Тайна Ждуна. Почему милый наивный Ждун на самом деле не так прост, как кажется

Фокус разбирался с тайной ставшего популярным в последнее время странного существа Ждуна, чтобы выяснить, как реакция на него отражает процессы, происходящие в украинском обществе 

В 1930-х годах в Германии южные морские слоны пользовались особой любовью посетителей зоопарков. Один из них по имени Роланд, живший в Берлинском зоо­парке, стал популярной фигурой того времени. Роланд был долгожителем и скончался в возрасте 20 лет 30 декабря 1935 года. В его честь в газете The Herald (Glasgow) был напечатан некролог:

"Это не только серьезная потеря для учреждения, уже пострадавшего в этом году в связи со смертью гориллы Бобби, но и печальная новость для людей со всего мира, успевших посетить Берлинский зоопарк и наблюдавших Роланда.

За шесть лет своего пребывания Роланд стал одним из символов зоо­парка, выделяясь как нравом, так и незаурядным внешним видом. Он был не только огромным и очень толстым, но также, по твердому убеждению своих поклонников, отличался мудростью… Он, безусловно, понимал все происходящее вокруг него, плескаясь в бассейне, или когда наблюдал, положив голову на бетонный край вольера, за крошечными людьми по ту сторону ограждения".

Fullscreen

Скульптура Ждуна перед детской больницей в Лейдене

После смерти Роланда нескольких особей южных морских слонов, которых завозили в Берлинский зоопарк, называли по традиции именем знаменитого предшественника. Спустя время поклонники не только сделали посмертную маску Роланда, но и его скульптуру в полный рост.

Спустя 80 лет благодаря работе голландской художницы Маргрит ван Бреворт южный морской слон, представ в новом обличье, снова приобрел популярность. Странное существо под названием Homunculus loxodontus с головой морского слона, телом личинки и руками пожилого человека, сложенными на животе, завоевало любовь миллионов людей. Украинский Ждун (или Почекун) стал мемом, смысл которого вышел далеко за пределы того значения, которое было заложено в нем изначально автором скульптуры, — быть олицетворением людей, ожидающих своей очереди в больницах. Украинский Ждун ожидает решений по безвизу и вступлению в НАТО, от чиновников — проведения реформ, правды и метро на Троещину, а в быту иногда и просто ждет маршрутку на остановке. Широкий диапазон ожиданий говорит о том, что перед нами не просто картинка с придуманным существом, вызывающим умиление, а символ, который отражает суть происходящих в обществе процессов.

Умилительная фрустрация



Fullscreen

Английский эволюционный биолог Ричард Доккинз, впервые введя понятие "мем" в своей книге "Эгоистичный мем", называет их единицами культурной информации, сравнивая с генами человека, которые также передаются другим носителям с помощью биологических законов естественного отбора, мутации и искусственной селекции. В этом смысле Ждун не исключение. По мнению украинского социального психолога и писателя Олега Покальчука, Ждун выполняет функцию теста Роршаха, в котором показываемые испытуемым кляксы сами по себе не имеют никакого смысла, но в зависимости от уровня предрасположенности к различным душевным переживаниям и страданиям разные люди обнаруживают в них разные значения, становясь их невольными носителями и распространителями. Объединяющий смысл украинского Ждуна, по мнению психолога, заключается в тревожном ожидании, свойственном в последние годы гражданам Украины.

— Ждун — такой проективный тест, в котором его название задало, как модератор, тренд отражения, — объясняет Покальчук. — Я бы сказал, что это такое общеевропейское состояние тревожности, но из-за войны на востоке оно особо важно для Украины. Соответственно, если мы говорим об этой фигуре, ее милая комичность снижает уровень тревожности, в то же время сохраняя тренд. Люди присоединяются к комментированию этого тренда без ущерба для себя и своей тревожности. Такой разговор ни о чем, в то же время позволяющий самовыразиться. При этом вроде и не позорно, ведь в нашей культуре свойственно скрывать свои тревожные ощущения и ожидания, чтобы сохранить гуманную коммуникацию между людьми.

Украинский философ и политтехнолог Михаил Минаков также видит в Почекуне отражение социальных процессов:

— Ждун, как мне кажется, попадает в точку фрустрированного общества — в опыт нарушенных обещаний и ожиданий от Майдана.

Философ также обращает внимание, что образ Ждуна показывает и то, какие слои украинского общества стали наиболее подвержены фрустрации. Если судить по социальным сетям, то "ВКонтакте" он появился и исчез, в "Одноклассниках" его восприняли с юмором, но без тревожного подтекста, то есть довольно плоско. А вот фейсбучная группа пользователей из Украины показала, что фрустрирована гораздо больше остальных, но то, каким образом переосмысливается образ Ждуна в реакциях этих пользователей, подтверждает, что Ждун через юмор и иронию снимает напряжение, словно вытесняя некий внутренний комплекс. По мнению Михаила, в этом есть что-то терапевтическое, дающее надежду на то, что общество еще способно иронизировать над собственными ожиданиями. Правда, ирония эта с легким налетом тревоги.

