешения. Конечно, в его жизни они ничего исправить не могут, но утешение — это уже много.

Больше картин и стихов Петра Кравченко на сайте petercravchenko.moyblog.net и petercravchenko.deviantart.com

Петр говорит, что не мечтает вернуть себе дом. Мечтает только о маленьком закутке, где можно рисовать, писать стихи, где будет место для чайника, чтобы готовить себе кофе и чай. На самом деле после выхода из больницы его уже ждет такое место. Петр переедет во Всеукраинский благотворительный фонд "Социальное партнерство". Там у него будет маленькая теплая комната, бесплатная еда и одежда, возможность рисовать и читать книги. Ровно то, о чем он мечтает. Не больше и не меньше.

Петр читает мне свои стихи:

"А судьба человека забудется,
В мире есть только поступь времен.
Если прошлое снова сбудется,
То лишь как возвратившийся сон.
Но не мой и не твой, а далекого
Существа, не известного нам.
Умудренного и глубокого,
И не склонного верить мечтам".

Петр встает. Ему пора на обед, а потом на перевязку. Всклокоченный, с ворохом листов, карандашами и выпирающей из-под футболки сумкой, он выглядит и трогательным, и нелепым. Я вижу его в промежутке между закрывающимися дверьми лифта и думаю: Петр – счастливый человек. Его мечты сбылись. Мечты сбываются у всех. Просто не все помнят, о чем они когда-то мечтали.

Фото: Александр Чекменев