Виноваты мы все, потому что это мы выбирали президента и депутатов, — Семен Глузман

Семен Глузман — один из самых известных украинских публичных интеллектуалов, в советское время получивший срок за диссидентскую деятельность. Он и сейчас активно участвует в общественной жизни Украины, особое внимание уделяя медицине (Глузман является президентом Ассоциации психиатров Украины). Он критикует команду и. о. главы Минздрава Ульяны Супрун, обвиняя ее в непрофессионализме и непонимании реальных проблем отрасли. Отвечая даже на абсолютно отвлеченные темы, Глузман постоянно возвращался к теме медреформы. Что интересно, человек, переживший цензуру советского времени, сталкивается с ней уже в цифровую эпоху — его аккаунт в Facebook, который ведут его помощники, был забанен вскоре после публикации очередного поста с критикой Супрун. Глузман рассказал Фокусу о своих главных опасениях, связанных с растущим разочарованием в обществе.

О потребности общества в интеллектуалах

Те люди, которые раньше выступали вместе со мной, постарели. Они стали менее публичными, им тяжело, они болеют. На самом деле у нас много достойных людей, но для меня светочем был Любомир Гузар. Нужны моральные авторитеты, нужны люди, которым верит народ, но наши каналы не хотят их приглашать. Когда Александр Роднянский запускал канал "1+1", там показывали интеллектуальные посиделки, приглашали Тараса Возняка, Мирослава Мариновича, Мирослава Поповича и других. Это были спокойные и важные для людей дискуссии, потому что люди видели, что в этой стране кроме политиков есть и абсолютно незапятнанные политикой люди, которые могут дать совет. Именно Гузар предложил идею нашей организации "1 грудня". Я ушел оттуда, когда на закрытом собрании сказал: "Так же нельзя, тут нет ни одного человека с восточной или южной Украины!" На что один из присутствующих пожал плечами и ответил: "Так там же немає людей". На самом же деле "люди есть".

Об угрозе узурпации власти

Может быть, Порошенко действительно боится выборов, хотя до них еще далеко. Я считаю: чем быстрее он будет пытаться повторять Януковича, тем быстрее он закончит приблизительно так же.

В какой-то ситуации, если народ не готов к демократической жизни, авторитарный режим может подтолкнуть перемены. Но это должен быть другой авторитарный режим, не авторитарный режим коммерсанта, который везде ставит свои магазины. Это же раздражает людей.

Об угрозе разочарования

Самый важный негативный аспект нашей жизни — это разочарование у многих людей. Они помогали протестному движению прямо и косвенно, первому и второму Майдану. И опять при власти мы получили тех же, они просто изменили немного грим. И это тяжелая и страшная ситуация.

Я боюсь роста агрессии, потому что это уже будет не мирный Майдан. Толпа будет назначать виноватого — вот ты коррупционер и ты коррупционер — и все. Но еще больше я боюсь вялого разочарования. Потому что если будет вспышка агрессии, то она закончится. Это будет кровавое время, мы не заслужили такого как народ, мы показали, что мы можем все делать мирно. И сейчас были бы нужны внятные честные политики, умеющие разговаривать с народом. А мы такого не видим, мы видим их драки между собой. Людям, конечно, нравится, когда им показывают арест депутата или еще кого-то, подают это как борьбу с коррупцией. Но надо понимать, что это ничем не кончится, посадят кого-то мелкого, а остальных — нет.

О популизме

Мне отвратительны эти заигрывания президента с незрелой массой, которая ищет одного врага, виноватого во всем. Это же необязательно евреи или марсиане, это может быть сосед, кто угодно. Это свидетельствует о том, что у них нет других инструментов.

Но националистической агрессии в стране не будет. У меня свой взгляд на это — с этой стороной популизма покончил Ющенко. Он разрушил все, что касается национальной идеи в ее примитивном исполнении. Он разрушил эту опасность. Но ее все еще можно возродить. Не может быть в стране двух армий — одна обычная армия, вторая — министра МВД. Я уверен, что большинство из этих отрядов тоже не пойдут убивать. Игра президента и министра в оловянных солдатиков закончится ничем, солдаты их защищать не будут. И я действительно боюсь, что начнут искать виноватых. А виноваты многие, виноваты мы все, потому что это мы выбирали президента и депутатов. Мы все виноваты, мы все коррумпированы. Что, мы не давали взятки? Проблема существует, она грозная, она не может быть решена тюрьмой. Тюрьма не решает проблемы, она только их создает.