Смысловые маркеры общества



Fullscreen

Однако распространяясь по нейронам общества, украинский Ждун не только несет в себе терапевтический заряд, фиксируя общественные настроения, но, используя готовые образы, закрепляет в умах своих носителей определенные шаблоны мышления. В данном случае фрустрация и тревожные ожидания становятся частью социального кода коммуникации, в сохранение которого каждый из распространителей мема невольно вносит свой вклад.

— Если мы говорим о субъективном измерении, то люди присоединяются к каким-либо тенденциям, потому что срабатывает закон психической индукции или магии большинства. Если человек уставится в небо прикола ради, то кто-то обязательно остановится и будет смотреть в ту же сторону. Если большинство считает какое-то явление прикольным и интересным, то каким бы оно по сути ни являлось, обязательно будут те, кто к нему присоединится. Между Ждуном, котиками или Instagram нет никакой существенной разницы. Это тот же коммуникационный процесс, позволяющий человеку каким-то образом снизить экзистенциональное чувство одиночества и приобщиться к перформансу, который по сути является ничем! — считает психолог Олег Покальчук.

В результате однажды созданный мем сам себя воспроизводит, копирует получаемые значения и в какой-то момент нарисованная реальность, заложенная в смысловых значениях готового образа, перестает отсылать к настоящему, становясь новой квазиреальностью, зацикленной на самой себе.

Политтехнолог Михаил Минаков обращает внимание, что полувербальные и полувизуальные смысловые образования, то есть мемы, являются своего рода новой формой анонимной идеологии, но владеют ею как собственной:

— Мы имеем дело как раз с идеологической конструкцией, анонимной, через которую мы теряем свое время, отказываемся от себя, даруя минуту, час, иногда и всего себя этому идеологическому построению, даже если это маленький мем.

Тем не менее на любой мем общество может создать антимем. Так, Михаил Минаков, коллекционирующий опечатки, объясняет, как работает система общественного иммунитета. Например, появляется слово "мультура" вместо "культура", "держимова" вместо "держиморда" или "соврИменность" — как отражение пропагандистских штампов, свойственных современному миру.

В поисках себя

Меметика — наука, изучающая влияние мемов на общество, еще достаточно молодая. И украинское политическое общество пока тоже очень юное. Играя в мемы, оно обрастает новыми идентичностями, ищет формы и формирует смыслы, отражающие уникальность тех внутренних процессов, которые можно было бы по праву назвать своими, родными.

— Как ребенок, который устал сидеть дома, надевает папину одежду и ходит перед зеркалом, так и украинское общество меряет на себя то консервативные наряды, то европейские, то либеральные. И прихорашивается. На самом деле то, что рождается в обществе, рождается из боли. Эти поиски себя в украинском обществе могут быть более-менее драматичны, но для меня они связаны с пубертатными циклами взросления человека, потому что у юной личности одни приколы, а в 14 — другие. Поиск продолжается. Фаза, динамика и колорит этого поиска сейчас на уровне этого мема Ждуна, — размышляет психолог Олег Покальчук.

Fullscreen

Ждун среди героев картины Сандро Боттичелли "Рождение Венеры"

Русский Ждун и украинский Почекун

Наметившийся процесс формирования украинской идентичности также заметен на примере разницы реакций на Ждуна в украинском и российском обществах.

Налет фрустрации характерен для обеих стран. Однако русский Ждун имеет гораздо больше смысловых дефиниций. В политике он ждет отмены санкций и решений Трампа, который вдруг легитимизирует аннексию Крыма, в работе ждет указаний начальства, даже если они не имеют смысла, в бизнесе годами сидит и ждет, когда Центробанк снизит процентные ставки и создаст условия для нормального ведения бизнеса. Русский Ждун — своего рода нацио­нальный символ. Ждать готов всего.

Украинский Почекун связан либо с политическими ожиданиями вроде безвиза и вступления в НАТО, либо с бытовыми проявлениями, в которых сквозит не столько безнадежность ожидания, сколько леность и нежелание что-либо делать. Это видно и в картинках, где Ждун предстает в образе сидящего кондуктора "Передаем за проезд или я встану" или в образе пресс-секретаря, смиренно ожидающего, когда же опубликуют отправленный клиентам пресс-релиз. И уж точно — в фотошопных коллажах, на которых политики вместе с этим архетипическим героем ждут объединения партий или реформ.

В этом смысле Почекун связан в сознании граждан с тревожными ожиданиями в основном в политической сфере. Динамика же событий, происходящих в реальности, наоборот, показывает: нам не до фрустраций. А значит, застой в разных сферах, свойственный российскому обществу, для украинского не характерен.

Наш Ждун, конечно, обладает терапевтическим эффектом, помогая вытеснить с помощью иронии и смеха внутреннюю тревожность. Но все-таки он является симптомом болезни, вылечить которую можно лишь тогда, когда условный Ждун наконец обретет ноги. В конце концов, ждать можно целую вечность, а можно встать и сделать шаг самому, чтобы достичь поставленной цели.