О лишении гражданства Михеила Саакашвили

Когда я сидел в политическом лагере, я выписывал ведомости Верховного Совета СССР. Меня интересовало законодательство, то, что происходило в стране. И там появлялись указы о лишении гражданства. И когда я узнал об акции по лишению гражданства Саакашвили, я подумал: "Ну неужели, ну так недавно все это уже было! Кто их советники, зачем это было делать, это же плохо заканчивается!"

О возможности объединения

Было бы идеально, если бы у нас появился Моисей, который из рабов делает свободных людей. Я знаю, что здесь есть такие люди. Это не политики, это лидеры. Они не идеальны, да. Но речь о другом — во власть же не подпускают никого.

Я надеюсь, что все-таки что-то произойдет с нами, но надеюсь все меньше. Я объясню почему: молодежь уезжает, остаются пенсионеры. Люди пенсионного возраста бывают абсолютно адекватны, как Нельсон Мандела, когда он стал президентом. Но вот наш побратим Левко Лукьяненко, который столько же отсидел, совсем не тянет на лидера. Нам не хватает своего чешского президента Гавела, которого потом чехи уничтожили сами.

Об особенностях психологии украинцев

Когда-то мой друг, американский посол, спросил меня: "Чем вы так отличаетесь от белорусов? Почему здесь демократия, а там нет?" Я ответил, что в политических лагерях порядка 30–40% сидельцев были украинцы. Но за все годы от Хрущева до Горбачева мы не видели ни одного белорусского диссидента. Я называю это ферментом сопротивления. Но сейчас народ довели до уныния, я начинаю бояться, что он выгорел, этот фермент.

Это не значит, что все обусловлено генетически. Это условия. Где-то народы вырезали под корень, где-то религиозная доктрина мешала демократическому развитию, как это было в России, где царь был первосвященником.

О поляризации общества и нежелании слышать друг друга

Интернет оказался таким же, как и реальная жизнь: я дружу с вами, ваш враг дружит с моим врагом. Был бы национальный лидер, а лучше несколько, и острые темы, важные и для меня, и для моего врага, то было бы временное единение. И все перегородки постепенно бы разрушались.

Есть, конечно, люди, склонные к ненависти из-за воспитания. Есть романтики, которые верят в любое слово, произносимое президентом или министром.

Помню давнюю историю, прочитал еще в дореволюционном сборнике. Журналист спросил у психиатра, почему так много психически больных людей появилось в России после событий 1905 года. На что умудренный психиатр ответил: "На самом деле их количество не увеличилось, их столько же. Просто революционные события подняли пену. Но пройдет время, и она осядет". Вот у нас поднялась социальная пена и не хочет уходить.

Я ходил, как все, на Майдан и помню, как кричали "геть!" тем трем людям, стоявшим на сцене, сгоняли их. И вот оказалось, что не согнали.

О медицинской реформе

Вся так называемая реформа не имеет стратегии. Это опасно. Социальные реформы не могут проводиться как эксперимент над всем населением. Когда Акимова (экс-замглавы администрации и советник президента Януковича в 2010–1204 годах. — Фокус) начинала реформу, было три пилотных региона. Если где-то происходит сбой, то не страдает вся страна.

Я разговаривал с нашими крупными экспертами, они реформу оценивают еще негативнее. Супрун же говорила первое время, что 25 лет никто ничего не делал, а мы все за 9 месяцев сделаем. За 9 месяцев только ребенка можно родить.

Нельзя обещать все и сразу, мы не можем построить скандинавскую модель. Мы можем построить более скромную украинскую модель. И надо говорить правду: мы не можем менять систему пересадки органов, например, и многое другое.

Да, реформа нужна, этого никто не отрицает. Но для реформы нужен отдельный орган, аналитический центр. Медицина — это часть социальной структуры, мы не имеем права принимать решения по медицинским проблемам, не обдумывая социальные.

Все то, что Супрун сейчас говорит, это давно известно. Да, есть масса провинциальных больничек, где не могут оказать профессиональную помощь. Но там же живут пожилые люди в основном, не имея транспорта, не имея нормальных дорог, и лишить их возможности получать хоть ту помощь, которую они получают сейчас, это значит лишить их жизни. Она хотела закрыть такие больницы, потом уже, когда начали на нее наезжать, она от этой идеи отказалась.

• Читайте также: Стресс национального масштаба. Как вылечить психологические травмы украинцев

И это страшно, потому что люди не понимают, что можно делать, а что нет. В стране, где нет денег, мало что возможно. Я до сих пор считаю, что страна, в которой я живу, достойна лучшей жизни. Мы имеем возможность жить лучше, есть много спецов, которые могли бы наладить систему здравоохранения. Им по 40–50 лет, это новое поколение. Я не знаю, кто из них коррупционер, кто не коррупционер, речь о том, что нужна позитивная стратегия действий.